Кумач надорванный. Роман о конце перестройки

– Будешь? – поинтересовалась она, кивнув на пустой стакан.

Лицо её, в багровеющих прожилках, румянилось нездорово.

Валерьян отрицательно мотнул головой.

– Смотри…

Поев, он натянул сапоги, свитер и направился на почту.

В почтовом отделении имелся телефон с выходом на междугороднюю связь, и Валерьян позвонил домой – впервые с момента приезда в колхоз. Ответившая на звонок мать дотошно выспрашивала его про быт, про квартирных хозяев, настырно требовала, чтобы он, выходя в поле, одевался теплее. Перехвативший у неё трубку отец был лаконичнее, больше слушал его, давал советы:

– Ты от куратора вашего подальше держись. Понял? Сильно не усердствуй. А то навалит обязанностей – начальники любят на исполнительных ездить.

Поговорив с родителями, Валерьян задержался у стола с разложенными газетами. Помимо районной и областных, продавали и несколько центральных. Был даже номер журнала “Техника – молодёжи”, правда, за прошлый месяц. Он взял его в руки, пролистал, но не купил.

Под вечер студенты собрались во дворе МТС, помещавшейся в старой, недействующей церкви. Здание её, несмотря на переоборудование, всё равно выглядело заброшенным. Обнажённая, из красного кирпича кладка была испещрена выщерблинами, над центральным входом, заслоняя с улицы остатки купола, проросла в человеческий рост берёза.

Посвежевший ветер угнал облака, и студенты, сидя на приставленных к церковной стене деревянных ящиках, глядели на меркнущее, перемигивающееся ранними звёздами небо, неторопливо курили, ведя задумчивый разговор.

– Как местные-то тут не охреневают? – спросил, словно бы самого себя, Кондратьев. – Ни телека ведь ни у кого, на радио – сплошной “Маяк”.

– Охреневают – и пьют, – отозвался Валерьян, вспомнив хозяйку.

– Им, может, телек и не нужен. Отпахал трудодень, вмазал – и ништяк, – придавил окурок носком ботинка староста параллельной группы Никита Скворцов.

– Скукотень же.

Тот пожал плечами:

– Кому как.

Тьма становилась всё гуще. Силуэты старых, полуразобранных тракторов, валявшиеся на дворе там и сям ржавые остатки моторов расплывались в чернеющей мгле, превращаясь в угловатые причудливые груды.

Кондратьев посмотрел на небо, вздохнул:

– Жаль, телек не посмотреть. По субботам в это время передача клёвая идёт – “НЛО: необъявленный визит”. Про космос, пришельцев и всё такое.

Валерьян фыркнул:

– Чушь!

– Не скажи. Там реальные люди выступают, рассказывают, что видели. Я верю.

По угасшему небосводу, будто спичка по коробку, ярко чиркнула падающая звезда.

– Вон твоё НЛО полетело, – не удержался от шутки Валерьян.

– Метеор, – почесал переносицу Скворцов и закурил вторую.

– Да кто его знает, – взлохматил волосы на затылке Медведев. – Сейчас столько всего показывают и пишут… Взять экстрасенсов тех же: Кашпировского, Чумака. Исцеляют людей. Кто б в такое раньше поверил? А вот моя тётка-язвенница заряженную воду стала пить – и действительно полегчало.

– Экстрасенсы – это другое, – возразил Скворцов. – Мы просто не знаем всех функций человеческого организма. А они узнали и научились ими управлять. Что в этом такого невероятного?

– А что в НЛО? – парировал Кондратьев.

– Ну, пришельцы, гуманоиды – это перебор. В Солнечной системе нет жизни – установлено. А на то, чтоб из других звёздных систем до нас долететь, сотни и тысячи световых лет потребуются. Кто ж столько проживёт?

Все примолкли, кто силясь прикинуть в уме столь громадную бездну времени и пространства, кто просто в молчании глядя на звёздное небо.

– Читал недавно, и мыслью управлять можно. Предметы на расстоянии передвигать, – продолжал Кондратьев о своём.

– Ага, только подумал – и картошка вся на ленте выбрана, – сострил молчавший до того Серёгин.

Медведев сплюнул под ноги, повёл незажившим ещё плечом.

– Мечтай, затейник.

По его раздражённому жесту, саркастическому тону ощущалось, что прежняя дружба между ними оборвалась – прямолинейный, резковатый Медведев после недавнего собрания перестал видеть в Серёгине товарища и того не скрывал.

Серёгин шмыгнул, пригнул шею, смолчал.

У МТС, оттолкнув железные, скрипучие ворота церковного двора, показался куратор.

– Вы? – спросил он, щурясь во тьму. – А я вас искал, искал…

– Мы, – подтвердил Валерьян.

– По домам идите. Хозяевам что, специально не спать, вас дожидаться?

Топчась возле ящиков, куратор вертел по сторонам головой, невзначай заглядывал в промежутки между ними.

“Бутылки высматривает. Боится, что пили”, – догадался Валерьян.

Студенты неохотно поднялись.

– Да уж не пропадут они. С нами, без нас… – процедил он.

В воскресенье в клубе показывали кино. Куратор, подключив колхозного председателя, договорился, чтобы к ним из райцентра привозили фильмы и даже раз в неделю приезжал на вечер киномеханик. Пока он налаживал аппаратуру и заправлял в неё плёнку, студенты толклись у входа, с чавканьем переступая сапогами по раскисшей грязи.

– Фильм-то хоть про что будет? – спросил Валерьян у комсорга Вилкова.

Тот, сплюнув, ухмыльнулся:

– Про урожай.

Фильм был новый, совместный, польско-советский, но показывали в нём тропическую влажную Азию, перевитые лианами чащи, буддистские пагоды. Несколько авантюристов, завлечённых случайно попавшим в их руки старинным восточным манускриптом, искали путь в потаённую долину, но нашли в заброшенном монастыре не клад, а жуткое, смертельно опасное зелье. Парни загоготали в голос, когда в одной из сцен героиня – смазливая и пронырливая журналистка – мелькнула в кадре обнажённой. Девицы захихикали, прикрывая рукавами рты.

– А ничего так фильмец подогнали. Взбодрил, – проговорил довольный Кондратьев. – Думал, хрень какую-нибудь прокрутят.