Путь суфия

Суфийские мудрецы, школы, писатели, учения, юмор, мистицизм, формулировки – все это связано с тем, чтобы приспособить некоторые идеи к социальным и психологическим условиям. Будучи человеком «вне времени» и «вне места», суфий реализует свой опыт в контексте той культуры, страны и обстановки, в которой он живет.

Изучение лишь той деятельности суфиев, которая относится по времени к отдаленным культурам, представляет ценность только для тех, кто специализируется в узкой области схоластики. Рассматривая деятельность суфиев просто как явление религиозное, литературное или философское, можно прийти лишь к искаженному толкованию суфийского пути. Таким же малосущественным занятием являются попытки извлечь из суфизма теорию или систему, чтобы затем изучать ее отдельно от всего остального.

Цель этой книги – представить идеи, деятельность и устные предания суфиев не как объекты для микроскопа или как музейные экспонаты, но в их связи с существующим обществом, с тем, что мы называем современным миром.

    Идрис Шах
    Лондон, 1968

Часть первая

Изучение суфизма на Западе

Существующие представления о суфизме

Предположим, что какой-то любитель научных занятий, услышавший о суфизме, не имеет никакого представления о суфийских идеях. У него есть три возможных источника данных. Первым были бы справочники и работы, написанные людьми, сделавшими этот предмет своей специальностью. Вторыми могли бы быть организации, претендующие на то, что они обучают суфизму, или применяют его на практике, или пользуются его терминологией. Третьим источником могли бы быть отдельные люди и, может быть, группы людей, считающиеся, по общему мнению, суфиями, притом вовсе не обязательно жители стран Среднего Востока. Его, возможно, еще не убедили, что суфизм нужно считать «мусульманским мистицизмом» или «культом дервишей».

Что узнает этот человек и каковы его проблемы?

Первое, что он мог бы открыть для себя, это то, что само слово «суфизм» якобы возникло совсем недавно, это немецкий неологизм 1821 года[14 - Th?luck F. A. G. Sufismus, sive, Theosophia Persarum Pantheistica. Berlin, 1821 (на латинском языке).].

Маловероятно, чтобы хоть один суфий, не знакомый с западными языками, мог бы сразу принять это слово. Вместо слова «суфизм» нашему любителю-ученому придется иметь дело с таким термином, как «кадири», происходящим от имени основателя (умершего в 1166 году) устава одного ордена. Или он может встретить упоминания о «людях Истины», «мастерах» или, возможно, «ближних». Еще возможен вариант – арабская фраза Мутасавиф: «тот, кто стремится быть суфием». Есть организации, называемые «Строители», «Заслуживающие порицания», уставом и иногда даже второстепенной символикой они очень напоминают западные культы и общества, подобные франкмасонскому[15 - Масонские ритуалы, слова, термины и т. п. можно часто «расшифровать», пользуясь суфийскими системами. Примеры и ссылки см. в моей книге «Суфии» (Shah I. Sufis. New York, 1964; London, 1966, pp. XIX, 50, 178, 179, 182, 183, 184, 186, 188). По преданию (см. Brown J. P. The Dervishes. London, 1927, p. 229), масоны-суфии имеют полномочие от Великой ложи Тиберия, члены которой бежали туда после разрушения Иерусалима. Они стали широко известны на Ближнем Востоке благодаря Зунуну (Дхун-Нуну) (умер в 860 г.).].

На слух современного европейца эти названия могут казаться странными и не всегда уместными. Один этот факт – настоящая психологическая проблема, хотя и не всегда очевидная.

Поскольку общепринятого названия для суфизма нет, наш исследователь может обратиться к самому слову суфий и обнаружить, что оно неожиданно для него вошло в употребление около тысячи лет назад[16 - Согласно суфийскому учителю и поэту XV века Джами (в его «Нафахат Аль-Унс»), шейх Сухраварди относит возникновение этого слова к IX веку, и оно недостаточно утвердилось в языке, чтобы его можно было найти в сравнительно старых словарях. Имам Кушайри в своем сочинении «Расайл» относит появление этого слова примерно к 882 г. от Р.Х. Первые суфии употребляли много названий, включая «Родственники», «Отшельники», «Добродетельные», «Ближние».], как на Ближнем Востоке, так и в Западной Европе[17 - Например, у Ибн Масарры из Кордовы (Испания) (883–931). О суфийском влиянии в Европе см., например, у Garcin de Tassy, предисловие к Mantic-Uttair («Беседа птиц»). Paris, 1864.]. И еще, оно употребляется для обозначения наиболее успешного результата воздействия определенных идей и форм их применения на практике, отнюдь не ограниченных идеями, которые люди традиционно называют «религиозными». Он найдет массу определений этого слова, но теперь его трудность приобрела противоположный характер: вместо того, чтобы иметь дело с простым определением – ярлыком не очень большой древности, он получает столько описаний слова суфий, что, пожалуй, было бы лучше, если бы их и вовсе не было.

По мнению некоторых авторов, а их большинство, слово суфий восходит к арабскому слову, произносимому как суф, что буквально означает «шерсть»: подразумевается материал, из которого делались простые одежды первых мусульманских мистиков[18 - Суф = шерсть. Поверхностные ученые на Востоке и на Западе нередко принимали эту этимологию, которая именно поэтому часто встречается в справочниках.]. Эту одежду, утверждается далее, делали из шерсти в подражание одежде христианских отшельников, которых было немало в египетской и сирийской пустыне и других местах Ближнего и Среднего Востока.

Но такое объяснение, каким бы правдоподобным оно ни казалось, не решает нашей проблемы в отношении названия, не говоря уже об идеях суфизма. Не менее авторитетные лексикографы, однако, утверждают, что «шерсть – это одеяние животных»[19 - «Шерсть – одеяние животных» «Ас-Суф либас аль-Инам»: арабская цитата из Худжвири «Раскрытие скрытого». См. Sirdar Ikbal Ali Shah, Islamic Sufism. London, 1933, p. 17.]. Они особенно подчеркивают то, что цель суфиев – совершенствование или, вернее, завершение психического состава человека, а не уподобление стаду; и что суфии, всегда глубоко понимавшие значение символики, никогда бы не взяли себе такое название. Кроме того, имеется такое щекотливое обстоятельство, как то, что Сподвижники Скамьи[20 - Эти и другие производные употреблялись самими суфиями, которые объясняли, что «скамья» – не первоначальное слово, а самый близкий, какой спутникам удалось найти, эквивалент слова, которым они сами называли себя.], Ашаб ас-Сафа, традиционно считаются суфиями времен Мухаммеда (который умер в 832 году н. э.). Передают, что в 623 году они образовали эзотерическую группу и что их название является производным от фразы Ашаб ас-Сафа. Хотя некоторые грамматики[21 - Грамматик (греч.), у греков – лингвист, занимающийся изучением и исследованием языков. (Подстраничные прим. перев. – здесь и далее, кроме оговоренных специально.)] указывали на то, что происхождение от слова «шерсть» этимологически более достоверно – и более вероятно, чем, скажем, от слова сафва («благочестие») или даже сафф (сокращенный вариант фразы «высший ранг достойных»). Другие же оспаривали такие мнения на том основании, что для прозвищ правила орфографии не обязательны.

Как мы скоро увидим, название имеет большое значение, являясь введением к идеям. Пока же давайте посмотрим, какие ассоциации связаны с этим названием. Суфии утверждают, что определенный вид умственной и другой деятельности в специальных условиях и при наличии особых усилий может дать то, что называется работой ума на более высоком уровне, завершающейся результатом особых восприятий, органы которых у обычного человека находятся в пассивном состоянии. Следовательно, суфизм, таким образом, есть выход за пределы обычных психофизиологических ограничений[22 - Высшие функции ума: например, ср. с персидским двустишием:«Ба Муршид бешуди ИнсанБе Муршид манди Хайван»(«С Руководителем ты можешь стать настоящим человеком, без руководителя ты останешься животным»);и с Руми:«Из царства в царство шел человек, достигая своего теперешнего состояния рассудительности, осведомленности, здравомыслия, – забывая прежние формы разумности. Так же минует он и теперешнюю форму познания… Есть тысячи других форм Сознания…»«Вследствие настоятельной потребности, человек приобретает органы… потому увеличивай свою потребность». (МЕСНЕВИИ-МААНАВИ: Двустишия со скрытым смыслом).]. Не удивительно поэтому, что некоторые связывали слово суфий с греческим словом, означающим «божественная мудрость» (София), а также с древнееврейским каббалистическим термином Айн Соф («Абсолютно Бесконечное»). Проблем у нашего исследователя на этом этапе не уменьшилось бы, узнай он, что специалисты в области древнееврейского языка – и это подтверждается авторитетом Еврейской энциклопедии – считают, что каббала и хасиды, еврейские мистики, зародились в суфизме или в сходной с ним традиции[23 - Jewish Еncyclopedia, vol. XI, pp. 579, 580, 581 et Рassim. В числе еврейских мудрецов, принадлежащих, по мнению западных ученых, к испанским суфийским школам, были: Джуда Халеви из Толедо с его «Кузари»; Моисей бен Эзра из Гренады; Иосиф бен Задик из Кордовы с его «Микрокосмом»; Самуил бен Тиббон; Симтоб бен Фалакера.]. Не приободрился бы он, и узнав, что, хотя сами суфии утверждают, что их знание существует тысячелетия, они отрицают, что оно производное, подтверждая, что оно равнозначно Герметическому, Пифагорейскому и Платоническому направлениям[24 - Идентичность суфийских идей с древнеегипетской, пифагорейской и платонической школами отмечается, например, Ubicini M. A. Letters on Turkey. London, 1856.].

Наш еще неопытный любитель-исследователь, вероятно, уже совсем запутался, но все же получил некоторое представление о проблемах, возникающих при изучении суфийских идей, хотя бы только потому, что сам может быть свидетелем бесплодных споров схоластов[25 - Схоласт (лат.), здесь – последователь схоластики, средневековой религиозно-идеалистической философии, основанной на церковных догматах.]. Возможный для него выход – согласиться с мнением специалиста, такого, например, как профессор Р. А. Николсон, или попытаться получить ответ у суфия.

Николсон говорит:

«Некоторые европейские ученые отождествляли его со словом «софос» в значении "теософ"[26 - См. Th?luck, op. cit. Эта книга появилась на свет за десять лет до рождения мадам Блаватской и за девять лет до рождения полковника Олькотта, сооснователя Теософского общества.][27 - Теософ (греч.) – последователь теософии, религиозно-мистического учения о возможности путем духовного просветления достигать высшего познания Бога и всего бытия.]. Но Нельдеке… убедительно показал, что это название произошло от суф (шерсть) и первоначально применялось по отношению к тем мусульманским аскетам, которые в подражание христианским пустынникам носили грубые шерстяные одежды как свидетельство покаяния и отречения от мирской суеты»[28 - Nicholson R. A. The Mystics of Islam. London, 1914. PP. 3–4. Профессор Николсон считался в свое время крупным авторитетом по суфизму и опубликовал несколько полезных книг и переводов. «Николсон был крупнейшим авторитетом по исламскому мистицизму, возникшему на мусульманском Востоке, и в своей обширной области был величайшим авторитетом в мире» (The Times, August 27th, 1945).].

Это характерное, если не рискованное, мнение было опубликовано в 1914 году. Четырьмя годами раньше Николсон предложил свой перевод книги РАСКРЫТИЕ СКРЫТОГО (одиннадцатый век); это самая ранняя из имеющихся персидская трактовка суфизма и один из самых авторитетных суфийских текстов. На страницах этой книги ее автор, почитаемый Худжвири, определенно утверждает – и профессор прилежно переводит его слова, но оставляет их без внимания, – что суфий не имеет этимологии[29 - Nicholson R. A. The Kashf al-Mahjub (Раскрытие скрытого). London, 1911, p. 34.].

Николсон не проявляет интереса к этому утверждению, а, если бы поразмыслил о нем, он мог бы прийти к одной важной идее, содержащейся в суфизме. Для него само собой разумеется, что слово должно иметь этимологию. Безотчетно полагая, что «отсутствие этимологии» – абсурд, он больше не возвращается к этой идее и, нисколько не обескураженный, продолжает искать какое-нибудь этимологическое производное. Подобно Нельдеке и многим другим, такой ученый предпочтет слово «шерсть» кажущейся парадоксальной идее «отсутствия этимологии».

В этом, несомненно, причина того, почему в своей последней книге о суфизме ученый – доминиканец, отец Киприан Райс (поклонник и ученик Николсона), через полвека после опубликования английского перевода текста Худжвири (перевод которого он расхваливает) говорит:

«…из-за их обыкновения носить одежды из грубой шерсти (суф) (они) стали известны как суфии»[30 - Cyprian Rice. The Persian Sufis. London, 1964. P. 9. О возросшем интересе римских католиков к суфизму, оказавшему, как уже было показано, значительное воздействие на католических мистиков и ученых, последнее время свидетельствует то, что книга эта получила Nihil Obstat и Imprimatur доминиканской и епархиальной властей Рима. Ее автор считает, что цель суфизма в будущем –«сделать возможным слияние религиозной мысли Востока и Запада – жизненно необходимое вселенское объединение и взаимопонимание, что для обеих сторон в конечном итоге будет воистину возвращением к источникам, к первоначальному единству». (Ibid, p. 10).].

Но знакомство с суфиями, не говоря уже о хотя бы самом небольшом знакомстве с их практикой и устными преданиями, могло бы разрешить любое кажущееся противоречие между существованием слова и тем, что у него при этом нет этимологического источника. Разгадка в том, что суфии считают: звуки, передаваемые буквами: С, У, Ф (в арабском языке знаки, означающие соад, уао, фа), именно в этой последовательности имеют важное значение, воздействуя на умственные процессы мышления человека.

Следовательно, суфии – это «люди СССУУУФФФа».

Покончив с этой головоломкой (которая, между прочим, иллюстрирует трудности, связанные с серьезным подходом к суфийским идеям, для того, кто однобоко мыслит), мы сразу видим, что на ее месте возникает новая и специфичная проблема. Современный мыслящий человек, вероятно, заинтересуется этим объяснением – идеей, что звук оказывает влияние на мозг, – только в им самим поставленных себе пределах. Он может принять эту идею как теоретическую возможность настолько, насколько она предлагается ему в терминах, считающихся допустимыми в данное время[31 - Резюмировано суфийским патриархом Абдул-Азизом Мекки (умер в 652 г.) в виде такого высказывания:«Предложи ослу салат, и он спросит у тебя, из какого чертополоха он приготовлен».].

Если мы скажем: «Звуки воздействуют на человека, создавая ему возможность, при прочих равных условиях, испытать переживания, выходящие за пределы обычных», современный человек, возможно, будет упорно настаивать на том, что «это – чистый оккультизм, примитивная чепуха того же порядка, что Ом-Мани-Падме-Хум, Абракадабра[32 - Абракадабра (ср. лат.) – магическая формула, заклинание, употреблявшееся, чтобы отвратить несчастье.] и т. п.». Но (опираясь даже не на объективность, а просто на современную фазу принятого мышления) мы можем ему на это возразить: «Человеческий мозг, как вы, несомненно, знаете, можно уподобить электронно-счетной машине. Он реагирует на зрительные, звуковые, осязательные и т. п. воздействия, или вибрации, каким-то предопределенным или запрограммированным образом. Некоторые полагают, что звуки, приблизительно представленные знаками С, У, Ф, относятся к тем, на которые запрограммирована или может быть запрограммирована реакция мозга». Такое убогое и упрощенное объяснение современный человек сможет вполне усвоить своим шаблонным мышлением.

Эта позиция нашего оппонента, эта специфическая проблема, имеющаяся в изучении суфийских идей здесь, на Западе, состоит в том, что многие из стремящихся изучать их на самом деле не хотят, из-за психологических барьеров, усвоить некоторые воззрения суфиев в отношении суфизма. Такое положение, как мне показывает большой личный опыт, встречается гораздо чаще, чем можно предположить на основании одного этого примера.

Проблема для обеих сторон нисколько не облегчается привычной склонностью собеседника попытаться покончить с суфийскими идеями, полностью отвергнув их. Обычно ответ бывает примерно таким: «Думать так, как вы предлагаете, – значит разрушить удобные мне способы мышления». Думая так, этот человек очень заблуждается; с точки зрения суфия, он – человек, действительно недооценивающий собственные возможности. Другая реакция – когда человек пытается рационально объяснить или истолковать предлагаемые ему идеи в терминах какой-нибудь системы (антропологической, социологической, софистической, психологической), которая ему больше нравится. В нашем примере это субъективное состояние, возможно, выразилось бы в таком заявлении: «А, да, эту теорию о влиянии звука на мозг намеренно создали для того, чтобы придать больше эзотеричности довольно земному происхождению от слова "шерсть"».

Но такого рода мышление в конечном счете не получит распространения, ибо суфийские идеи, которые находят отнюдь не только у примитивных племен или погребенными в книгах, написанных на мертвых языках, в разной степени являются частью образования и научных занятий более пятидесяти миллионов людей, живущих ныне, – людей, тем или иным образом связанных с суфизмом.

Ограниченность современных подходов к суфизму

Эта проблема во многом обусловлена сильной тенденцией нашего времени относить всех людей, вещи, идеи к категориям по специальностям. Категории – это может быть очень неплохо (кто мог бы без них обойтись?), но, когда при изучении какого-то предмета имеется лишь ограниченный набор ярлыков, может получиться так же, как в случае, рассказанном Генри Фордом: «Можете получить автомобиль любого цвета, при условии, что он черный». Эта проблема, которую сам исследователь, возможно, даже не осознает, – ограниченность его представлений несколькими категориями – сопоставима с проблемой суфия, пытающегося передавать свои идеи далеко не в идеальных условиях.

Вот наглядный пример, взятый из недавнего случая. Я привожу его, потому что он, конечно не в форме искусственной системы, а как бы между прочим, расскажет нам кое-что о суфийских идеях.

В одной из последних книг[33 - Shah I. The Sufis. New York, 1964; London, 1966.] я упомянул, среди многого другого, что суфийские идеи и даже сами тексты были заимствованы многими теориями, организациями и учениями или положены в их основу. Среди них – такие разные, как теории, организации и идеи рыцарства, св. Иоанна Крестителя[34 - Prof. Miguel Asin y Palacios. Un precurso hispanomusulman de San Juan de la Cruz // Andalus, 1933, I, pp. 7 ff. См. Также P. Nwyia, Ibn Abbad de Ronda et Jean de la Croix // Andalus, 1957, XXII, pp. 113 ff.], св. Терезы из Авилы[35 - Asin. El simil de los castilios y moradas del alma en la mistica islamica y en Santa Teresa // Andalus, 1946, II, pp. 263.], Роджера Бэкона[36 - Shah I. The Sufis, p. 239 и Baron Carra de Vaux in Journal Asiatique, XIX, p. 63. Францисканец Роджер Бэкон (умер в 1294 г.), одетый в арабское платье, читал лекции в Оксфорде, цитируя Хикмат-Аль-Ишрак (Мудрость озарения), трактат, приписываемый суфийской школе шейха Шихабаддина Яхья Сухраварди, который был казнен в 1191 г. за отступничество и занятия «древней философией». О связи францисканцев с суфизмом см. Shah I. The Sufis.], Гебера, отца западной алхимии, прозванного суфием[37 - Shah I. The Sufis, pp. XVI, 155, 191, 194, 196, 199, 202–4, 243, 370.], Раймунда Луллия с Майорки[38 - Asin. Abenmasarra; и Shah I. The Sufis, pp. XVII, XIX, 42, 140, 203-5, 243, 244, 246, 247, 261, 370, 388, 389. См. также J. Ribera, Origines de la Filosofia de Raimundo Lulio.], гуру Нанака, основателя сикхизма[39 - Loehlin C. F. Sufism and sikhism // Moslem World, XXIX, 1939, pp. 351 ff; и см. Shah I.,The Sufis, pp. 358 f.], сборника GESTA ROMANORUM[40 - Swan C. Gesta Romanorum. London, 1829, etc. Первая известная западная рукопись этого сборника датируется 1324 г. Его истории послужили источником для сюжетов таких пьес Шекспира, как «Король Лир», «Венецианский купец», «Перикл», «Похищение Лукреции». Чосер, Лидгрейт, Боккаччо – все они пользовались материалом этого источника.], а также индийских ведических учений[41 - Barth A. Religions of India; Dr. Tara Chand, The Cultural History of India. Hyderabad, 1958, p. 153; и Shah I. The Sufis, pp. 356 ff.]. Кроме того, в западную литературу по магии и оккультизму[42 - См. Shah I. The Secret Lore of Magic. London, 1957. Об отношении суфиев к магии см. Shah I. The Sufis, pp. 326 ff; и Shah I. Destination Mecca. London, 1957, pp. 169 ff. О сверхнормальных способностях, которые проявляют суфии, см. Brown J. P. The Darvishes, London, 1867, repub. 1927; Garnett L. M. J. Mysticism and Magis in Turkey. London, 1912; Salik S. A. The Saint of Gilan. Lahore, 1953; Subhan J. A. Sufism, Its Saints and Shrines. Lucknow, 1939.] проникли некоторые выродившиеся психологические методики, так же как и подлинные психологические идеи и приемы, иногда считающиеся недавними открытиями[43 - Психологический метод интерпретации символов Фрейда использовался в «Нише» суфия аль-Газали за девятьсот лет до Фрейда. См. (s.v. Symbolism) перевод Гарднера «Ниши»: Gairdner’s translation of The Niche. London, Royal Asiatic Society, 1924. «Теория архетипов Юнга» была известна суфиям в далекие времена: см. R. Landau R. The Philosophy of Ibn Arabi. New York, 1959, pp. 4 f. Чем обязан Фрейд кабалистике и еврейскому мистицизму, которые, по мнению еврейских авторитетов, вышли из суфизма и идентичны ему, рассматривается в работе профессора Давида Бакана: Bakan David. Sigmund Freud. Mystical Tradition. New York, 1958.].

Эта книга вызвала у обозревателей и прочей публики очень примечательные и разнообразные реакции[44 - Некоторые обозреватели и другие люди, не знающие, что суфийские книги редко снабжены алфавитными указателями (чтобы читатель читал книгу целиком), сожалели об отсутствии указателя к Shah I. The Sufis. Издательство The Coombe Springs Press выпустило Index to THE SUFIS в 1965 г. отдельным изданием.]. Некоторые были в восхищении, правда не всегда достаточно обоснованном, но я говорю о других. Что я фактически сделал – это собрал результаты многолетних научных исследований, проведенных другими людьми, часто похороненных в монографиях или книгах, к которым редко кто обращается; все авторы – весьма уважаемые востоковеды и специалисты в тех или иных областях. Я также включил сюда «живой» материал из суфийских источников. Но, хотя цитируемый материал был лишь частью отобранного из всего доступного материала, он оказался, как говорится, «не по зубам» некоторым читателям. Однако же многим из них следовало бы гораздо лучше меня знать то, что было уже проделано именно в их областях. Один известный специалист нелестно отозвался обо мне, не говоря уже о тех, которые раскритиковали то, что они, по их представлению, нашли в моей книге!

Вскоре после этого, в беседе с одним «специалистом», я упомянул, что в своем исследовании я не только опирался на такие авторитеты, как профессор Асин, Ландау, Рибера, Тара, Чанд, Гильом и других так же безупречно честных ученых, но и в своем собственном тексте часто упоминал их имена и работы; и что в других случаях цитировал книги таких старых авторов, как Луллий, Бэкон, Гебер и другие, все они упоминали имена суфиев, суфийские книги и сам суфизм. Вместо того, чтобы согласиться со мной, что специалистам следовало бы лучше знать свое дело, он повторил имя моего главного критика. «Твоя взяла, дружище, – сказал он, откинувшись на спинку кресла и весело посмеиваясь. – Теперь выбирай, чего ты хочешь: только дискредитировать его или занять его место?». Моей «ошибкой» в том, что касалось подачи предмета изложения, было просто то, что вместо того, чтобы учитывать авторитеты и шаг за шагом воздвигать неопровержимые «доказательства», я самонадеянно предположил, что книгу внимательно прочитают и что факты будут говорить сами за себя.

Мой друг автоматически заключил, что у меня был замысел сместить с должности кого-то власть имущего. Мой оригинальный критик ополчился на меня, исходя из предположения, в такой же мере ошибочного: что мне, значит, не хватило качественного материала, поскольку я недостаточно успешно втолковал его читателям.

Что, пожалуй, вызывает еще большее удивление, когда мы рассматриваем проблемы, возникающие при изучении суфийских идей, так это то, как их трактуют люди, которые, даже если и не являются специалистами в самой этой области, могли бы по крайней мере ознакомиться с имеющимися научными источниками. Так, возьмем пример достаточно обычной для Запада тенденции: некий профессор пишет книгу о восточных философах[45 - E. W. F. Tomlin F. R. A. S. Great philosophers of the East. London, 1959, p. 295.], в которой из почти ста тысяч слов только около трехсот (одна страница из более чем трехсот) имеют отношение к суфиям. И это несмотря на то, что тот же автор опубликовал работу о философах Запада[46 - Great philosophers of the West.]; а между тем как западные, так и восточные мыслители испытали влияние суфийских источников. Об этом влиянии никогда не упоминается. Грозный английский философ Бертран Рассел тоже, оказывается, написал огромную книгу «МУДРОСТЬ ЗАПАДА»[47 - Опубликовано в Лондоне в 1959 и 1960 гг.], в которой упоминаются имена западных мыслителей, связь которых с суфийской мудростью совершенно очевидна, но в ней не найти упоминания о суфиях или суфизме.

Можно сказать, что обе эти книги представляют собой популяризации, рассчитанные на обычного читателя, но ведь на них стоят имена ученых, а информация в них дается не вся. Обычные читатели или невостоковеды, которые обращаются к этим книгам, вряд ли увидят, что выпущено.

Проверка литературных материалов путем непосредственного контакта с суфизмом

Среди проблем, возникающих перед каждым, кто хочет изучать суфийские идеи, очень показательно постоянное повторение недоказанных теорий, выдаваемых «специалистами» и другими малообъективными людьми за факты.

Поскольку суфийская наука постигается в основном прямыми методами (и известно, что она всецело передается жестом, символом и демонстрацией на живом примере), мы, когда утрачиваем в своем изучении этот элемент, полагаясь на книги, волей-неволей оказываемся во власти создателей всевозможных субъективных теорий.

Одни говорят, что суфизм развился из исторического ислама, и обоснованно ссылаются на некоторых апологетов суфизма, которые имели все основания писать в духе ислама. Другие заявляют, что как раз наоборот: суфизм – это реакция против позиций ислама. Третьи полагают, что суфийские идеи вышли из христианства[48 - Мнения некоторых специалистов о «происхождении» суфизма:«Преобладает влияние христианского мистицизма» (Tomlin, Great philosophers of the East, p. 295);«Реакция против бремени сухого монотеизма, жесткого закона и окостеневшего ритуала» (Rev. Dr. Sell, Sufism. Madras, 1910, p. 11);«…Ведущий свое происхождение от религиозных учений Индии и Греции» (J. P. Brown, op. cit., p. V);«Очевидно представляет собой какую-то разновидность гностицизма» (J.W. Redhouse, The Mesnevi. London, 1881, p. XIV);«…Эмоциональный характер суфизма, так отличающийся от холодных и бескровных теорий индийской философии, очевиден» (E. G. Browne, A literary history of Persia. London, 1909, p. 442);«Небольшая персидская секта» (F. Hadland Davis, The Persian Mystics: Jalaludin Rumi. London, 1907, p. 1);«Искусное извращение учения Мухаммеда» (Miss G.L. Bell, Poems from the Divan of Hafiz. London, 1928, p. 51);«Отчасти обязан своим происхождением Платону, ”афинскому Моисею”’, но главным образом христианству» (E.H. Whinfield, Masnavi I Ma’navi: the spiritual couplets. London, 1887, p. XV);«Востоковеды… действительно приписывали происхождение суфизма персидским, индийским, неоплатоническим или христианским источникам. Но все эти различные мнения кончили тем, что опровергли друг друга» (T. Burckhardt, An introduction to Sufi doctrine. Lahore, 1959, p. 5).], каким они его себе представляют, или что их частично или полностью можно отнести к влиянию персидского дуализма; что суфизм возник в Китае или в Индии или, напротив, что он не индийского происхождения. Находятся поборники неоплатонической теории, шаманизма – и этот список можно продолжить. Ситуация начинает напоминать спор о том, где открыли железо, в Швеции или Японии.

Мы можем назвать суфийские идеи «психологией» не потому, что этот термин адекватно передает содержание суфизма, а потому, что в наши дни «мудрость» – слово непопулярное. Следует заметить, однако, что составители словарей нас не понимают, но это вовсе не исключает возможности понять суфийские идеи.

Что касается проблемы категорий, доступных для изучения, мы видим, что суфизм охватывает многие из них. Мы можем обнаружить материалы, целиком взятые из суфизма, характерные для него идеи, методы, притчи, легенды и даже суфийскую поэзию в таком явлении, как трубадуры[49 - Nicholson R. A. Selections from the Diwan-I-Shams-I-Tabriz. Cambridge, 1898, rev. 1952, pp. XXXVI ff. Профессор Эдвард Пальмер засвидетельствовал для западных исследователей тот факт, чтомутриб, арабский эквивалент трубадура, также означает «суфийский учитель» (Oriental Mysticism, p. 80). Профессор Хитти высказывается по этому поводу еще более определенно:«К концу XI в. в южной Франции появляются первые вполне зрелые провансальские поэты, находящие для выражения льющейся через край любви множество красочных образов. Трубадуры (тараб – музыка, песня), процветавшие в XII в., подражали своим южным современникам, певцам-заджал. Вслед за арабским прецедентом в Юго-Западной Европе вдруг возникает культ прекрасной дамы. «Песнь о Роланде», прекраснейший памятник ранней европейской литературы, появление которого к 1080 г. знаменует начало новой цивилизации – цивилизации Западной Европы, подобно тому как поэмы Гомера знаменуют начало исторической Греции, обязан своим существованием военному столкновению с мусульманской Испанией» (Hitti P. K. History of the Arabs, 1951 edition, p. 562).], в швейцарской легенде о Вильгельме Телле[50 - См. предисловие Роберта Грейвса к Shah I. The Sufis, p. XXVII. Наиболее доступным английским переложением «Беседы птиц» Аттара является текст 1954 г., переведенный Ч. С. Ноттом с французского издания, переизданный в Лондоне в 1961 г. В викторианскую эпоху преподобный Бэринг-Гулд показал, что легенда о Телле не имеет под собой исторической основы. В словаре дат (Haydn’s dictionary of dates) говорится (s.v. Tell):«Профессор Копф из Люцерны в 1872 г. показал мифическую основу популярных историй о Телле».], в ближневосточном культе «Павлиньего Ангела»[51 - Культ Павлиньего Ангела основан суфийским учителем шейхом Ади бен Мусафиром (умер в 1162 г.). Сведения об этом обществе можно найти в главе 15 книги Аркона Дароля «Тайные общества» (Arkon Daraul, Secret Sosieties. London, 1961); опубликована в Нью-Йорке в 1961 г. как «История тайных обществ». Символику этого культа можно раскрыть, применив шифровальную «систему Абджад», используемую суфиями; описана в «Суфиях» И. Шаха; ею широко пользовались поэты и суфии. См. также примечание 93.], у Гурджиева и Успенского[52 - Г. И. Гурджиев оставил множество намеков на суфийское происхождение почти всех пунктов его «системы»; но точнее его система явно относится к дервишскому учению Хагджаган (Накшбанди). Помимо самой практики «работы», такие книги Гурджиева, как «Рассказы Вельзевула своему внуку» (Beelzebub’s Tales to His Grandson), известная также как «Все и вся» (All and Everything. New York, 1950) и «Встречи с замечательными людьми» (Meetings with Remarkable Men. 2nd impression, 1963), изобилуют косвенными указаниями, часто полузавуалированными, на суфийскую систему. В своем парижском «проспекте» публичного представления в 1923г. он также упоминает имена накшбандийских, кубравийских и других суфиев (The Echo of the Еlysеes. Paris: Dec. 13th–25th, 1923), ссылаясь как на источники, среди прочего, на практику дервишских орденов Накшбанди, Кадири, Каландари, Мевлеви. Книги Мориса Николла «Психологические комментарии к учению Г. И. Гурджиева и П. Д. Успенского» (Maurice Nicoll, Psychological Commentaries on the Teaching of Gurdjieff and Ouspensky. London, 1952) и «Новый человек» (The New Man. London, 1950) изобилуют примерами использования суфийских методов для толкования религиозных и других документов. Эти произведения отступают от суфийской практики тем, что произвольно отбирают темы для трактовки и имеют в виду скорее «случайный», чем отобранный контингент учеников.Что касается П. Д. Успенского, то этот русский философ, главным образом благодаря своему контакту с Гурджиевым, называет суфиев источником древней психологии, например, в «Психологии возможной эволюции человека» (The Psychology of Man’s Possible Evolution. London, 1951, p. 7). Успенский, однако, не имел непосредственного контакта с дервишами и не сумел, хотя это было необходимо, перенести суфийские идеи из восточных и других литературных источников в терминологию, используемую в его «системе». Если бы он мог сделать это, он понял бы, что в его «системе» игнорируется соблюдение суфийского требования «времени, места и определенных людей». Он пытается систематизировать материал, данный Гурджиевым, в своей книге «В поисках чудесного» (In Search of the Miraculous. London, 1950), где приводятся беседы с Гурджиевым. Как накшбандийские суфии, так и последователи Гурджиева и Успенского называют свои занятия «Четвертым Путем». См. Ouspensky, The Fourth Way. London, 1957.], у Мориса Николла, у шведа Дага Хаммер-шельда[53 - Hammerskjold and Sufis: он буквально цитирует Джалаладдина Руми (Hammerskjold, Markings. London, 1964, p. 95 et passim); см. также Reader’s digest, где цитируется Dagens Ryheter. Stockholm, 1962, образец его суфийского стихотворения, переведенного сэром Уильямом Джонсом (1746–1794):Голый новорожденный ребенок,разместившийся на родительских коленях,Ты плачешь, когда все вокруг улыбаются.Живи так, чтобы, погружаясь в свой последний долгий сон,Ты мог бы умиротворенно улыбаться,Когда вокруг тебя будут плакать.], у Шекспира[54 - В пьесах Шекспира имеется не только множество историй из арабских, персидских и других восточных источников, но и то, что может показаться буквальными цитатами из суфийской литературы. Профессор Николсон в своем переводе книги «Диван Шемса Тебризи» отметил один или два таких примера из этой книги (см. выше примечание 32), с. 290 и 291, а также в других местах. См. также Garsin de Tassy, Philosophical and Religious Poetry of the Persians. Paris, 1864.], в психологии Кеннета Уолкера[55 - Профессор Кеннет Уолкер в книге (Kenneth Walker, Diagnosis of Man. London, 1962) приводит пример использования суфийской школой Санаи-Руми притчи «Слон в темноте», чтобы показать, как современный человек может безуспешно биться над частями проблемы, вместо того, чтобы проникнуть в ее суть. Уолкер – последователь Гурджиева; см. его A studu of Gurdjieff’s teaching. London, 1957.], в сказках датчанина Ганса Христиана Андерсена[56 - Как, например, «Сказка о гадком утенке», см. Shah I. The Sufis.], в произведениях сэра Ричарда Бертона (который сам был членом ордена Кадири)[57 - Hinchman F. Burton, I, p. 286.], в недавно выпущенной Оксфордским университетом серии учебников английского языка[58 - Автор L.A. Hill.], в современных детских книжках[59 - Например, Saxe J. G. The Blind Men and the Elephant. London, 1964; и Dowing C. (trans), Tales of the Hodja. London, 1964.], в религии «ведьм»[60 - Shah I. The Sufis, pp. 208 ff, 243. О восточном происхождении культа «ведьм» см. Bracelin J. L. Gerald Gardner – Witch. London, 1960, p. 75 и Daraul A. Witches and Sorcerers. New York, 1966, pp. 20, 23–4, 73, 204 f., et passim.], в символике розенкрейцеров[61 - См. Shah I. The Sufis, pp. 187, 191, 223, 389 f.; и A. Daraul, Secret Societies. London, 1961. Розенкрейцеры утверждают, что их основатель принес свое знание из Аравии, Феса и Египта. Daraul (ibid., p. 195) установил, что этот культ восходит к суфийскому ордену Кадири.] и иллюминистов[62 - Daraul, Secret Societies, Chap. 22; Jurji E. J. The Illuministic Sufis, Jaos 57, pp. 90 ff., 1937; и Brown, Darvishes.], у многих западных средневековых схоластов[63 - О влиянии аль-Газали и других на Западную Европу см. Shah I. The Sufis, в разных местах. Большинство книг по средневековой схоластике и истории схоластического мышления содержат ссылки на этот источник. Ср. Hitti, History of the Arabs; и Leff G. Mediaeval thought. London, 1958.], в индийском культе Бхакти – хотя на Западе он очень популяризируется как традиционная индийская система[64 - Ltff, ibid.; и Kapor O. B. Research Thesis on the Mystic Philosophy of Kabir // Akkahabad University Studies. 1933, 10, p. 166.], – в тайных книгах исмаилитов[65 - Ivanow W. The truth worshippers of Kurdistan (Иванов В. Курдистанские почитатели истины), Leiden, 1953, pp. 57–68 et passim.], в организации, названии и методах некоторых так называемых ассасинов[66 - Люди, ставшие известными как ассаcины, представляли собой суфийскую организацию, называвшуюся первоначально Ассаси («Люди Основания Основ»), ответвление которой было возглавлено в X в. Хасаном, сыном Сабаха, известным как Великий Ассасин, или Старец Гор. Это имя – неправильный перевод присвоенного им титула Шейх аль-Джабал (Учитель Гор), где слово «шейх» на Западе переведено в его втором значении «старец»: «Senex del Monte», как называли его крестоносцы. Считается, что Ага-Ханы происходят от этого Хасана. Другой, соперничающий руководитель культа находится в Бомбее. Первоначальный «орден», однако, продолжает существовать независимо от второго. См. Sirdar Ikbal Ali Shah, The General Principles of Sufism // Hibbert Journal, 1921–2, vol. 20, pp. 523–535. Буквальным переводом арабских имен на Западе создали большую путаницу. Поэтому, например, в то время как можно видеть, что «Альгазель» – это аль-Газали, не каждый признает в «Докторе Максимусе» («Величайший Учитель») Аль-Шейха аль-Акбара (Ибн аль-Араби); или в «Василии Валентине» («Торжествующий Царь») – Аль-Малика аль-Фатиха, алхимика; или в противоколдовском трактате Errores Gaziorum – «Гулат алджазаир» («секты Алжира»).], в историях и методиках, которые, предположительно, пришли из японского дзена[67 - Shah I. The Sufis, pp. 309, 362–364.], или, по общему мнению, связаны с йогой[68 - Ibid., p. 309. Современные материалы по йоге и дзену имеют тенденцию игнорировать особые требования в выборе ученика и типа учителя.], в материале, относящемся к рыцарям тамплиерам[69 - Ibid., pp. XIV, XIX, 225–227, 339.], в психотерапевтической литературе[70 - Ibid., pp. XXII, 50, 104, 106, 115, 163, 166, 223, 393.], у Чосера и Данте Алигьери[71 - Professor M. Asin Palacios, Islam and the Divine Comedy (Ibn el-Arabi, 1165–1240), tr. H. Sunderland. London, 1926. (La escatologia musulmana en la Divina comedia. Madrid, 1961.] – а я лишь перечисляю почти наугад письменные источники.

Неправильное понимание суфийских идей и формулировок

Что такое суфийская идея, как она выражается, где нам ее искать?

Суфийское происхождение многих идей можно легко установить по их контексту или по тому, к чему они фактически относятся в самом тексте. Но, кроме того, особенность проблемы в том, что не известен никакой другой комплекс идей или система, которые бы так же глубоко и всесторонне пронизывали так много областей общественной жизни и мысли как на Востоке, так и на Западе. Ни один человек не настолько подготовлен к тому, чтобы сделать подобное допущение, кроме суфия, который не испытывает недостатка в материале. В результате нам задают такого рода вопросы: суфизм – это ряд шаманских культов, философия, религия, тайное общество, система обучения оккультизму, главный источник целых направлений в литературе и поэзии или военная организация, рыцарский или, может быть, коммерческий культ?

Перед каждым исследователем, уже встречавшимся с суфизмом в его разбавленной, обобщенной или частичной разновидности, как на Востоке, так и на Западе, стоят такие серьезные проблемы, как поиск истинных и относящихся к делу суфийских идей и упражнений. Много сотен людей в Европе и Америке упражняются в «дервишском танце, кружении, или верчении», несмотря на то, что в легкодоступной дервишской литературе[72 - См., например, Shamsudin Ahmad el-Aflaki, Munaqib El-Arifin (перведено Редхаусом как «Деяния адептов»). London, 1881; перепечатано в факсимильном издании Кингстона под названием «Легенды суфиев» (Legends of the Sufis. London: ed. Kingston, 1965). См. также El-Gazali Alchemy of happiness.] специально указывается, что это упражнение было «предписано» Руми из-за специфики местных условий конкретно жителям Малой Азии в районе Коньи[73 - Руми (1207–1273) родился в Балхе, Афганистан, и умер в Конье, Турция, где «дервишские танцы» публично разрешены в наше время только как зрелище для туристов.]. Подобным же образом, когда людям, находящимся под влиянием западной работы, или системы, которая пытается следовать учению Гурджиева или Успенского (а таких много тысяч), говорят, что их упражнения и методы хорошо известны и применяются в некоторых суфийских школах, но ведь ими нужно пользоваться по-другому, более разумным способом, соответствующим данной общине, то они чаще всего не могут усвоить это. Потери в таких случаях, из-за неправильного понимания или применения, начинают превышать достижения, получаемые с помощью суфизма.