Уроки Смутного времени

Борис старался помочь людям. Из царских амбаров в Москве началась раздача хлеба. Кроме того, он раздавал деньги на покупку хлеба. Но это только усилило бедствие. Узнав про царскую милостыню, толпы народа хлынули в Москву; сюда устремились и те, кто мог бы прокормиться на местах. От этого царские амбары быстро опустели. Прекратил Борис и раздачу денег, потому что в Москве началась спекуляция хлебом. Даже сам патриарх, имея большие запасы хлеба, придерживал его в ожидании повышения цен. От большой скученности народа в Москве началась эпидемия холеры, которая перекинулась на всю страну. По свидетельству очевидцев, только в Москве от голода и холеры умерло до 500 тыс. человек, стекшихся сюда со всей России в поисках пропитания, а всего население России сократилась на одну треть за эти три страшных голодных года.

Голод вызвал бунты по всей России. Почти на всех дорогах, ведущих к Москве, орудовали разбойничьи шайки. К югу от Москвы действовала целая повстанческая армия во главе с атаманом Хлопко, которая насчитывала до 20 тыс. человек. Бунтовщики занимались разбоем на дорогах и даже захватывали целые города. Одно время они управляли Тулой. Лишь в битве под Москвой в 1604 году стрельцы окольничего Ивана Басманова разбили это разбойное войско, а самого Хлопко взяли в плен, а потом повесили.

Обильный урожай 1604 года положил конец бедствию. Но последствия его были крайне тяжелыми. Кроме резкого сокращения податного и служивого населения, всеобщего обнищания, сильно упала нравственность народа, что нашло обильную пищу в таком явлении, возникшем в конце царствования Бориса Годунова, как самозванство.

***

Когда-то Борису Годунову было сделано загадочное предсказанье: «Убит, но жив». И вот в 1604 году в Польше объявился самозванец, некий Григорий Отребьев, выдающий себя за чудом спасшегося царевича Дмитрия.

Появление на русской исторической сцене Лжедмитрия I, с эсхатологической точки зрения, можно рассматривать как репетицию явления Антихриста. Конечно, по своей сути Лжедмитрий I был еще далек от того ненавистника Христа и гонителя Церкви, явление которого было предсказано в Откровении Иоанна Богослова, накануне второго пришествия Христа, но это была та самая линия, из которой должен развиться настоящий Антихрист. Внешнее обаяние, учтивость, смелость, ум, решительность, умение скрывать свои истинные намерения – вот что отличало Лжедмитрия I от окружающих его людей того времени, и что вполне подходило к временам Апокалипсическим.

«Появление названного Димитрия в жизни Русской земли, – писал А.Д. Нечволодов, – окутано до настоящего времени большой темнотой, и ответить с безусловной достоверностью на вопрос, кто именно он был, не представляется никакой возможности. Однако с большой уверенностью можно сказать, что он самозванно носил имя того, чьи святые мощи, прославленные многими чудесами, покоятся и поныне в Архангельском соборе Московского кремля».

По многим версиям им был молодой сын стрелецкого сотника Юрий Отрепьев, принявший по пострижении имя Григория, ставший затем иноком Чудова монастыря и бывший одно время келейником патриарха Иова. Он проявлял большие способности в учебе, шутя усваивал то, что другим не давалось упорным трудом, в то же время Григорий вольничал в делах веры, вызывая этим подозрения в ереси. Но главное, в момент откровенности он говаривал монастырской братии, что со временем непременно будет царем на Москве.

За все это Григорию Отрепьеву грозила минимум ссылка, но он благополучно бежал в Литву, где после скитался по разным местам. Он побывал у запорожцев, выучился у них верховой езде и военному искусству, якшался с сектантами-анабаптистами, учился в латинской школе в Гоще, где получил кое-какие знания по латинской и лютеранской грамоте, завел себе духовника-иезуита. Наконец Григорий открылся польским магнатам Адаму Вишневецкому и Юрию Мнишек, заявив, что он – чудом спасшийся царевич Дмитрий. Его некоторое сходство с подлинным царевичем, равность лет с убиенным Дмитрием, а скорее самое главное – возможность вмешаться во внутренние дела Московского государства, давнего соперника Польши и Литвы, – привели их к мысли воспользоваться этим шансом, и они представили его польскому королю. Сигизмунд III признал его сыном Ивана IV, обещал поддержку, но официально в его защиту выступать не стал, разрешив только своим шляхтичам участвовать в восстановлении его на троне в частном порядке. Тогда же Лжедмитрий тайно перешел в католичество и подписал брачный контракт с Мариной Мнишек, обещав ее отцу русские земли, польскому королю обещал вечный мир и территориальные уступки, а главное – способствовать переходу Русской церкви под власть Римского папы. Это была игра в поддавки, и Лжедмитрий хорошо усвоил ее правила. Он устами Пушкина думал: «Димитрий я иль нет – что им за дело? Но я предлог раздоров и войны. Им это лишь и нужно».

Для сознания русского человек Литва была синонимом Польши, а Польша – синонимом Литвы. Лишь в результате ряда уний, из которых самыми значительными были Кревская уния 1385 года и Люблинская уния 1569 года, на политической карте Европы появилось государство со странным для русского слуха названием – Речь Посполитая, что означало в переводе на польский язык латинское слово республика. Официальное название этого государства было Республика Короны Польской и Великого Княжества Литовского, или Республика Обоих народов. Странным для русского сознания, воспитанного на самодержавных традициях, было ее политическое устройство. Речь Посполитая состояла как бы из трех частей: Литвы (собственно Литвы и Белоруссии), Гетманщины (Левобережная и Правобережная Украина) и Коронных земель, т. е. самой Польши (в состав Польши была включена и Галицко-Волынская земля). Во главе Литвы стоял литовский гетман, во главе Украины – свои гетманы, Коронные земли возглавлял коронный гетман, а над всей этой федерацией земель возвышался король. Он избирался на польском сейме, состоящем из крупных польских и литовских землевладельцев (магнатов), и носил одновременно два титула: короля польского и великого князя литовского. Таким образом, избрание короля зависело от желания польской шляхты, часто это желание реализовывалось не на заседаниях сейма, а на полях сражений между различными группировками польского дворянства.

Речь Посполитая заметно уступала России по территории, но превышала ее по численности, разнонационального, не обладающего религиозным и политическим единством, населения. В 1596 г. польский король Сигизмунд III создал в Бресте Духовный собор, на котором был поставлен вопрос о присоединении к Римско-католической церкви ряда епископств Киевской митрополии, а именно Луцкой, Владимиро-Волынской, Полоцкой, Пинской и Холмской. Впоследствии так называемая Брестская уния привела к созданию Униатской, или Украинской греко-католической церкви. Кроме того, на западнорусские земли вслед за польской администрацией хлынули католическое духовенство и иезуиты. И началось массовое ополячивание и окатоличивание русского и литовского дворянства, угнетение православного населения. Все, что предпочитало оставаться русским и православным, стало считаться в Речи Посполитой низшим и позорным. Латинство стало считаться панской верой, а православие – холопской. Ответом на религиозное угнетение стали казацкие и крестьянские восстания и, в конце концов, переход западнорусских земель под власть московского царя.

Не придавал силы Речи Посполитой и ее феодальный демократизм. В свое время Иоанн Грозный не желал садиться за стол переговоров с польским королем Стефаном Баторием как с равным себе, уведомляя его, что «Всемогущий Бог благоволил ко всему нашему роду: мы государствуем от великого Рюрика 717 лет, а ты со вчерашнего дня на таком великом государстве, тебя первого из твоего рода по Божьей милости избрали народы и сословия королевства Польского, и посадили тебя на эти государства управлять ими, а не владеть ими. А они люди со своими вольностями, и ты присягаешь величию их земли, нам же всемогущая Божья десница даровала государство, а не кто-либо из людей, и Божьей десницей и милостью владеем мы своим государством сами, а не от людей приемлем государство, только сын от отца отцовское по благословению приемлет самовластно и самодержавно, а своим людям мы креста не целуем».

В конце концов шляхетские вольности до того ослабили Польское государство, что в XVIII веке Речь Посполитая была поделена между тремя сопредельными государствами: Россией, Пруссией и Австрией. Но в начале XVII века Речь Посполитая была еще в силе. И союз польского короля, польского магната Юрия Мнишек и чернеца-расстриги не сулили ничего доброго Русской земле.

Осенью 1604 г. четырехтысячный отряд, состоящий из польской шляхты и запорожских казаков, перешел русскую границу в Северской Украине, чтобы идти на Москву добывать царский престол для Лжедимиртия I. Конечно, с такими силами пробиться к Москве было невозможно, но сила Лжедмитрия была не столько в Польше, сколько в самом Московском государстве.

Для Бориса Годунова появление самозванца было как гром среди ясного неба. А.К. Толстой так описывает состояние души Бориса в третьей части своей драматической трилогии, которая называлась «Царь Борис»:

«Убит, но жив»! Свершилось предсказанье!

Загадка разъяснилась: мой враг

Встал на меня из гроба грозной тенью!

Я ждал невзгод; возможные все беды

Предусмотрел: войну, и мор, и голод,

И мятежи – и всем им дал отпор

Я был готов. Но чтоб воскрес убитый –

Я ждать не мог! Меня без обороны

Застал удар. Державным кораблем

В моей спокойной управляя силе,

Я в ясный день на бег его глядел.

Вдруг грянул гром. С налету взрыла буря

Морскую гладь – крутит и ломит древо

И парус рвет… Не время разбирать,

Чей небо грех крушением карает –

Долг кормчего скорей спасти корабль!

Беда грозит – рубить я должен снасти!

Нет выбора – прошла пора медлений

И кротости! Кто враг царю Борису –

Тот царству враг! Пощады никому!

Казнь кличет казнь – власть требовала жертв –

И первых кровь чтоб не лилась даром,

Топор все вновь подъемлется к ударам!»

Но Борис Годунов не мог должным образом защитись свой престол. Дело было в том, что у него не было авторитета среди боярства и народа. Подозрение в том, что он причастен к убиению царевича Дмитрия, висело над ним как дамоклов меч. К умалению его авторитета как царя прибавлялись его чрезмерная подозрительность, малодушие и жестокость. Как писал А.Д. Нечволодов, «на беду Борис никому не мог верить и чувствовал себя совершенно одиноким; малодушие, жестокость, подозрительность и другие свойства его лишенной благородства души приносили теперь страшные плоды. После разгрома семьи Романовых он успел оттолкнуть от себя и все другие влиятельные семьи в государстве… Темные пути, которыми достиг Борис престола, недостойный нравственный облик патриарха Иова и чрезмерное развитие доносов, в связи с ужасами пережитого голода и мора, оказали, как мы уже говорили, самое развращающее влияние и на все население. У каждого в сердце было сомнение насчет истинных прав Бориса на царство, что, конечно, влекло за собой упадок любви к государю, а вместе с тем и любви к Родине, так как оба эти чувства неразрывно связаны между собой в сердцах русских людей; многие стали думать только о своих личных выгодах».

В Москве патриарх Иов и Василий Шуйский убеждали простой народ не верить россказням о якобы чудом спасшемся царевиче и указывали, что тот, кто выдает себя за царевича Дмитрия, на самом деле вор-расстрига Гришка Отрепьев. Его стали проклинать по церквям, но это мало действовало на народ. В народе говорили: «Пусть проклинают Гришку, царевичу до Гришки никакого дела нет».

Появление отряда самозванца на юге Русского государства имело свой резон. Отрепьев рассчитывал в первую очередь на поддержку казаков, которые всегда было охочи повоевать, пограбить и вообще вести разгульную жизнь. К нему сразу же примкнул 4-тысячный отряд донских казаков во главе с атаманом Карелой, а затем стали переходить на его сторону местные гарнизоны стрельцов и городовых казаков. Переходили к нему и местные воеводы, сдавая ему один за другим города Северской Украины. Признало его и население южной окраины Московского государства. Кто-то искренне верил, что он истинный царевич Дмитрий, а кто-то рассчитывал службой новому царю выбиться в люди, или подняться ступенькой выше по иерархической лестнице.

Борьба на юге России между сторонниками самозванца и людьми верными Борису Годунову велась с переменными успехами до весны 1605 года, при этом царские войска, имея подавляющее численное превосходство, не желали вести войну по-настоящему, воевали как бы нехотя. Перелом в борьбе Лжедмитрия I с московским войском произошел после неожиданной смерти Бориса Годунова 13 апреля 1605 года. Перед смертью Борис успел принять пострижение под именем Боголепа и передать престол своему сыну Феодору. А.С. Пушкин так описывает этот момент:

«Ты царствовать начнешь… о Боже, Боже!

Я подданным рожден и умереть

Мне подданным во мраке б надлежало;

Но я достиг верховной власти… чем?

Не спрашивай. Довольно: ты невинен,

Ты царствовать теперь по праву станешь,

Я, я за все один отвечу Богу…»

Москва спокойно присягнула 16-летнему молодому царю Феодору и вскоре изменила ему, равно как войско, воеводы и весь русский народ. Уже 7 мая 1605 г. московское войско во главе Петром Басмановым перешло на сторону самозванца. 10 июня законный наследник престола, сын царя Бориса Феодор вместе с матерью был убит в Москве приверженцами самозванца. 20 июня Лжедмитрий торжественно въезжает в Москву и весь народ встречает его как законного царя, а 21 июля новоиспеченный патриарх, архиепископ Рязанский грек Игнатий совершает таинство венчания на царство победившего самозванца. Так к греху убиения царевича Дмитрия на русский народ наложился грех клятвопреступления, который только подлил масло в огонь смуты, отчего она разгорелась на Русской земле с еще большей силой.