Степные волки

Все же однажды увернуться не удалось. Эта мать приехала откуда-то из-под Тулы и уже неделю безуспешно пыталась найти хоть упоминание о сыне, хоть одного его сослуживца. Но у нас он не служил, это я знал точно, зря она искала. И поэтому, когда женщина неожиданно появилась передо мной в проходе между палатками, я, поняв, что разговора не избежать, как можно добродушней сказал:

– Мамаша, нет здесь вашего сыночка. Поищите в других частях. Вот через час машина пойдет, я поспособствую, чтобы вас довезли.

Она, всматриваясь мне в лицо красными от слез глазами, протянула картонный прямоугольник.

– Посмотрите, Христа ради! Может быть, вспомните?

Сам не знаю, почему, я взял эту фотографию, вгляделся, держа ее на ладони. Обычный черно-белый снимок. Конопатый парнишка, только-только получивший «парадку» и сфотографировавшийся по этому поводу, чтобы послать карточку родителям и оставшейся дома девчонке. Глупый салага, такие сотнями гибли под пулями чеченских снайперов, горели в танках на улицах Грозного. Генералов бы туда, в огонь, политиков, которые отдавали преступные приказы, стремясь чужой кровью отмыть свои миллионные барыши от продажи чеченцам всего, что можно было продать. Где он сейчас, этот паренек?

И вот тут я почувствовал что-то. Вернее, неожиданно понял, что мальчишка жив, ранен, но не серьезно и сейчас находится в госпитале в Моздоке. Из подбитого бронетранспортера он успел выпрыгнуть, но «камуфла», в кармане которой были документы, сгорела, а сам парень после контузии плохо помнит, кто он. Причем о Моздоке я подумал уже не подсознательно, а просто в той стороне, где находился контуженный парень, других госпиталей, кроме моздокского, больше не было. Странное получилось ощущение. Будто прочел об этом во вчерашней газете…

Так отчетливо я понял все это, что тут же выложил матери полученные каким-то сверхъестественным путем сведения. Сначала она не поверила, все умоляла сказать, где ее сын, почему его прячут? Может быть, от горя немного повредилась рассудком. Но я уже действовал, движимый уверенностью в своей правоте. В сторону Моздока шла небольшая колонна, и мать удалось пристроить на грузовик. С этой же колонной ехал по делам прапорщик из нашей роты и должен был через пару дней вернуться. Его я попросил помочь женщине добраться до госпиталя.

Я почти сразу забыл о странном случае с фотографией и был просто поражен, когда вернувшийся прапорщик рассказал, что все именно так, как мне привиделось. Парень действительно с легкой контузией лежал в моздокском госпитале, и врачи тщетно пытались выяснить его личность. Со временем, конечно, это прошло бы само. Но приезд матери стал тем необходимым стрессом, который вернул солдату память.

Этим вечером я достал тщательно запрятанную бутылку ставропольской водки, позвал своего доброго приятеля старлея Сашку Загайнова, и под скудную закуску мы выпили за возвращение еще одного потерянного защитника Отечества. Подробностями я с Сашкой делиться не стал. Самому нужно было во всем разобраться…

В принципе дар, посетивший меня, ничего особенного не представлял. Известно множество случаев подобных озарений. Люди даже деньги на этом делают, по большей части мошенничая. В меня не ударяла молния, я не валялся в коме после автомобильной катастрофы. Сильных потрясений, как моральных, так и физических, в моей жизни тоже не случалось. Ну, попадал неоднократно под артиллерийский и минометный огонь, так на то она и война. С другими ничего подобного не происходит! Почему же со мной?

Способность определять, жив ли человек и где находится, у меня действительно появилась. Правда, мог я это почувствовать только на расстоянии до сотни километров и определял не конкретное место, а лишь направление, в котором человека следует искать. Такого озарения, с подробностями, как в первый раз, больше не было. Ну что же, и так неплохо. Только я совершенно не знал, где могу применить свою уникальность. Попробовал встречаться с родителями пропавших без вести солдат, но, во-первых, командование тут же выразило свое неудовольствие – нечего какому-то капитану соваться не в свои дела – а во-вторых, ничего утешительного я родителям сказать не мог, их детей уже не было на белом свете. В этом случае я чувствовал в душе какую-то пронзительную пустоту, словно смотрел на тень человека без него самого, отдельную тень…

Оставалось развлекать друзей на пирушках и дурить головы девицам, прикидываясь магом и чародеем, некой Вангой мужеска пола. Кстати сказать, весьма действовало, особенно если подпустить побольше таинственности. Эдак, где-нибудь на скамеечке в сквере: «Девушка, у вас есть с собой фотография любимого человека? Хотите, скажу, где он сейчас находится?» После сеанса ясновидения и последующей обработки: «Прощай, любимый! Я встретила другого. Он такое чудо! Настоящий офицер!»

Да уж, чудо из чудес. Развлечения десантника-ловеласа по выходным…

Не знаю, кто и кому проболтался о моих фокусах. Но однажды меня вызвали в штаб бригады (война к тому времени тихо скончалась, закрытая, как текущий вопрос, челночной дипломатией Лебедя, нас вывели из Чечни и расквартировали на окраине Ставрополя) и без объяснений откомандировали в Москву.

Может быть, ученым стоило заняться мной как следует, потренировать и развить мои способности. Но меня наскоро проверили, определили радиус действия дара и стали использовать как поисковой инструмент. Выехать, сосредоточиться, обнаружить, доложить, вернуться. Или изредка: обнаружить, найти, освободить. Как вот сейчас. Слишком много людей пропадало в стране и, если не получалось отыскивать их обычными средствами, приходилось прибегать к мистике. Все дешевле обходилось, чем платить сотни тысяч «зеленых» за каждого захваченного…

Мне выдали ордер на однокомнатную квартиру в Сокольниках, внеочередные погоны с одной большой звездой вместо четырех маленьких, положили приличное денежное довольствие. Работайте, майор! А форму вам носить вовсе не обязательно. Только о своей работе – никому, даже матери родной. Вот, распишитесь здесь, на всякий случай. Теперь вы предупреждены. Идите, свободны.

Ничего себе поворотик в судьбе, да? Ведь во всем остальном я оставался таким же офицером-десантником, как и прежде. Старался поддерживать форму, дважды в неделю выходил на спарринг, трижды – «качал железо». Когда не был, естественно, на задании. И не скучал по своей бригаде. Чего хорошего в Ставрополе осталось!

Выезжать на поиск приходилось часто, минимум раз в месяц. Где я только не побывал! Таджикистан, Туркмения, Прибалтика, Украина, Беларусь… В одну Чечню, разумеется, под надежной охраной, было больше десяти поездок. Этакий туризм налегке, с кейсом, в котором бритвенные принадлежности и смена белья. В большинстве поездок я даже не успевал как следует оглядеться, полюбоваться достопримечательностями. Приехал, отработал – до свидания, счастливого полета!

Подозреваю, что не я один занимался подобной деятельностью, потому что волна исчезновений людей не спадала, но постоянно кого-то освобождали. И вовсе не всегда платили выкуп. Порой я даже не знал, кого спас. Так, догадывался. Газеты и телевидение зачастую не сообщали о похищении той или иной важной персоны. Наверное, власти решили, что незачем будоражить народные умы сообщениями о росте терроризма. Вот когда отпускали очередного солдатика, по дурости попавшего к бандитам, тогда да, трубили на весь мир…

Если брались вызволять без помощи нашего отдела, почти всегда выходило неладно. Как с теми англичанами, которым отрезали головы. Узнав о трагедии, я прямо спросил у шефа: почему не задействовали нас? Он пожевал губами и, глядя в сторону, промолвил только одно слово: «Политика…» Значит, кому-то было нужно, чтобы эти несчастные закордонные связисты были зверски убиты, а общественное мнение на островах Альбиона резко осудило дикарей-чеченцев. А то ведь там, на Западе, не знают нас практически абсолютно. Когда Аргентина захватила Фолькленды-Мальвины, находящиеся у нее под боком, разгневанная Англия через половину мира послала свои корабли. Как же, свое отобрали! И ни одна зараза на Земле не пикнула против. А нас за Чечню клюют все, кому не лень. Потому что Англия может дать в ответ по соплям любому горлопану, а мы стесняемся.

Но это так, лирика, обычно не свойственная российскому офицеру…

Нравы у нас в отделе царили вполне демократические. Форму никто не носил, хотя все были военнослужащими. Ну, как все? И было-то в отделе пять человек. По крайней мере тех, о ком я знал. Шеф, его секретарь Светочка, водитель единственной служебной машины Боря и я. Ну и еще Степан. Когда предстояло задание, шеф звонил мне и посылал машину с Борей. На случай, если я окажусь вне дома, выдали пейджер. Так что найти меня могли в любой момент. Приезжал Боря, вез к шефу, а оттуда, обычно, прямо в аэропорт. Он же и встречал, никогда не интересуясь, как прошло дело. Я докладывал шефу, он кивал и мановением руки отпускал меня.

Вернувшись из Минска с простреленным плечом, я тоже вначале поехал на доклад и только потом обратился в санчасть Управления. Во всем должен быть порядок. За ранение я получил медаль, солидную премию и ледяной по тону втык от шефа, чтобы не лез, куда не просят. А как не полезешь, если того мужичка охраняли три дуболома с автоматами, да потом еще пятеро гоняли меня по лесу, как зайца, постреливая отнюдь не в воздух. Так и не знаю, почему не послали обычную группу, а пришлось отдуваться мне одному. Хорошо, хоть Степан на последнем этапе помог. Кстати, это как раз и входило в его функции – страховка на последнем этапе…

Хоть бы раз шеф разоткровенничался! Иногда он напоминал мне каменного истукана, что попадаются на курганах в южных степях. То же самое равнодушное безразличие на лице ко всему и всем. Ноль эмоций. А при таком поведении начальства и самому не хочется открываться. Единственный намек на посторонние обстоятельства прозвучал, когда шеф упомянул о Рите. Что доказывало, что и он не всегда был таким холодным и бездушным, как сейчас. В общем, о шефе я не знал ничего. Как и о Светочке с Борей и Степаном. Явно под себя подбирал их многоуважаемый Сергей Афанасьевич. Не принято было в отделе раскрывать душу. Делают люди свою работу – и ладно.

Точно так же я не был уверен, что у шефа только нас четверо в подчинении. Кто-то ведь должен был готовить техническую сторону моих поездок? Документы, легенды… Ездили, ездили еще по бывшему Союзу люди, способные найти неудачников, попавших в плен. А может быть, и не только по Союзу. Но меня по крайней мере за кордон не выпускали. Имеется в виду настоящая граница, а не прозрачные занавески между прежними братскими республиками.

Глава 5

Узкое окошко ванной выходило во двор и было приоткрыто. Мне почудилось, что кто-то звякнул дверцей ворот. Так скоро Рита вернулась? Или лихой человек решил воспользоваться отсутствием хозяйки? Вот забавно получится, если я вора ущучу! Стараясь не топать, я пошел к входной двери.

Нет, на вора этот мужчина не походил. Темные редковатые волосы, гладко выбритые щеки, дорогое пальто верблюжьей шерсти, блестящие темно-бордовые туфли. Вряд ли в них можно долго ходить при таком морозе. Значит, поблизости имеется машина. И держится без опаски. Интересно…

Я для него тоже оказался сюрпризом. Судя по выражению лица – неприятным. Мужчина так и замер у ворот, воззрившись на меня. Я ждал. Наконец он решил нарушить молчание.

– Ты кто такой? – спросил он, и тон его мне совсем не понравился. Так разговаривают с подчиненными не очень умные начальники.

– Могу спросить вас об этом, – я постарался ответить как можно вежливее. Зачем грубить незнакомому человеку?

– Я, кажется, тебе вопрос задал!

Незнакомец тона не поменял. Был он едва ли старше меня, но настроение я имел вполне благодушное и на «ты» пока переходить не собирался.

– В командировку приехал. А вы кто?

– Не твое собачье дело! В какую еще командировку? Что здесь делаешь?

– У знакомой остановился.

Не рассказывать же первому встречному о взаимоотношениях Риты и шефа!

– Маргарита Сергеевна твоя знакомая? – недоверчиво спросил он.

– Вот именно, Рита, – безмятежно ответил я. – Сергеевна.

Мне уже хотелось разозлить его. Кажется, это удавалось.

– И откуда же ты приехал, знакомый?

– Из Москвы.

– От Витьки, что ли? – напрягся он.

– А кто это?

– Неважно. В общем, так, знакомый… Если не хочешь неприятностей, собирай свои шмотки и перебирайся в гостиницу. Там всегда места есть.

– Надо подумать, – серьезно сказал я.

– Нечего думать! Давай, действуй. Так и быть, подброшу, у меня машина за воротами.

– Сам как-нибудь доберусь. Если, конечно, решу переехать.

– Ты еще раздумывать будешь?

Черт, неужели в первый же день драться придется?