На действительной службе (сборник)

– Очень просто. Кончили это мы венчанье, подходит Антон к отцу Кириллу…

Дьячок Дементий начал рассказывать, как было дело, останавливаясь на мельчайших подробностях. Когда он дошел до объяснения Антона и повторил его ответ: «Батюшка, говорит, сказали, сколько, говорит, в силах, столько, говорит, и дашь», то отец Родион внезапно оставил клетку, которая начала раскачиваться из стороны в сторону.

– Вот оно что! Ну, это, могу сказать, нехорошо! – сказал он.

– Весьма даже нехорошо! – жалобно подтвердил дьякон.

– Ведь это только один раз надо сделать, а там уж пойдет. Это им очень понравится!..

Под выражением «им» отец Родион разумел прихожан. Он пригласил причт садиться, и началось основательное обсуждение положения дела.

– Признаться, я сразу заметил в нем что-то такое… этакое… подозрительное, – говорил отец Родион. – Но, одначе, ежели так дальше пойдет, то можно и пожаловаться.

Совещание длилось более часу. В конце концов было решено не спешить и выждать, что дальше будет. Может, это от неопытности: просто человек не знает порядков.

Первая седмица Кирилла была богата требами. У кузнеца Пахома, подковывавшего всю деревню, умерла старуха-мать. Кузнец не особенно печалился, потому что старуха долго болела, никакой пользы ему не приносила, представляя только лишний рот вдобавок к семи ртам, которые составляли его собственное семейство. Он пришел прямо к дьячку Дементию.

– Что, должно быть, Мавра Богу душу отдала? – спросил Дементий.

В местечке было известно, что Мавра плоха. Притом же в такое горячее время кузнец не стал бы шляться к дьячку без важной причины.

– Вот как вы угадали, Дементий Ермилыч. Именно отдала! Царство ей Небесное!

– Ну, так что же?

– Схоронить бы!

– А ты возьми да и закопай ее. А мы в воскресенье пойдем на кладбище да и отпоем. Может, к тому времени еще кого-нибудь Господь примет. Так разом уже.

– Хотелось бы как следует, Дементий Ермилыч!

– Да ведь мне хотелось бы быть архиереем, мало чего! Не велика была птица твоя Мавра! Небось, за четыре гривны хочешь всем собором схоронить!

– Что ж, Дементий Ермилыч, чем смогу, отплачу. Может, когда-нибудь коняку подковать придется.

– Это ты мне и так подкуешь!.. Нет, Пахом, брось ты это!.. У меня у самого пшеница не домолочена!

– Коли так, придется к самому батюшке пойти! – И Пахом направился к Кириллу.

«Вишь, пронюхали, каков этот батюшка. К отцу Родиону, небось, не пошел бы», – подумал Дементий и решил выждать, что скажет Кирилл.

Пахом пришел к Кириллу и заявил о том, что у него вчера умерла мать. Он собирался изложить свою просьбу о похоронах.

– Все ли у вас готово? – спросил Кирилл.

– Все, как полагается.

– Ну, так кликни там дьяка либо дьякона!

Пахом замялся.

– Дьяк говорит: «Сами, говорит, заройте, а мы в воскресенье отпоем!.. Мне, говорит, молотить надо, я за четыре гривны не могу дела бросить».

Кирилл промолчал, одел рясу и шляпу и вышел. С крыльца был виден ток Дементия. Дьяк был в ситцевой рубахе без кафтана. Соломенная шляпа съехала у него на затылок. Он усердно стучал цепом; пот катился с него градом. Увидев батюшку, вышедшего на крыльцо, он удвоил усердие. Кирилл постоял с минуту и подумал: «А ведь у него большое семейство!» Он прошел ограду, вышел в калитку и приблизился к току Дементия. Дьяк остановился и почтительно снял шляпу.

– Помогай Бог! – сказал Кирилл.

– Прикажете на похороны собираться? – спросил Дементий.

– Нет, ничего, я сам отпою. Дьякон тоже, я думаю, занят?

– Баштан сбирает.

– Ну, ладно, я сам справлюсь! – сказал Кирилл. В это время сторож принес ему узелок с облачением. Кирилл взял узелок и пошел вслед за Пахомом. Дементий смотрел ему в спину и думал: «Что ты есть за чудак? Бог ли в твоем сердце живет, или ты лицемер? Не разберешь тебя».

Кирилл отпел Мавру и проводил ее на кладбище. Когда кузнец, по окончании обряда, протянул ему руку с кучей медяков, он сказал, что не надо. Только что перед этим он видел мизерную обстановку, среди которой ютился Пахом со своим многочисленным семейством. «Как я возьму у нищего?» – подумал Кирилл и сказал:

– Зимой у меня будет повозка. Когда в ней шина сломается, я позову тебя, ты мне спаяешь ее!..

– Что угодно сделаю вам, батюшка, за вашу доброту! – с большим чувством сказал Пахом.

В самом деле, он был очень тронут вниманием нового священника. В местечке Луговом так уже водилось, что особое отпевание полагалось только богатым покойникам. «Меньше как за два карбованца с места не сдвинусь», – прямо говорил предместник Кирилла. Для бедняков считалось достаточным, что их относили на кладбище домашними средствами, а потом разом отпевали, когда набиралось их с полдюжины. В особенности это практиковалось летом, когда все – и священники, и причт – были заняты каждый своим хозяйством. Прихожане свыклись с этим обычаем, который велся испокон веку, и не протестовали. Бывали иногда отдельные попытки склонить причт на уступку, когда в небогатой семье умирало почтенное лицо, как это случилось у кузнеца Пахома. Иногда в добрую минуту удавалось сойтись на карбованце с обещанием в будущем, по окончании молотьбы, принести мерку жита. Вообще вопрос о требах в местечке был поставлен прямо и открыто.

Это было в пятницу. К хате Дементия подъехал благоустроенный «дилижан», запряженный парой шустрых лошадок. В передку сидел парень в белой холщовой рубашке и в соломенном бриле с широкими полями. В задней части, на люльке с рессорами, помещался увесистый мужик с сильно обросшим темным лицом, с маленькими глазками и густыми седыми бровями. Мужик был в синем чекмене, подпоясанном красным шарфом; на голове у него была фуражка синего сукна, и вообще он имел вид городского мещанина. Он сошел с «дилижана» и оказался человеком небольшого роста, ступавшим тяжело и уверенно. Дементий, сгребавший на току в кучу зерно, увидев его, тотчас положил лопату и пошел к нему через дощатые ворота.

– Марко Андреевич! Зачем вас Бог принес? Ну, что, как у вас там на хуторах? Да идите же в хату!..

Дементий говорил и смотрел чрезвычайно приветливо. Очевидно, Марко Андреевич Шибенко, богатый хуторской прихожанин, был желанным гостем. Хуторянин слегка шевельнул густыми длинными усами, что означало улыбку, и протянул Дементию смуглую и корявую руку.

– Вашими молитвами, Дементий Ермилыч, живем! – пробурчал он отрывисто и слегка заикаясь. – А в хату это можно!.. Слухай ты, Митько!.. Снеси один мешок в сени!

– Вот это добре! Не забываете нас!..

Митько стал лениво слезать со своего возвышенного сиденья, а хозяин и гость пошли в хату. В сенях их встретила супруга Дементия, Антонина Егоровна, женщина еще довольно молодая, а по комплекции и здоровью вполне подходящая к своему супругу. Она копошилась около кабицы, разводя огонь под котелком, в котором еще двигались живые раки. Ее окружали ребятишки со смуглыми головами и грязными носами, в длинных сорочках без пояса и без штанов, с большими животами и босоногие.

Антонина Егоровна извинилась, что не может подать руку Марку Андреевичу, потому что вся измазана сажей.

– Вы не обижайтесь, – прибавил Дементий, – она у меня всегда рохлей ходит.

Когда они вошли в хату, Антонина Егоровна сейчас же переселилась в чулан, вымыла руки, переодела кофту, достала графинчик с водкой, вяленого рыбца и вскорости появилась в комнате со всем этим добром.

– А чья будет нынче у вас седмица? – спросил прежде всего Марко Андреевич.

– Нового, отца Кирилла! – сказал Дементий и при этом как-то безнадежно махнул рукой.

– Ага, вот мы его и попробуем! Я новую засеку построил. Ну, завтра зерно ссыпать будем, а без свяченья, сами понимаете, невозможно такое дело делать. Хочу сегодня чтобы окропили.

– Что ж, мы с удовольствием, Марко Андреевич. Уж вы, конечно, нас не обидите.