Борис

Борис
Игорь Амосов

Где та грань между открытиями в современной науке и скорым концом света ? Никто не знает. А вот трое учёных так близко подошли к разгадке, что за девять дней от начала сдвига в эксперименте, от зарождения клетки и последующей её эволюции растеряли не только себя.. Итогом стала жатва не только человеческих тел, но и душ.

День первый

На опушке, во дворе деревянного особняка, затерявшегося в гибких ветвях берез, колыхаемых августовским южным ветром, на плетеных ротанговых креслах попивает обеденный чай троица. Разговор неспешен, даже несмотря на злободневность темы, и лишь по нетерпеливым жестам и взглядам, бросаемым в сторону извилистой тропки, заметно, – они кого-то ждут. Троица эта, представляет собой собрание мировых светил на отдыхе.

Марк – хозяин дачи, коему она досталась в наследство от покойного отца, в пижаме, не снятой по рассеянности еще с ночи и потирающий то и дело седой череп закусанный комарами. Он полнотелый, гладкий и покатый, с глазами, напрочь лишенными интеллекта. Блаженный полоумный, но это лишь на первый взгляд. На деле, умнейший человек в своей области конечно, а область эта, на минуту, квантовая физика и механика. Марк залез в науку с головой, и не отвлекаясь больше ни на какие другие дела, так там и остался, за что втихаря его звали задолбаем и аутистом, на что он опять же не обращал никакого внимания. Вот такой он, чокнутый профессор, живущий с мамой и не умеющий сам себя обслужить. Наука, и все, за ней ничего. Но есть только одно желание кроме работы. Внушил он себе, что желает прославиться, по невнятному завету отца, мечтающего о том же, или еще по какой причине, но что есть, то есть.

Второй, – сорокапятилетний Андрей Хворостинский, не в пример погодку Марку, аккуратно выправленный, с постриженной черной бородкой, в «воротничке» и полосатом шерстяном жилете несмотря на жару, только потому, что так красивей и совсем по-английски. С оттопыренным от чашки мизинцем и ироничной улыбкой, впрочем, самонадеянной до безобразия, да и весь он самонадеянный, отглаженный и начищенный как и его идеально белые зубы, выступающие вперед немного, но придающие озорства и моложавости. Он единственный из компании женат, на своей ассистентке, такой же отутюженной и лакированной Белле, двадцатью годами моложе. Строгой и высокомерной, и кажущейся старше, поскольку никому еще не прибавлял юности престарелый муж, а наоборот, да и холод ее серых глаз, пучок из льняных волос и сжатые в полоску губы, будто кричат, что женщина она неприступная, правильная и успешная, недаром жена зав. кафедрой института естественных наук.

Третий присутствующий, – никогда не довольный собой, своей внешностью и состоянием, но упорно не желающий трудиться во имя исправления недостатков, зато гораздо моложе остальных. Несуразный, с тонкими пегими волосами по плечи, пегим сосредоточенным лицом и нервными движениями. Беспристанно поправляющий очки, субтильный, мелкий, лопочащий и заискивающе смеющийся невпопад – Килька. Так прозвал его Хворостинский, после заявления, что на зарплату научного сотрудника, из мясного меню можно полакомиться лишь килькой, да и то не чаще раза в неделю. Этим высказыванием, парень заслужил себе прибавку к жалованию в виде особой стипендии – для особо одаренных и особо перспективных умов, а в придачу к стипендии – прозвище, и так крепко оно зацепилось, что через пару дней, мир напрочь забыл его настоящее имя. Да и нам, до поры, его знать не обязательно.

–Где же Белла? Сколько можно ждать? – нетерпеливо восклицает Килька, закатывая вверх близорукие глаза. За его взглядом тут же устремляются остальные. Хрупкие березовые листочки цвета лайма, а через них, голубое небо и лучи солнца в зените. Беллы там нет. Андрей улыбается лучезарно, на вид спокоен, но в зрачках – огонь.

Марк, вдруг бледнеет, оглядывается, будто потеряв что-то, смотрит вопросительно на старый дом и бормочет:

–Не понимаю, как вообще, такое возможно? Квантовая частица, отрицательная частица, прошедшая через имитатор, после соприкосновения со случайно пролитым кофе – ожила! Надо же, какая случайность…

–Если бы в этом закрытом от цивилизации месте был интернет, Белла незамедлительно выслала фото и видео, а так, ждем… – бубнит Андрей – Вот и отпуск насмарку! Единение с природой… старая отцовская дача… здесь и дорог-то нет, только по железке, по старинке, на поезде! Хорошо хоть стационарная связь сохранилась…

–А как бы мы отдохнули? Нас достали бы и на Марсе!

–А здесь не Марс? Так же далеко и пустынно… – вмешивается в разговор Килька – к тому же, нас достали и здесь!

–На этот раз не без повода!

–Не без повода! – повторяют коллеги друг за другом – Не без повода!

Вперивают нетерпеливые взгляды в тропинку, на разухабистую ель, что лапами закрывает обзор.

–Здесь рыбалка хорошая… – последний довод Марка.

–Где мы ни разу не были!

–Кто мешал?

–Вы же и мешали коллега, спите до обеда, ленитесь собрать снасти и думаете на отдыхе только о работе!

–Тебе ли говорить Килька, тебе ли… у тебя все разговоры о схождении сфер…

–Вот, вот, а ты, «рыбалка»! А не я ли вам говорил, что из-за схождения возможно перестроение частицы, запуск… говорил? Говорил, что жди теперь чуда, ведь и само схождение не иначе как чудо!

–Чудо… может где-то ошибка? Перепроверить надо семь раз! Семь раз отмерь, один отрежь!

Вмешивается Хворостинский:

–Наш случай, противоречит этой поговорке, здесь как раз цепочка случайностей… Случайный запуск сфер, случайное дальнейшее их схождение, и частица, с отрицательным зарядом попавшая случайно, в кофе разини Беллы… не иначе, вмешательство высших сил!

Коллеги кивают, в этот раз все согласны, что кто-то сверху, невидимым перстом руководит экспериментом, сокрытым, к слову, от любопытных. Это их тайна, на троих, не считая Беллы, следящей чтобы во время их отпуска ничего не нарушилось в заданном цикле эксперимента. Не уследила – нарушилось. Но может оно и к лучшему, это как посмотреть.

И снова шелест листьев, скользящий и ласкающий их ветерок, стрекот кузнечиков в зарослях некошеной травы. Запах сочного прелого леса, старого дерева, и затхлой воды от озера за перелеском. Безмятежность и покой дикого места, со своими хлопотами. Птицы готовятся улетать в теплые края, насекомые жужжат и гудят в попытке урвать еще немного тепла и жизни и среди этого великолепия, трое друзей разных по виду и положению, но накрепко объединенных одной тайной, целью и идеей. Наукой, жаждой открытий, желанием понять цель существования мира, копнуть и поворочать привычные научные гипотезы, заглянуть под занавес тайны мироздания, проследить всю цепочку, от большого взрыва и до создания планеты Земля.

Теперь, стадия зарождения жизни, то, к чему стремились они долгими попытками поменять привычное и запустить процесс, хотя бы и двигаясь от обратного. От отрицания. Нет, никто из них не планировал стать Богом, Творцом, – просто извечное человеческое любопытство, плюс гений и вуаля. Через год после запуска имитатора вселенной – сдвиг. И снова случайность, присутствующая наверняка у всех первооткрывателей и экспериментаторов. Словно по щелчку. Вчера было не время и не место, а сегодня самое оно. Вчера было рано и незрело, сейчас же момент икс.

Озорной солнечный луч, застывший на одной из сфер, использовавший ее как линзу для накала всей цепи, схождение цепи в одно кипящее ядро и в этом ядре формирование оптимальных условий к зарождению жизни. Дальше выход частицы, кофе и недоуменный крик Беллы в телефонную трубку – «Одноклеточное! Частица сформировалась в одноклеточное!» И ожидание. Тягостное, нетерпеливое, но полное восторгов и гордости – «Получилось! Вышло, ёшкин-ты…» – но как степенные ученые мужи, они не могут себе позволить лишних эмоций, а потому, – «Пусть придет Белла и докажет еще, стоит ли прерывать наш отпуск…»

Томительно ожидание, хочется сорваться и нестись, но нет. Друг перед другом не положено, перед всем научным сообществом не положено, да и неловко как-то.

Разговор стих, каждый думает о своем и солнце из зенита переходит в сторону горизонта, кузнечики остервенело верещат на закат и чай давно уже выпит, но нет сил двигаться, сковало члены в отупелом ожидании и сердца уже не колышутся в радостном предвкушении, а только досада за неторопливость Беллы, злые взгляды, бросаемые на навязчивую ель закрывающую обзор и мысленное обещание срубить ее при первой возможности.

Наконец, в тот момент, когда Марку приспичило в уборную, и он встал, распространяя запах пота от пижамы, когда очки Кильки совсем съехали, и он откинул их на лоб, а Андрей провел по мокрым волосам, создав из прилизанной прически хаос, за ненавистной елью зашуршало и показалась Белла.

Все в ней легко, легкие босоножки, легкие шорты, легкость в походке и движениях, будто и нет жары, – она невесома и свежа. Легкости нет лишь в глазах, холодных и надменных.

Ни на минуту не забывает кто она и чья, но старается забыть откуда. Закомплексовано старается забыть юность и влюбленность аспирантки в декана, хождение по мукам, светлые кудри по плечам, мини, и алую помаду, немое обожание, трепетное слияние и снисходительное – «Выходи за меня! Как жена, ты подходишь мне,… да и пора уж остепениться…» Визги, писки, кольцо, прыжки до потолка подруг, рестораны, магазины – преображение. А дальше, зависть, отстранение, высокомерие и замкнутость в круге интересов мужа, да и не интересно ей ничего боле.

–Ну, что, заждались? – Белле приятно внимание, и она не спешит. Усаживается в освободившееся кресло, достает из сумки воду, неторопливо пьет, из-под ресниц наблюдая за нетерпением друзей.

–Не томи! – дрожащий голос мужа как сигнал к действию. Отставлена в сторону вода, извлечен планшет, фотографии и бумаги.

–Вот! – Белла находит в планшете нужное видео – Вот оно! Сам процесс размылся почему-то, едва видно, но если приблизить… итог есть! – поворачивает экран к друзьям. Те жадно вглядываются в изображение, кто-то выхватывает из рук устройство, кто-то тянется к фото и на пару мгновений замирает жизнь вокруг, стихают звуки, и время словно останавливается, а Марк, вглядывается в тропинку и в старую ель, будто силясь что-то вспомнить.

Переглядываются ученые, в глазах торжество и восторг, и недоумение, и тихий голос Андрея:

–Поздравляю, коллеги… свершилось! – а дальше, сумбур, перекрикивания, обнимания и рукопожатия, сверка с документами, споры и отрицания фактов.

–Я же говорил, случится чудо!

–Ну, тебя, Килька, с твоими чудесами! Теперь не до чудес, условия надо создать оптимальные, не дать клетке умереть,… а лучше, заставить делиться и размножаться и тогда…

Марк чешет закусанную макушку, и не может скрыть радости:

–Можно открыться ученому сообществу! Вы представляете, какой будет фурор?

Забыта тропинка, забыта ель, забыты муки ожидания, малиновый закат кидает прощальные жаркие лучи на оживленную группу людей. Лес неподвижен и вечен, и полон птичьих неугомонных трелей, да старый дом глядит слепыми окнами, нахмуренными ставнями, и бурая черепичная крыша, словно в мрачном предчувствии изборожденный морщинами лоб. Весь этот первозданный уголок планеты наблюдает сейчас, как вершится история, и не знает, к чему приведет беспечность ученых мужей и их кажущееся на первый взгляд безобидным открытие. Разве что старый дом знает, смутно он догадывается, что на этот раз, вряд ли обойдется.

–Когда поезд? Успеем? Бегом! Скорее!

–Белла, помоги собраться!

В утомленных глазах женщины отблески заката, а лицо мягко и безмятежно освещаемое теплым светом повернуто к мужу. Но он не замечает ее красоты и молодости, не придает значения тому, как она сейчас хороша, привык, да и происходящее в лаборатории всегда важнее.

–Конечно, Андрей, сейчас организую…

День второй

В полутемной, душной лаборатории, знакомая нам троица друзей. Марк – небритый, в некогда белом, а теперь повсеместно заляпанном медицинском халате, без пуговицы на выпирающем животе, – отупело и не мигая смотрит в микроскоп, встроенный в стекло герметичного куба. По обе стороны от него, его соратники, – белоснежно-выглаженный аристократ Хворостинский и Килька – в одеянии мешком висящем на тощей фигуре.