Восемь с половиной часов

3

Вот и озеро. Полузаросшее, окружённое густым лесом, с топкими берегами – к воде не подберешься. Виднелись остатки старого помоста – раньше здесь купались и удили рыбу, теперь это место нечасто посещали. Слева, немного в глубине леса, из-за стволов выглядывала небольшая охотничья бытовка, тоже давно брошенная. Обогнув озеро по правому берегу и оценив его первобытную красоту, друзья увидели просеку дальше и чуть вправо в лес. До озера оказалось около четырёх километров, и ползли они не быстрее 10 километров в час; машина частенько задевала дном почву, хоть и не сильно. Несмотря на свой весёлый характер, даже у Вадика оптимизма поубавилось. Таня принципиально молчала, ситуацию на этот раз попытался прояснить Артем:

– Слушай, друг, серьёзно – что-то мне не нравится это. Может, плюнем да поедем назад?

– Ну, мы полпути почти уже проехали… – проговорил Вадик с ноткой сомнения и поубавившейся весёлостью в голосе, но от своих принципов отступать не намеревался. – Нет уж, начатое надо до конца довести. Газуй!

Артём, вздохнув, повиновался. Чтобы выглядеть успешным в глазах других, недостаточно иметь машину или что-то там ещё, нужно ещё и уметь руководить ситуацией при необходимости, а легко достающиеся блага только портят это качество в людях. К таким в некотором роде принадлежал и Тёма – он всегда предоставлял Вадику транспорт взамен, что тот помогал писать ему работы. Жаль, не задумывался он над тем, что Вадик тоже не всегда бывает прав. Самостоятельность – вот главное качество лидера, но самостоятельность не всегда сочетается с правотой и, к сожалению, с ответственностью. Последней Вадик обладал не в совершенстве, но способность заговаривать зубы и заканчивать разговор на нейтральной ноте помогала ему и здесь. Нет, он не старался выйти сухим из воды и вину ни на кого не сваливал, потому и был хорошим другом, но всегда старался повернуть ситуацию так, чтобы виноватых вообще не нашлось, выводя всё на обобщённые, вечные проблемы и вопросы. Таня зачастую пыталась вразумить его (своё мнение мы всегда считаем самым правильным), но он и тут каждый раз увёртывался, обращая спор в пустую болтовню, не имевшую смысла, о которой и спорить-то нечего. Таня понимала это, злилась про себя, но эффективно противостоять Вадикиной беспечности пока не научилась… пока. Вадик же терял свою самоуверенность только в том случае, если ему начинали противостоять сами господа факты, что злило его. Это называется упёртость, хоть и умело им завуалированная, в сочетании с самоуверенностью. Самоуверенность, конечно, необходимое свойство характера, фундамент любой личность, от степени которой зависит, чего эта личность добьётся в жизни. Возьмём, к примеру, человека несамоуверенного – и получим совершенно не приспособленного к жизни, застенчивого, даже забитого, не способного ни на какие смелые поступки – такой всю жизнь будет довольствоваться малым, но не оттого, что ему достаточного этого, а потому, что улучшить своё положение, то есть пойти на какие-то смелые, иногда неоправданные действия, он боится. Самоуверенный человек твёрдо идёт по жизни, при необходимости принимая нужные решения, но и не ввязывается в сомнительные дела, и в итоге получает то, к чему стремился, хоть и не так быстро, как можно бы. Добавим ещё чуть-чуть самоуверенности (конечно, не без других важных качеств) – и получим знаменитого, возможно, на весь мир, человека со сложным характером. Это уже критическая точка, ещё чуточку самоуверенности – и человек будет ввязываться во всё, что попало, совершать глупые и неоправданные поступки, иногда мгновенно взбираясь на вершины, но и также быстро оттуда падая. Если, конечно, вовремя не остановится, что очень сложно сделать, ведь всегда хочется большего. Можно сказать, Вадик обладал несколько завышенной самоуверенностью, иногда действовал неправильно и злился, когда неопровержимые доказательства и здравый смысл, которым он безусловно обладал, заставляли его расстаться со своим мнением. Впрочем, раздражительностью он тоже умел управлять, пусть и не так хорошо, но на знакомых и друзей не срывался.

Дорога уже шестой километр тянулась между бесконечных стволов деревьев, периодически делаясь то хуже, то лучше. Небо затянули серые облака, поднялся ветер – он шумел кронами, но до низу не доходил. Все напряжённо молчали, ожидая, когда же закончится этот лес. Но вот частота и густота леса стали потихоньку уменьшаться, впереди появился просвет. До этого почти прямая дорога пошла влево и вниз, лес вскоре превратился в невысокие кусты, и друзья увидели впереди, на небольшом холме, несколько покосившихся чёрных бревенчатых домов. Дорога перестала спускаться, и внизу, откуда, кстати, деревню опять не было видно, оказался мелкий ручей, который машина легко преодолела. На достаточно крутом подъёме после ручья, на глинистой дороге, автомобиль несколько раз повело, колёса буксовали.

– Весело здесь, наверно, подниматься, особенно в дождь. – Заметил Артём.

– А спускаться ещё веселее! – добавил повеселевший Вадик.

Через пару минут показались первые разваленные дома. Они находились в разном состоянии заброшенности, то есть хозяева покинули их не все одновременно. На покоробившихся дверях висели ржавые замки, говорившие, что и мародерам, залезающим в каждый дом, сюда слишком долго добираться. Вдоль заросшей улицы тянулись остатки заборов и электрические провода на чёрных смолёных столбах, тоже местами подгнивших. Некоторые дома, видимо, покинули совсем недавно, кто-то может даже приезжал сюда на пару недель в отпуск, кому требовалось полное отсутствие людей и цивилизации для отдыха. Во всяком случае, привычных бабушек-дачниц ребята здесь не заметили. Как и здания, хоть сколько-то подходившего для школы. Впрочем, та скудная на информацию интернетовская статья утверждала, что школа находится где-то неподалёку от деревни на возвышенности, но сколько ребята не глазели по сторонам, ничего, кроме леса вокруг, не разглядели, хотя с одной стороны явно был пологий холм, и по отношению к нему деревня оказывалась внизу. Но та же статья утверждала, что и эта деревня недалеко от села. Десять километров, конечно, не много, но не по такой дороге. Может, и школа на том же расстоянии от деревни?

В середине деревни обнаружилось здание с выцветшей и полуоблупившейся вывеской «Продукты».

– Ну что, заглянем в магазинчик? – Поинтересовался Вадик. Отозвалась Таня:

– Боюсь, кроме паутин и плесени тебе там ничего не продадут.

– Не такое уж и страшное место. Похоже, даже электричество есть.

– Зато нет мобильной связи, – заметил Тёма. – Кстати, кто-то собирался делать фотки.

– Да, Таня, что-то ты заснула… и приуныла. Всё отлично!

– Будем надеяться, что и дальше так будет. – Сказала Таня со вздохом примирения и потянулась к сумке с фотоаппаратом.

– Надо было и дорогу снять.

– Ничего, на обратном пути сниму.

– А обратная дорога-то затянутся может. – с грустной усмешкой сказал Артём. – Бензина у нас мало.

Таня тут же оживилась:

– Тёма, ну как так можно! Ты же заправился перед отъездом!

– Ну так мы ещё по селу сколько мотались, пока дорогу узнали! Я и забыл. Должно хватить до села, а там попросим у кого-нибудь.

– Всегда так. Стой уже! Я хочу выйти, меня за дорогу уже уболтало.

– Без твоего занудства действительно было бы скучно, – добавил Вадик. – Ничего, доберёмся и обратно.

– Я же всегда говорила, что обо всём нужно заботиться заранее. – Поучительно заметила Таня, уже с оттенком шутки в голосе. Машина остановилась около одного из разваливающихся домов, имевшего ещё, правда, крепкий вид. Ребята вылезли и машины, потянулись после долгой тряски. Среди зарослей и ветхих серых строений их яркая машина выглядела, словно сломанная пожелтевшая ветка на фоне благоухающей всеми оттенками летней зелени. – Я чувствую себя, словно два часа ехала галопом на лошади. – Таня зевнула, неохотно понаправляла фотоаппарат по сторонам, фиксируя сей печальный пейзаж. – Я так понимаю, нам и ночевать здесь придется, учитывая что уже почти семь. И где?

– За что ты мне нравишься, – заговорил Вадик, облокотясь на машину и растянув рот в обаятельной улыбке, показывающей ровные, но не белые зубы, – так за то что ты всегда задаёшь самые уместные вопросы, на которые у меня обычно нет ответов и которые так хочется обойти.

– На то они и уместные, что обойти их нельзя. Кстати, здесь ключевая фраза – «ты мне нравишься». Я запомню её.

Вадик только ещё больше улыбнулся и посмотрел куда-то вдаль. Тёма же вообще мало внимания обращал на их взаимные любезности, но в силу характера никогда не чувствовал себя третьим лишним, предоставляя чувство стеснения тем людям, кому это больше в данный момент необходимо. Хотя, в настоящей ситуации, как владелец транспортного средства, он возможно и имел на это право. Он, как человек в принципе не глупый, видел их симпатию друг к другу, в это дело не лез, но и смущаться и делать вид, что не замечает, не собирался. В этом в некоторой степени выражался его эгоизм. Вадик прервал минутное молчание:

– Вон там довольно приличный дом, мне кажется… Пойдёмте туда.

Возражений никто не высказал, и они направились к большому дому на некотором отдалении от остальных, как бы в глубине, его почти не видно было из-за деревьев и кустов, но туда тянулась хорошо заметная тропинка. Подойдя ближе, ребята увидели высокий бревенчатый, потемневший от времени, дом с пятью окнами на лицевую сторону. Несмотря на явно солидный возраст, дом стоял прямо, все стёкла были на своих местах, крыша тоже выглядела вполне нормальной. В общем, создавалось ощущение жилого дома.

– Пошли туда. Вроде там кто-то живёт. Таня, сфотай его. – Скомандовал Вадик.

– Я помню! Но дом этот мне не нравится. Бабулька же сказала, что здесь нет никого.

– Значит, она ошиблась. Может, сюда просто приезжает кто-то иногда. Дорога же есть, какая-никакая. То есть ездят.

Они направились к дому по узкой тропинке, вытоптанной между кустов. Справа видны были остатки забора, далее – одичавшие плодовые деревья – яблони, груши, сливы – видимо, когда-то это был сад. По мере приближения дом казался всё выше и грозней, окружающие его высокие раскидистые берёзы и тополя усиливали эффект, визуально делая дом ещё больше. У стены перед крыльцом стояла скамейка, дверь на огромную веранду, край которой затерялся в саду, была приоткрыта, за ней виднелась лестница вверх. У водостока стояла пузатая деревянная бочка с водой и пара вёдер.

– Ну вот, здесь точно кто-то живёт! – обрадовано произнёс Вадик и собрался уже постучать, но Таня схватила его за руку.

– Подожди! Ну… мне что-то не нравится.

Вадик отвечал уже несколько раздражённо:

– Теперь-то что? Ну что? – Таня молчала. – Нам же надо где-то ночевать? И узнать, где находилась эта школа.

– Когда мы собирались сюда, ты сказал, что точно знаешь дорогу!

– Я знаю только то, что прочитал в интернетовской статье. Больше никакой информации я не нашёл. И какая разница? Видишь, сюда мы добрались уже. Нужно же написать в конце концов о чём-то интересном, и о чём ещё не писали! Сколько можно пересказывать на новый лад события Чернобыля, причины дефолта или проблему пробок, придумывая каждый раз новые «факты»?

Таня замолчала, не зная, что возразить на эту в общем-то верную мысль. Потом заговорила уже тише:

– Но такие поездки всё же надо продумывать. Проблемы не всегда можно решить на месте. Правда ведь, Тёма – обратилась она к нему с надеждой на поддержку.

– Правда-правда, только Вадяха наш обычно эти проблемы решает.

Таня резко отвернулась. Больше всего в Артёме ей не нравилась манера соглашаться со всеми и со всем, что не касалось его непосредственно. А в данном случае он был заинтересован получить необходимую для работы информацию. Да, он всегда поддерживал и помогал и ей, и Вадику, но в споре на поверхность вылезал эго эгоизм, так что рассчитывать на него не следовало, если только его точка зрения полностью не совпадала с вашей. А так он стремился никого не обидеть, но и особо не поддерживать; какие-либо выяснения отношений его вообще напрягали, и он старался не участвовать в них. Да спор – прекрасное средство, чтобы выявить скрытые качества человека.

В доме послышался шум, и друзья притихли, мигом забыв обо всех своих разногласиях. Кто бы то ни был – он, видимо, услышал их разговор и решил выйти. Скрипнула дверь из дома на веранду, раздались тяжёлые, медленные шаги, будто бы неуверенные, как обычно ходят пожилые люди. Звук шагов приближался к лестнице, вот уже скрипнула первая ступенька, в сопровождении с кряхтением… Ребята с напряжением вглядывались в пространство за дверью, ожидая появление чьих-то ног…

4

Директор, как и обещал, в семь утра взял ключ и направился с подсвечником в к двери той таинственной комнаты. Он уже много раз это делал – открывал дверь утром, вечером заперев там какого-нибудь мальчика, и каждый раз его охватывало трепетное ощущение учёного, идущего проверять результат своих продолжительных опытов, тем более что каждый раз его ждала там разная картина, столь же многообразная, как и психическое состояние человека. В такие моменты глаза директора загорались огнём жажды познания, и ни на что другое он внимания не обращал. Он вставил большой кованый ключ в замочную скважину соответствующего по размерам замка, повернул пару раз, снял замок. Натопленный вечером стояк уже заметно остыл, за окном ещё не было и намёка на утро, но поднялся ветер, судя по всему, небо затянули облака. Собиралась метель. Директор помнил тот первый раз, первую ночь, когда в этой комнате по его повелению «ночевал» ребёнок. Случилось это всего три года назад, когда и была создана эта школа. Тогда директор, человек целеустремлённый по натуре, но часто сомневающийся, ничего особенного не ждал от первого опыта, в котором участвовал человек. Тогда, открыв дверь, он обнаружил заплаканного мальчика в кресле у письменного стола. Видимо, его просто очень сильно напугали. Он подбежал к директору и уткнулся, плача, в его сюртук, тогда, правда, тёмно-коричневый. В директоре тогда даже, где-то очень глубоко, зашевелилось что-то человеческое, жалкая маленькая мыслишка предприняла робкую попытку убедить его бросить эти опыты, но он живо ликвидировал её, придерживаясь мнения, что начатое нужно завершить, тем более были и другие люди, заинтересованные в результатах его работы. Последующие годы в нём только усиливался азарт сумасшедшего учёного, стремящегося довести до идеала эти результаты. Что, откровенно говоря, ему так и не удалось сделать. И за что он потом поплатился. А мальчик тот, один из немногих, кто пришёл в себя после такой ночёвки, вскоре сбежал, его так и не нашли.

Директор положил замок с ключом на диванчик рядом и распахнул дверь в комнату; там всё было по-прежнему. Он слегка удивился. Ни валяющегося на полу тела, ни перевёрнутой и поломанной мебели, ни забившегося в угол существа с застывшей гримасой от ужаса на лице, в рваной пижаме, отдалённо напоминающего того, кого он привёл сюда вечером. И никто не набросился на него с криками и рычанием, желая, видимо, причинить то же, что с ним случилось ночью, такое тоже бывало. Директор сделал пару шагов вперёд и заглянул в кровать, которую из двери было не видно из-за полукруга стояка. Кровать оказалась идеально убрана – как вчера вечером. Ничто в комнате не свидетельствовало о присутствии здесь кого-либо этой ночью. Мало того – свеча, горевшая вчера, оказалась совершенно целой, с конусообразным сужением сверху, у белого, нового фитиля. На лице директора отразились и ужас, и смятение, и удивление крайней степени… Какие бы странные, противоречащие законам физике, неестественные опыты он ни ставил, такого результата он ещё ни разу не получал, да и предположить даже не мог.

Ещё раз внимательно осмотрел комнату, проверил окна. Затем подошёл к кровати, неловким движением опустился на четвереньки, поднял свисающее до пола покрывало, осмотрел пространство под кроватью и выдвинул оттуда деревянный сундучок средних размеров. Порылся в кармане сюртука, выудил небольшой ключ, отпирающий врезанный в крышку замок; откинул крышку назад. На дне сундука лежали весьма странные предметы: большой лошадиный череп, напоминающий тот, в холле, пара причудливых деревянных коряг, покрытых лаком, с вырезанными мелкими злобными рожицами, и множество маленьких стеклянных сосудов – колб, пузырьков, баночек – с разными по цвету и консистенции жидкостями. Все они, кстати, были открыты. Из сундучка исходил резкий удушливый запах, сочетающий множество ароматов, от очень сладкого до самых гадких, от которого кружилась голова и мозг терял способность быстро и ясно соображать, выдавая отвратительные образы в вперемешку с наиболее неприятными воспоминаниями, превращая любое зрительное представление в смазанную, искажённую картину. Но директор к этим запахам привык, у него, вероятно, уже выработался иммунитет к ним. Он перебрал все колбы, вынул несколько, жидкости в которых было совсем мало, закрыл и убрал сундучок на место. То же он проделал и со шкафом, кстати, не запертым на ключ. В нём обнаружились старые потрёпанные одежды, пара шкур животных, несколько масок для маскарада, внизу – сундучок чуть поменьше. В нём не было черепа и коряг, а только пара столь же неприятных изваяний из кости и множество колб. Оттуда он тоже забрал несколько, некоторые были почти полные. Пару пузырьков директор взял и из единственного центрального запертого ящика письменного стола. Другие ящики находились справа, один под другим, и в них ничего нужного ему не лежало. И только сейчас он заметил, что часы показывают три часа сорок пять минут пополудни.

Директор недоумённо уставился на часы. Вынул свои из кармана сюртука, убедился, что сейчас пятнадцать минут восьмого. Взял часы со стола, послушал, ровно ли они тикают. Потом снова уставился на целую свечу (свою, в подсвечнике, он поставил на стол). Именно такие свечи он всегда использовал, и не только здесь. Он вытащил свечу из прикрученного к столу подсвечника, осмотрел внимательнее и снова ничего необычного не увидел… поставил обратно. Чтобы унести все необходимые колбы, ему потребовалось сходить за подносом в кабинет. Забрал он и часы, намереваясь убедится в их исправности. Уходя, ещё раз оглядел комнату, запер дверь. Решительно не понимая, куда мог исчезнуть мальчик, директор отнёс часы себе в кабинет, поднос с колбами – в лабораторию, находившуюся за дверью в правой стене той прихожей. Придя обратно, сел в кресло и погрузился в раздумья. Что могло пойти не так? Вероятно, он совершил какую-то ошибку. Неправильно подобрал сочетание тех веществ, находящихся в ёмкостях различного рода, их концентрацию или количество… И это вместо испытания нервов подопытного на прочность привело к его исчезновению. Но как такое могло произойти, пытливый ум директора никак не мог понять. Занимаясь этим много лет, он не предполагал подобного эффекта. И причём тут часы и свеча, с ними-то что? Но свои ошибки видеть нелегко, а ещё труднее их признать. И это, думаю, разозлило любого бы. На принесённых из комнаты часах директор установил верное время, взглянув на циферблат больших напольных часов в углу кабинета напротив него. Стрелки подползали к половине восьмого, и вскоре оповестили об этом событии одним гулким ударом. Директор поджидал управляющего по особым вопросам, который всегда заходил к нему в это время и был самым надёжным человеком в школе. И тот вскоре появился – высокий серьёзный человек в мундире, с резким высохшим лицом и жидкими усами. Бровей почти не было заметно, а приличных размеров лысину окружали жидкие седые волосёнки. Он был явно старше директора. Если бы не загнутые вниз уголки рта, его лицо возможно казалось бы добрым. Но он, видимо, всю жизнь стремился избавится от этой черты.