Лаборатория странных тел

– Встаньте, Альберт Карлович. Встаньте, встаньте!

Тот поднялся с видом школьника, не выучившего урок и больше всего ненавидевшего за это учителя.

– Будьте любезны, Альберт Карлович, – проговорил руководитель клиники притворно-сладострастным тоном, – поведайте-ка нам, в чём заключается первый пункт разработанной мною инструкции по превращению, за знание которой вы, между прочим, расписываетесь в начале каждого месяца.

– В то… в том, что при отборе образцов в первую очередь обращать внимание на пол претендента.

– Молодец, знаете. Похвально. А теперь скажите, как же тогда в качестве образца оказалась самка, а не самец?

– По… по ошибке…

– Неужели? Тогда следующий раз вам принесут на завтрак вместо каши битое стекло. По ошибке.

– Произошло недоразумение…

– А смахивает на диверсию! – Заорал Гюстав Грантович, окончив спектакль по проверке знаний. – Единственное недоразумение, которое я здесь вижу – это вы! Вы проверяете кучу анализов, как же такое можно пропустить?

– Наверное, по причине беременности мыши… произошёл гормональный сбой, и многие анализы дали не те результаты, которые соответствовали бы женской особи…

– А между ног вам не пришло в голову заглянуть?

Альберт Карлович покраснел.

– Что значится первым пунктом в технологии отбора образцов? Не утруждайтесь вспоминать, подскажу: внешний телесный осмотр! И сдаётся мне, что достаточно школьного курса биологии, чтобы отличить самку мыши от самца, благо первичные половые признаки у них снаружи.

– Во… возможно, – дрожащим голосом упорствовал заместитель, – производимый медсестрой сбор анализов был проведён с нарушениями…

Теперь возмутилась Марина:

– Я что, не знаю, куда колоть?

– Довольно! – Прорычал главврач и поднялся, но стал не на много выше, чем пока сидел. – Мне надоела ваша некомпетентность, Альберт Карлович.

Заместитель пополз вниз, точно у него отказывали ноги, но спрятаться не удалось.

– Я не разрешал вам садиться! Ну как, как можно не заметить этого? Осмотреть… просто осмотреть! Вы же врач высшей категории! Но образец даже не видели, да? Правильно я угадал? Ваша халатность поразительна.

Альбер Карлович дрожал – то ли от злости, то ли от страха… то ли от уязвлённой в присутствии коллектива гордости.

– Садитесь! Ваше попустительство вызывает у меня серьёзные опасения, и дело тут уже не в деньгах. Дело в безопасности клиентов! Ваши косяки наблюдаются на протяжении всей вашей службы здесь. Имейте в виду, с этой минуты я серьёзно задумаюсь над вашем дальнейшем пребывании в этой клинике. Если вы не способны отличить самца от самки, у вас, похоже, едет крыша, – главврач сел обратно.

– А у вас она давно съехала, – огрызнулся заместитель в ответ, расценив, видимо, стул, который ощутил наконец своим задом, как средство обретения храбрости.

– Вот-вот, а двум людям со съехавшей крышей одним делом заниматься нельзя. Понимаете, к чему я? Летучный – пациент четвёртой категории, что прикажете теперь с ним делать? Ну, ваши предложения?

– Попытаемся скорректировать… вводим тестостерон. Наблюдается положительная тенденция.

– «Наблюдается положительная тенденция» – передразнил его Гюстав Грантович, – а я вот подозреваю, что тестостерон придётся теперь всю жизнь вводить.

Немного помолчав, он футуристично добавил:

– Когда же я научу вас работать? Видимо, никогда. Так… у нас ещё двое. Я этого не выдержу! Давайте к другому. Василий Павлович, захоронили?

– Да, закопали вчера. Всё путём.

– Никто не видел?

– Гюстав Грантович, обижаете! Кто тут может видеть?

– Дикие звери не разроют? Не хотелось бы, чтобы кости обнаружили потом в ближайшей деревне.

– Не разроют, будьте уверены. На три метра закопали, куда уж глубже. Намучались вчера… корни там, камень попался… но зарыли надёжно.

Главврач вычеркнул кого-то в ежедневнике, а затем поучительно погрозил своему заместителю ручкой:

– Вот, учитесь, Альберт Карлович, как нужно выполнять работу. Всего единственное требование – качественно! Сколько ещё осталось, Василий Павлович?

– Двое ещё. И несколько животных. Но там так, по мелочи. Заморозить успели, так что думаю льву скормим.

– Ну смотрите, лев не станет жрать тухлятину. Не траваните мне его, и так еле достали.

– Обижаете! – Снова простодушно поднял свои незатейливые брови завхоз, – льва лучшим мясом кормим. Витамины для шерсти даём. Грива будет, какой не видывали.

– Ладно… так, двое, двое… минотавр наш неудавшийся, насколько я помню, и… э…

– Да придурок этот, с лицом осьминога. «Пиратов» насмотрелся…

– А-а! Вот что делают деньги в сочетании с глупостью. Надо ж такое выдумать! А потом кто-нибудь найдёт это через сотни лет и будут учёные головы ломать и думать, что нашу землю посетили инопланетяне. А на самом деле всё, как и всегда, проще гораздо… подождите-ка, сколько же он там лежит?

– С прошлого года.

– Ничего себе!

– Всё очередь не дойдёт. Много захоронений последнее время…

– Тут ты прав, Василий Палыч. И, кажется, я даже догадываюсь, кто к этому руку приложил!

Альбер Карлович уже не реагировал. По лицу его волдырями и судорогами бродила злоба. Главврач как будто смягчился:

– Ладно вам, прекращайте дуться. Видите же сами, что виноваты.

– Я не понимаю, почему из всех присутствующих именно ко мне вы относитесь с таким пристрастием.

– Потому что именно ваша работа вызывает больше всего нареканий, и это по-моему очевидно.

– Это как посмотреть, – буркнул зам и метнул очередную порцию молний в присутствующих.

Анжелика Юрьевна в такие моменты обычно закатывала глаза и с презрением отворачивалась, но она реагировала хотя бы как-то, а вот воздействовать телепатически на Василия Павловича было совершенно невозможно: он как сидел с самым непосредственным видом, так и остался, лишь, может быть, простые брови его чуть приподнялись, выражая на этот раз усмешку. Альберт Карлович ненавидел эти брови так же, как и бороду Гюстава Грантовича. Ему хотелось взять их с краю и отодрать раз и на всегда, вместе с дермой, чтоб уж наверняка. Медсестра Марина имела особенность огрызаться на его замечания. Формально его подчинённая, она ни в грош не ставила своего руководителя и выполняла его поручения, как ему казалось, из великого снисхождения. Заместитель кипятился, как переполненный чайник, жаловался Анжелике Юрьевне, но та опять томно закатывала глаза и для вида делала Марине замечание, в силу которого не верила сама. Так продолжалось изо дня в день, и нервная система каждого, в том числе и Гюстава Грантовича, неумолимо истончалась. Он вынужден был отвлекаться от научной работы и постоянно контролировать деятельность персонала, хотя по идее эта функция возлагалась на заместителя. И это уже порядком ему надоело. Он даже планёрки стал делать не каждый день.