Рыжий, или Лешке бролес. Лесные братья Прибалтики

Весть о гибели друга сильно поразила Константина. Он узнал, что готовят группу для расследования этого случая и придя к начальнику следственного отдела в жёсткой форме предложил свою кандидатуру. Отряд с 25ти солдат войск НКВД, двух сержантов и только что получившего звание старшего лейтенанта следователя Константина Мосина, выехали по месту требования приказа.

Холодная осенняя Литва встретила их не приветливо. В районах практически отсутствовало руководство всех уровней ещё не приступившей к своим обязанностям новой власти. Люди жили сами по себе, власть сама по себе. Только—только зародившиеся колхозы были распущены, возникали очаги сопротивления, активнее стали и немецкие диверсанты. На большом и старом погосте поселения Кельма появились первые две могилки с красными звёздами на деревянных памятниках. Костя стоял на против могилы друга, скупая мужская слеза не давала покоя, стараясь вытечь с глаза офицера. «Друг мой, я клянусь найти и уничтожить тех нелюдей, которые забрали твою молодую жизнь и поступили с тобой так жестоко» тихо проговорил следователь свою клятву другу.

Утром следующего дня силами солдат НКВД начались облавы на дорогах, обыски по хуторам. Первое, что сделал Костя—выставил пост активистов на въезде в поселение, дав им все полномочия и вооружив винтовками. Они могли арестовывать всех, на их взгляд, не благонадёжных граждан и доставлять в милицию поселения для дальнейших разбирательств. При сопротивлении аресту они могли стрелять на поражение. Но покуда это ни к чему не привело. Хутор Януке, да и сам хозяин с его угодливой улыбкой и старорежимными поклонами и обращениями понравился молодому следователю. Здесь было как—то всё по-домашнему. Всплыли старые детские воспоминания, отрывки очертаний родственников и самое главное Герда напомнила ему его маму. Но служба есть служба и он выставил наблюдателя, который, впрочем, ничего не сообщил интересного и Мосин решил оставить пока этот хутор в покое, размышляя хоть иногда приезжать к радушным хозяевам поесть домашнего, да взять что-то с собой. Отряд разместился в большом доме зажиточного литовца на самом краю поселения, выселенного со всей семьёй и вывезенного в Сибирь. В большом деревянном, тёплом доме сбили несколько рядов нар и привезя с Шауляя матрацы и постельное бельё устроили что-то вроде казармы. У входной двери сидел часовой—дневальный с автоматом ППШ. Костя разместился в маленькой, без окон комнатке, служившей видно прежним хозяевам чем—то в виде кладовки. Для него нашли железную кровать с сеткой. В другой, такой же маленькой и без окон комнатке разместили оружие набив в стены гвоздей для того, чтобы оно просто висело на ремнях. Здесь же стоял и пулемёт Дегтярёва, и ящики с патронными цинками. Получилось вроде бы не по уставу, но удобно. Каждый день отряд выходил на задания, которые придумывал следователь.

Жестокая расправа над постом, зверское убийство троих активистов сильно покачнуло доверие к Советской власти, да ещё и бой с немецкими диверсантами подлил масла в огонь. Костя чувствовал, что у него нет опыта и слабо всё получается, но клятва, данная им на могиле друга перевешивала неудачи. Приближался праздник Великого Октября, который местное население будет отмечать впервые. Утром 7го Ноября пошёл сильный снег с дождём. Не большой морозец превратил сразу все дороги в сплошной каток. Константин принял решение дать личному составу сегодня выходной, приготовить горячий обед и ужин и просто привести себя в порядок. Солдаты восприняли всё с благодарностью. Ничего не предвещало беды. В хорошо натопленном большом доме повар готовил на печи обед по всем правилам, солдаты грели воду и приводили себя в порядок. Кто– то стирал форму, кто просто лежал на своём месте давая телу отдохнуть от походов по лесам и болотам. Первый и единственный выходной.

6.

Погода способствовала лесным братьям. Шёл сильный снег с дождём, болото немного промёрзло и можно было выводить немецкую группу в помощь отряду сопротивления. Януке с сыновьями решили этой ночью напасть на казарму с солдатами и уничтожить всех пришлых завоевателей. Но силы были не равные. Януке ушёл на болота за помощью заставив сыновей готовиться к бою. Стараясь идти по подмороженной траве, Януке несколько раз терял равновесие поэтому срубил себе шест. Болото подмёрзло и идти было на много легче. Через два часа пути он вышел к своей сторожке. В окнах горел свет, чего он не допускал днём, будучи экономным хозяином. Юрис что-то чистил в сарае. Завидев хозяина, он радостно замычал и побежал на встречу. «Бедный, безобидный телок» подумал про себя Януке здороваясь с парнем. «Где гости?» спросил хозяин. «У, у, у,» тыча пальцем в дом мычал Юрис. «Все?», Парень мотнул давно не стриженной головой в знак согласия. Януке вошёл в горницу. Гости сидели вокруг стола и играли в карты. Офицер мирно спал на своём месте. Все, как по команде поднялись и приветствовали пришедшего. Встал и офицер. Пожав руку Януке, он спросил: «Что нового? Не прибыли ещё братья с города?» «Пока нет, ждём сын там тоже» «Что тебя привело, старик?» спросил офицер, подкуривая огрызок сигары. «Господин офицер, я прошу Вас оказать нам помощь. Мы хотели бы сегодня напасть на русский отряд прямо в доме, где они устроили себе казарму. Погода для этого просто исключительная, сегодня у них какой-то их большой праздник и они отдыхают. Ворвёмся и перекрошим их всех сразу.» закончил озвучивать свою просьбу хозяин. Офицер повернулся к игравшим солдатам и позвал: «Хельмут, ком» Это было первое имя, которое услыхал старик от гостей. «Вот нам предлагают перебить сегодня отряд НКВД прямо в казарме. Ведь сегодня их главный коммунистический праздник. Вот мы и поздравим их» «Стрелять не будем, как уснут перебьём шомполами» ответил Хельмут. «Ты сможешь провести нас по такой погоде?» «Да, мы можем выдвигаться прямо сейчас по видному. Пойдём к нам на хутор, с него по темну до казармы, потом снова на хутор, а утром я отведу Вас назад сюда» проговорил Януке. «Всё, всем общий сбор, через четверть часа выходим» уже жёстко отдал приказ всем офицер. Никто не сказал ни единого слова, молча встали, оделись, проверили оружие и выйдя на улицу построились в одну шеренгу. Лица все суровые, каменные и глаза– это не людские глаза, а зимнего голодного волка готового убивать всё, что только попадётся на его пути. Януке учился сам организовывать и командовать. Он не был никогда в армии и военному делу обучен не был. А вот пришла пора, когда в место мирного крестьянина—хуторянина, который кормил свою страну выращенным своими руками, на своём личном поле хлебом, молоком, мясом и мёдом, приходилось стать воином, чтобы всё это защитить для своего рода и будущего поколения. И теперь не важно добрым ты был или злым, ты шёл убивать себе подобных, за своё добро, за свою веру, за свою жизнь. Так было всегда, или ты или тебя.

Отряд прошёл болото и без проблем дошёл до дома Януке со стороны леса. Хозяин хутора внимательно по смотрел на висевшие штаны. Они показывали, что дом свободный. За забором стали визжать, узнавшие хозяина, собаки. «Пошли» тихо скомандовал Януке. Отряд тихо ступая вошёл в большой двор заперев за собой калитку в заборе. Расположив солдат в большой комнате, он попросил своих женщин накормить отряд горячим обедом. Герда закрутилась у печи, ничего страшного не было, подумаешь шесть лишних ртов, кормили и больше народу сразу, но тут было совсем иное, это были не просто гости, это немцы. Ядвига чистила картофель, Стасис принёс с подвала окорок и всунул его в печь разогревать. По дому сразу же пошёл вкусный запах. Солдаты зацокали языками. Они уже разделись и умылись с дороги, а теперь ловили ноздрями запахи будущего обеда тихо разговаривая на своём языке между собой. Уже варился картофель, когда Герда разбила на большую сковороду десятка четыре куриных яиц. С оранжевыми желтками, они смотрелись на сковороде как огромный подсолнух во время цветения. Всё было уже готово, когда Януке спросил: «Господин офицер, может по стаканчику медовки?» «Найн, найн, только после операции, вот вечером, мы надеюсь и по ужинаем у Вас, тогда и пропустим по стаканчику». И опять ни одного возражения словам лейтенанта. Ели шумно, хваля хозяйку и всех присутствующих за щедрость и хороший прием. Офицер позвал к себе детей и извинившись, что одна, достал с нагрудного кармана не большую плитку шоколада, отдал её Раде. «У меня в Германии тоже дочь и сын остались» чуть погрустневшим голосом сказал он. Рада разломила шоколад пополам, отдала вторую часть мальчику и улыбнувшись офицеру сказала: «Благодарю Вас, господин офицер, только не знаю, как Вас зовут» Наступила тишина. Офицер поцеловал девочку в головку и ласково произнёс: «Я тебе обещаю, что придёт время и ты моё имя узнаешь первая, а пока просто нельзя». Дети пошли в другую комнату, а Герда поставила чай, заканчивая обед.

Мелки дождь, наделав гололёда, сменился обильным снегопадом. С грязно—стальных туч не переставая сыпало и сыпало. Погода способствовала задуманному. До казармы НКВД от хутора расстояние около 7ми км. По такой погоде идти больше часа. Вышли в 22часа с расчётом, что пока они придут, все солдаты будут уже спать, а первый сон самый сильный сон. Григонис и Костас шли первыми за тем шестеро разведчиков и завершали движение Януке и Стасис. Отряд был вооружён автоматами, а мстители обрезами и наганами. Хельмут шёл четвёртым в строю и вторым за своим командиром. На посту, разбитом совсем недавно отрядом Януке, никого не было. Шлагбаум со скрипом качался на ветру. Начался посёлок Кельма, вот и дом старого Чауша, выселенного за пропаганду и вывезенного в далёкую и страшную русскую Сибирь. В окнах темно. Отряд собрался вокруг Хельмута: «Слушайте меня внимательно» начал он и старик понял, что он не просто солдат: «Стрелять, значит поднять шум, это только в крайнем случае. Убивать станем шомполами, которые приготовил нам хозяин хутора с сыновьями. Тихо, без шума, подходишь к спящему врагу, подносишь шомпол к его ушной раковине и резко будишь его другой рукой за плечо всовываешь шомпол в ухо. Человек проснувшись кричать не станет сразу смерть. Все всё поняли? Дневального я беру на себя, часового тоже. Всё» «Кто, что не понял?» теперь уже спросил офицер. Все молчали. «С Богом, пошли».

Лезвие большого офицерского кортика вошло в горло дремавшего часового, как в масло перебив сразу гортань и сонную артерию. Парень с треугольниками ефрейтора, умер сразу. Вытерев об него клинок Хельмут тихо подошёл к входной двери и приоткрыл её, но входить не стал. Сквозняк погнал холод и дневальный, что-то бурча себе под нос, вышел чтобы её закрыть. Удар в горло был таким же сильным. Хельмут взмахнул рукой давая команду всем войти и вошёл первым, за ним пять разведчиков вермахта и только потом вошли лесные братья. В коридорчике никого не было. В большой комнате слышен был храп спящих и хрипы умирающих. Януке повернул в сторону оружейной комнаты и в открытой кладовке услышал шорох. Он вошёл туда. На кровати мирно сопя носом спал тот офицер, которому его спине приходилось кланяться. Старик приставил шомпол к его уху толкнул в плечо и с силой налёг на прут.       Что-то внутри головы хрустнуло и стержень вылез с обратной стороны головы испачкав кровью наволочку подушки. Советский офицер даже не проснулся, он был уже далеко, в гостях у своего друга по детскому дому. Януке достал и вытер свой шомпол, вышел с кладовки, ставшей последней спальней чекисту и пошёл в ружейку, где на гвоздях висели автоматы ППШ, у стены стоял пулемёт «Дехтярёва» и самое главное несколько ящиков с патронами. Это сказка, сразу столько автоматов и пулемёт. Можно вооружить уже хороший отряд мстителей. Всё загрузили в кузов, стоящей во дворе полуторки с лавками сидений в кузове. Хельмут сел за руль, Януке рядом показывал дорогу, все остальные в кузове. Стасис хотел всё поджечь, но офицер строго запретил, сказав, что до утра никто не кинется, а за это время мы уйдём. Снег не утихал, сыпал и сыпал. Машину разгрузили во дворе и Стасис с Хельмутом поехали к ещё не замёрзшей Дубисе её топить. Вернулись они за полночь. Все уже спали, плотно поужинав и выпив медовки. Ждали возвращения только Януке с офицером, да жена с матерью. «Всё, утопили не видно, а ещё корочкой возьмётся. Снегом засыпало всё, мы шли, даже колеи не видать до хутора, так метёт» отчитался перед отцом сын, садясь вместе с Хельмутом за стол ужинать. Дело, к которому готовились, было выполнено. Теперь все будут твёрдо знать, что в их районе работает отряд лесных братьев, которые не дадут советам жизни в их родной Литве. Рано утром Стасис с братьями погрузили всё на сани запрягли мерина и повезли в схрон, а Януке ушёл с отрядом на болота. Все ждали гостей с Шауляя.

Удачно добравшись до большого города, Миндаугас его не сразу узнал. Когда—то тихий и спокойный Прибалтийский город с красивым названием Шауляй, в котором на каждом углу были открыты кафе и частные магазинчики, продававшие всё, что только душе угодно, процветала фабрика «Гульбе», текстильные фабрики обществ «Триничай» и «Майстас», завод удобрений «Унион», служили людям институт Торговли, драматический театр, Республиканский педагогический институт, радиостанция, сейчас превратился в город призрак и стоял не убранный, не ухоженный, с закрытыми кафе и магазинами, с кучами мусора под домами на старинных улицах знавших на своих булыжных мостовых поступи великих королей. Но появились и новшества, множество красных флагов на зданиях и ярких расписанных лозунгами, транспарантов.

Дом, в котором жили братья Витаус и Владис находился не далеко от соборной площади, по улице Линденштрассе, между парковой зоной и учебными кварталами. Витаус жил в гражданском браке с маленькой, похожей на Дюймовочку со сказки Андерсена Мартой Чавиус, заботливой и вечно чем—то занятой. Всё у них было бы хорошо, но Бог никак не давал им детей. Владис, глядя на брата, на все его старания и мучения, отменил свою свадьбу и теперь жил холостяком, работая вместе в своих двух сладких магазинчиках. Братья не были скупыми, были случаи, что они раздавали мёд под честное слово, что оплатят и забывали записывать кому отдали. Своих родичей малышей очень любили и баловали, особенно Раду. Когда старший брат с Гердой приезжал в город и брал с собой дочь, всё переставало устойчиво работать. Братья преображались и становились настоящими детьми. Они могли носить малышку на руках или плечах предварительно надев ей на голову самодельную корону, ругались за право покормить девочку, старались друг от друга в тайне что-то ей красивое купить. Герда не могла спокойно на это смотреть, а Марта, бурча и поддерживая её прилюдно, сама втихаря совала малышке вкусности. Януке был этим доволен и как старший в семье—поощрял. Разговор о том, что молодёжь переедет сюда жить вёлся уже давно и горожане ждали, пока дети подрастут и станут школьниками. Время подошло в тот год, когда их Литва, их Родина, была просто оккупирована Красной Армией и стала одной из советских республик. Владис уже давно договорился с директором девочковой школы, что их Рада будет здесь учиться. Яниса определили в мальчиковую школу, которая находилась рядом со школой Рады по улице Данес. До сентября ещё почти год, но в связи с обстоятельствами решать проблему надо было сегодня. Миндаугас поднялся по ступенькам небольшого крыльца и позвонил в знакомую дверь. Почти сразу её открыла поворотливая Марта. «Ой, племяш приехал, Витаус, Владис, приехал Миндаус!!!» закричала она в длинный коридор. Братья были дома. Каждый одет в длинный велюровый халат с завязанными на животе поясами и домашних туфлях выглядели на первый взгляд комично. «Здравствуй Миндаус, как добрался? Ведь по наступившим временам транспорта нет, всё забрали в общественные колхозы какие—то, извозчики и те спрятали свои тарабаны подальше и лошадей вывезли с города, чтобы коммуняки не отобрали.» за минуту рассказал все подробности городской новой жизни Владис. «Меня отец прислал, чтобы Вам сказать, что надо бы приехать к нам с тарой на мёд и определиться по младшим, им же в школу идти». «Всё оно конечно понятно, только проблем с мёдом теперь будет много. Магазины наши русские закрыли, а мёд теперь за копейки заставляют сдавать в заготпункты районов. Так, что придётся его продавать на рынках по месту или вывозить в город на центральный рынок. Короче горе пришло.» продолжал рассказывать Владис. «Тут такое творится, жуть!» вписалась в разговор Марта: «Убивают их власть на каждом шагу, почти каждую ночь погромы и убийства. Сегодня вон на площади двух молодых комсомолок повесили, прямо на воротах рынка. В рванье одетые за то со значками их Ленина, вождя значит ихнего» и Марта зачем—то понюхала свои руки, вроде бы это она их туда заперла и теперь не могла отмыться от их запаха. «Да и у нас тоже война с новыми властями, вот видите на моём лице уже начали заживать их ласковые отметины новой жизни» рассказал парень. «Всё равно Вам ехать надо, отец приказал». Со словом приказал, разговоры закончились, если старший брат так говорил, значит случилось что-то очень важное и надо ехать. «Ты хотя бы разденься с дороги, а то уже назад двигаешься, отдохни день другой, а мы пока соберёмся в дорогу» хлопая парня по плечам закончил встречу Владис; «Марта, готовь обед и достань там медовку, мы за приезд выпить хотим». «Выпить они захотели, ты погляди на них, каждый день у них поводы на медовку, обойдётесь» бурчала маленькая женщина, доставая со шкафа четверть и лейку, чтобы разлить жидкость по графинам. За обедом Витаус, до этого молчаливый, рассказал, что на рынке слыхал, как люди между собой шептались, что-то там, то тут возникают очаги сопротивления новой власти, что русские вводят всё новые и новые части НКВД для успокоения народа и выявления и ликвидации преступников, которые чинят по их рассуждениям, все бесчинства в стране. Рассказал, что новые правители уже свалили у ратуши памятник «Боруссии» и теперь постамент пустовал. Что перед большими праздниками их Октябрьской революции, введут комендантский час и ограничат свободное перемещение граждан. По городу пошли вооруженные патрули, въезды и выезды с города только по специальному разрешению. По городу быстро разнеслась весть, что в посёлке Кельме отряд лесных братьев ночью расправился без единого выстрела с отрядом НКВД, забрал грузовик с оружием и боеприпасами и благополучно скрылся в лесах. Хоронили чекистов на уже известном погосте. Рядом с ранее убитым участковым появилась ещё одна могила русского офицера, а чуть дальше большая братская могила всего погибшего за свободную Литву, русского отряда. Первые звёзды появились на старом католическом кладбище. Два друга снова были вместе.

После обеда Марта постелила кровать и Миндаус с удовольствием растянулся на свежей постели. Сон после долгого пути и не большого количества спиртного, быстро овладел юношей. Заботливая женщина укрыла племянника мужа одеялом и ласково поправила подушку. Смахнув набежавшую слезу по не растраченной к детям материнской любви, она пошла заниматься своими бытовыми делами по дому. Братья сели обсуждать тему отъезда к старшему брату. «Не самое лучшее время выбрал Януке» сказал Витаус: «Можно попасть в не совсем приятное положение. Он просто не знает, что магазины власть закрыла, что нас строго предупредили о спекуляции продуктами питания, что заставляют найти работу и зарегистрироваться по её месту. Всего он пока не знает, поэтому спешить не будем, пусть племянник у нас поживёт, а мы его будем посылать в город и получать нужную нам информацию. Он не совершеннолетний пока, с него мало спросу». На том и порешили. Проснувшись Миндаус получил от дядей ответ и успокоился. Ему давно и самому очень хотелось пожить в городе, а тут такая возможность. «Будешь каждый день ходить в город и внимательно наблюдать за властью, а потом нам всё интересное рассказывать. Понял?» «Да» ответил парень. За тем он подробно рассказал им о том, что случилось с ним в их поселении и как отец с братьями расправились с пришлыми, чтобы его освободить. Братья переглянувшись поняли о чём пойдёт разговор со старшим братом. Они и сами давно уже были готовы взять в руки оружие. Подумав ещё всё же решили немного подождать с отъездом на хутор.

Дни шли за днями, а отъезд всё откладывался. На первые праздники Октябрьской Революции проводилось множество митингов, украшенных красными флагами и транспарантами, портретами вождей революции и мировых вождей с большими бородами. Люди путались в названиях мероприятий и датах, да и сам русский язык был малопонятен большинству граждан Литвы. На митингах вспыхивали ссоры и обиды за то, что всех пытаются уровнять в новой жизни, что у многих в городе отобрали частную собственность, лишив тем самым всех средств к существованию. Много было и радостных лиц, которые с удовольствием пели чужой гимн «Интернационал» и размахивали по улицам красными флагами. В школах ввели обязательным изучение русского языка, открыли что-то на подобие ликбезов, где масса русских преподавателей учили писать и читать на чужом языке. Элитные школы превратили в обычные и остро стал вопрос об образовании Рады. Всё это Миндаус, бродя днями по не убранным улицам когда-то красивого города, рассказывал вечерами своим родичам за вечерней трапезой. Началась зима. Снег сыпал и сыпал, улицы никто не чистил, машины не могли подвозить хлеб по не многим магазинам, оставшимся открытыми после оккупации. Городу грозил голод. На работающих предприятиях начались волнения трудовых коллективов. Тогда власть пошла на крайние меры, начались массовые репрессии. Всё повторялось по давно заученному сценарию. Не довольных семьями грузили в вагоны теплушки и тысячами вывозили в Сибирь на поселение. Прошло больше месяца, прежде чем братья Витаус и Владис вместе с племянником Миндаугасом взяв подарки для малышей вышли и дома и направились на выезд из города, чтобы к темну прийти на хутор брата. На транспорт никто не рассчитывал, только на свои ноги. Вот и указатель на Ужвентис. Повернув, трое мужчин пошли по глубокому снегу на встречу резкому Прибалтийскому ветру, даже сюда приносимому запах Балтийского моря. Идти было тяжело поэтому шли молча. Пост на дороге постарались обойти, благо ветер дул прямо в будку и дверь в ней была закрыта, а сами постовые находились в ней. После двух часов пути начался смешанный лес. Здесь стало немного легче, не было больших перемётов, снег лежал равномерно и не так дул надоевший муссон. Дорога была новой, её проложили в 1939м году, основательно, не на один сезон. За всё время пути им встретилось всего три телеги, одна везла гору соломы, во второй и третьей две женщины везли бидоны полные молока с новообразованного колхоза на молокозавод. «Не пройти бы поворот на Кельме, там по лесу ещё с 4ре км и хутор» волновался Миндаус. «Не переживай, я его на нос чую» ответил Витаус. И в правду, дойдя до места поворота он свернул в лес и пошёл первым по только ему известной тропинке постоянно оглядываясь и торопя остальных. «Давай те чуть шевелитесь, я думаю, что вот-вот начнётся снегопад. Надо быстрее выйти с леса». Через час показались огни хутора. Подняли лай собаки, но услышав окрик Миндауса, завизжали, заскулили, всем видом показывая, что узнали молодого хозяина. Януке сам отворил большие ворота впуская пришедших. «Что-то быстро вы пришли, не прошло и два месяца. Видать с Германии пешком пробирались» шутил он, обнимая всех по очереди своими огромными и сильными ручищами. «Ой, сынок вернулся, Миндасик наш» Герда поцеловала сына в щеку. Пришедшие вошли в дом и стали раздеваться. Вся семья Звайнисов была в сборе.

Малыши веселились больше всех. Получив свои сладкие и не только подарки от приехавших, они не слезали с их коленок. Раду не спускал с рук Витаус, чуть ли не до ругани с братом, пытался её забрать к себе на руки Владис. Они превратились в детей и гоняли по комнатам, как маленькие вместе с малышами. Никто им не мешал, Герда только улыбалась великовозрастным баловням, а Януке покуривал от удовольствия свою трубку глядя на бесившихся братьев. Семья готовилась к ужину. Ядвига готовила гуся с яблоками. Соскучившийся за маминой лаской Миндаугас тёрся около неё, заглядывая ей в рот за каждым словом.

После сытного и шумного ужина, женщины, убрав со стола грязную посуду ушли её мыть, вывив малышей с собой. Мужчины сидели за большим столом. Бутыль медовки, стаканчики и трубка у Янука, всё, что осталось на месте. «Стасис, налей всем по стаканчику, сейчас будем разговаривать на нашу тему» приказал хозяин дома. Сын безоговорочно исполнил его волю. Выпили сладко—крепкого напитка. «Братья мои» начал Януке: «Я позвал Вас сюда, чтобы посоветоваться, как нам дальше жить при новой власти, которая не даст нам жить так, как мы привыкли, которая пытается у нас всё, что наживали наши отцы и деды, что мы создаём, чтобы оставить своим детям и внукам, всё это у нас отнять и надо верить моему слову, в конце концов отберут. Мы начали свою борьбу с захватчиками, у нас уже есть и определённые успехи, мы очень хорошо вооружены, мы нашли поддержку со стороны Германского командования в лице их развед группы, которой мы помогаем, и которая у нас живёт. Но этого мало. Братья мои, завтра я познакомлю Вас с командиром этой группы. Он имеет рацию и связь с командованием. Они хотят с нашей с Вами помощью проникнуть в город и устроить ряд диверсий. Мы им станем помогать. Готовы ли Вы, мои младшие братья пойти на это?» закончил он вопросом своё выступление. Витаус и Владис переглянулись между собой, как будто давая возможность сказать: «Мы, брат и племянники, сюда и приехали по этой же причине. У нас уже отобрали наши магазины, лишив хорошо налаженного товарооборота. Теперь мёд надо просто почти бесплатно отдавать этим плебеям, голодранцам, которые ещё вчера стояли к нам в очередь за милостыней. Мы согласны на всё, мы с братом готовы даже взять в руки оружие.» горячо выпалил Витаус. «Нет, дорогие братья, Вам оружие мы давать не будем, да Вам оно и не потребуется. Вы будете работать наводчиками, а бомбы класть и взрывать их будут профи. Да и не умеете Вы стрелять.» ответил Януке. «Сможем мы у Вас разместить на время несколько человек диверсантов?» «Конечно сможем. Сами магазины то закрыли, а помещения ещё не отбирали, не знают, как и куда их девать. Ключи у нас, а там можно закрыться и в подсобках тепло и спрятать всё что надо можно» ответил Владис. «Вот и хорошо, на этом сегодня совет и закончим» решил хозяин. Все быстро рассосались по дому. «Ах, как же всё       таки хорошо дома!», думал засыпающий на своём месте, Миндаугас: «Хотя и у тётки тоже не плохо…»