Двадцать одна сказка обо всём на свете

– Ну, хорошо,… почему бы и нет… – отозвался нарочный, и с удовольствием тут же опрокинув поданную ему чарку рома, с усмешкой крякнув, поправляя усы, начал свой долгий рассказ. Настя затаив дыхание, обратилась в слух. Весь вечер она не отходила от гусара и с интересом слушала всё новые и новые подробности о походной жизни своего ненаглядного Егорушки. Служанка Глаша только успевала подливать раздухарившемуся посланнику крепкий гусарский ром. А его рассказ всё продолжался и продолжался. Лишь далеко за полночь его красноречие иссякло, и он, откланявшись, удалился. Тогда Настя заперлась у себя в комнате и ещё не один раз перечитала дорогое ей письмо.

6

Время летит быстро, день за днём, неделя за неделей, и вот так, как-то незаметно, с того памятного вечера пролетело уже несколько месяцев. Но, увы, за весь этот срок от князя более никаких вестей не поступало. И Настя, оставшись лишь вдвоём со старой служанкой, опять стала сильно волноваться за любимого и отсчитывать каждый день с момента их разлуки. Близилась золотая осень, сентябрь набирал силу, радуя жителей города своими погожими деньками. Всё шло как нельзя лучше, но вдруг однажды, в один из таких чудесных дней, Настя вдруг резко ощутила первые признаки появления дитя. Начались схватки. Тут же прибежала служанка, немедленно был вызван доктор и его помощница медсестра. В доме мгновенно воцарилась та напряжённая атмосфера, какая бывает только в таких случаях.

Забурлила подготовительная суета. На кухне загремела какая-то посуда, дворник растапливал на всю катушку печь, медсестра срочно грела воду. А служанка Глаша, озабоченно снуя из комнаты в комнату, готовила различные полотенца, пелёнки, простыни, ну, в общем, всё, что может понадобиться новорождённому и роженице. Доктор, быстро освоившись в доме, только успевал раздавать распоряжения, одновременно занимаясь Настей устраивая её как можно удобней, сообразно данному моменту. И надо же такому быть, вдруг в этой сумятице входная дверь с шумом распахнулась, и в прихожую на всём ходу вбежал князь Егор. Он только что прибыл в Москву, и, подъезжая к дому, заметив у парадной двери карету врача, сильно взволновался.

– Что случилось!?… Что такое!?… – с порога крикнул он, наткнувшись в прихожей на медсестру.

– Началось… – только и буркнула она, быстро пробегая из кухни в комнату, неся в руках кувшин с горячей водой.

– О боже! Неужели!… – вмиг сообразив, в чём дело, воскликнул Егор, и уже было бросился вслед за медсестрой, но тут же был остановлен.

– Нельзя!… – обернувшись, строго отстранила она его, – ждите здесь!… – властно, будто она хозяйка в доме добавила медсестра и, открыв дверь в комнату, исчезла за ней. Егор только краем глаза успел увидеть часть кровати и доктора склонившегося над ней.

– Хоть бы всё прошло благополучно… – нервно прошептал про себя князь.

– Егорушка,… приехал касатик… – тут же услышал он за спиной голос своей старой служанки Глаши. Когда-то давно она была его нянечкой и растила его, и вот теперь помогала его жене.

– Да, это я,… только вошёл, а тут такое!… – обняв её, поздоровался князь.

– Иди, поешь пока,… да приведи себя в порядок,… а то весь пыльный с дороги-то… – сразу захлопотала Глаша.

– И то правда,… освежусь, пожалуй… – приветливо отозвался Егор и, пройдя на кухню, принялся заниматься собой. Но не успел он и лица омыть, как из комнаты донёсся сначала протяжный громкий вздох Насти, и тут же следом раздалось мелодичное, словно пенье малиновки, радующее душу младенческое агуканье.

– Свершилось!… – вскрикнул он и наскоро утеревшись первым попавшимся под руку полотенцем, спотыкаясь от волнения, устремился в комнату. Тихонько дабы никого не напугать он отворил дверь и заглянул вовнутрь. А там, уже взяв малышку на руки, полулёжа на подушках, его встречала Настя.

– Девочка… – счастливо улыбаясь, произнесла она. Егор молнией бросился к ней, упал на колени, и радостно расцеловав ей руки, даже прослезился.

– Мы самые счастливые родители на свете,… я так люблю вас мои милые девочки,… теперь я всегда буду с вами… – нежно произнёс он, торопливо утирая слёзы.

– Ой ли,… да ты опять на какую-нибудь войну уедешь… – зная беспокойную душеньку своего Егорушки лукаво улыбаясь, подметила Настя и ласково потрепала его по вихрам. А меж тем новорождённая малышка, мигом успокоившись, беззаботно посапывала, слегка морща свой розовый носик. Ей было даже невдомёк, о чём говорят её счастливые родители, она уже вовсю смотрела свои первые сны. Старый доктор, увидев столь идиллическую картину, не стал особо долго задерживаться. Сделал кое-какие распоряжения Глаше, наказал кое-что медсестре, отведал кружку мятного чая, и спустя полчаса, откланявшись, уехал, при этом пообещав наведаться завтра.

В доме тут же начался праздник. Умудрённая жизненным опытом Глаша, устроила стряпню и начала готовить торжественный ужин. Егор же, чуть ли не лопаясь от гордости и радости, не захотел ни на минуту покидать своих теперь уже двух любимых девочек. Он был на пике счастья и старался всячески им угождать. Настю кормил с ложечки, нежно целовал и миловал её. А потом, собравшись с духом и тщательно вымыв руки, принялся учиться, правильно пеленать малышку. Было даже немного странно смотреть, как этот пропахший порохом и героическими сражениями воин столь бережно и заботливо исполняет роль ласкового отца и любящего мужа.

Ну а его маленькой дочке сейчас было абсолютно неважно, какими военными заслугами обладает её отец. Она приятно подрёмывала и позёвывала в его широких, шершавых ладонях, чувствуя защиту и теплоту отеческих объятий. И всё же, как бы там ни было, военная тема отложила свой отпечаток на её дальнейшую судьбу. Уже хотя бы тем, что её назвали величественным именем Ариадна, в честь дочери античного царя. А это, по мнению родителей, предрекало ей судьбу вечной победительницы нетерпящей поражений. Ну а пока все звали её просто – Аришенька. Меж тем прошёл месяц, Ариша подросла и ещё больше окрепла. А её отец, как и предвещала мама, опять засобирался на войну.

– Ну вот, девочки мои,… мне пора,… что поделать, служба… – ласково обратился он к любимым и, быстро распрощавшись, отбыл в Европу, где с новой силой разгоралась очередная военная кампания.

7

Жизнь стала потихоньку, неспешными шажками возвращаться в то спокойное русло, какой она была до приезда князя Егора. Впрочем, к своему прежнему течению она не прейдёт уже никогда, ведь с появлением малышки Ариадны, в доме поселилось маленькое солнышко, а вместе с ним и множество приятных забот от которых у Насти голова шла кругом. И всё же, невзирая на всю эту радостную кутерьму в доме, Настя поспешила вернуться в театр, и дабы скорей достичь былой формы начала усиленно заниматься. Уже вскоре она стала выходить на сцену. Сначала исполняя несложные, лёгкие партии, ну а через пару месяцев полностью восстановившись, перешла к репертуару с насыщенной загрузкой.

Жить без балета Анастасия просто не могла, но ещё больше она не могла без своего маленького лучика счастья, без Ариши. С недавних пор Настя стала брать её с собой в театр, и с каждым днём их единение становилось всё интенсивней. И, конечно же, Ариша, лёжа в своей импровизированной кроватке, не могла не видеть, как её мама усердно занимается у балетного станка. А это не могло ни сказаться на развитии Ариши. В течении чуть более чем полугода Аришенька наблюдая за мамиными репетициями, так благостно изменилась, что начала самостоятельно переворачиваться на бочок, при этом выделывая своими пухленькими ножками такие танцевальные па, что Настя только диву давалась.

– Ой, да ты у меня уже сейчас балерина,… а что же будет дальше… – говаривала она, умиляясь первым движениям дочери. И немудрено, что спустя всего год, как бы это не выглядело странно, Ариша начала свободно ходить, а уже через полтора года стала заниматься у балетного станка практически наравне с мамой. Вся труппа театра и сам хореограф Васильев были до крайности поражены столь ранним развитием Аришеньки.

– Настя!… да у тебя просто вундеркинд растёт!… – в голос восхищались они. В театре быстро сложилось единое мнение, у Анастасии появилась достойная смена.

А меж тем в Европе в военных действиях вышло кое-какое замирение, и князь Егор, который до этого лишь изредка имел возможность бывать в Москве, теперь вернулся домой надолго. Так начался праздник семейного воссоединения, длившийся целый год. За это время они всем своим семейством беспрестанно ездили за город в имение к родителям Егора. Устраивали там домашние вечера, весёлые посиделки, и много гуляли, дыша свежим деревенским воздухом. Жизнь казалась безоблачной и прекрасной пока однажды во время очередного спектакля Анастасия вдруг невзначай не бросила взгляд в первые ряды зрительного зала, где сразу заметила знакомое до боли лицо. Смутная непонятная тревога вмиг охватила её сознание. И едва она закончила свою сольную партию, как тут же спряталась за кулисами, и стала пристально всматриваться в зрительный зал.

– О боже!… да это же тот самый негодяй!… – молнией пронеслась у неё в голове внезапная догадка, и она ясно вспомнила тот кошмарный случай в Санкт-Петербургском театре, – что ему тут надо?… неужели он здесь из-за меня?… А может он просто пришёл посмотреть на балет?… Ах, да он и до этого наверняка приходил,… только я не замечала… – сразу тысяча сомнений и предположений заполонили её мысли, вызвав сильное волнение. С трудом дотанцевав до антракта, Настя уединилась в гримёрку полная мрачных дум.

– Как же так, от чего у меня такая тревога?… Что за дурное предчувствие… – тяжко думала она, сидя за туалетным столиком и глядя на себя в зеркало. Вдруг дверь бесшумно открылась и в гримёрку крадучись, ступая словно вор, вошёл, оправдывая её опасения Протас Собак. От неожиданности Настя вздрогнула. Фальшивая улыбка, гулявшая на лице Протаса, не предвещала ничего хорошего.

– Не бойся меня красавица,… не трону,… я вижу, ты меня вспомнила… – ехидно морщась, начал он разговор.

– Что тебе надо негодяй?… – преодолевая страх и напряжённо застыв, видя его отражение в зеркале, не оборачиваясь, громко спросила Настя.

– Буду краток,… теперь ты жена важного армейского офицера,… и я согласился бы не оглашать наших с тобой отношений взамен на несколько незначительных военных тайн полученных тобой от него… – извиваясь, словно змей, ехидно прошипел он.

– Но ведь между нами ничего не было!… – не выдержав столь наглой лжи, вскочила с места Настя.

– Ха!… но об этом знаем лишь мы с тобой,… а люди услышав мои откровения о нашей связи, поверят только мне!… – ядовито взирая на Настю своими жёлтыми глазами, злобно взвизгнул Собак.

– Так выходит ты вражеский лазутчик!… и тебе нужны военные секреты,… не так ли!?… – неожиданно поняв, кем он является на самом деле, воскликнула Настя.

– Ну, это громко сказано – лазутчик,… просто я так зарабатываю себе на жизнь, и не более того… – ещё ядовитей прошипел Протас и ощерился отвратительной ухмылкой.

– Убирайся прочь подлец, пока я не велела вышвырнуть тебя вон из театра!… Мой муж любит меня и никогда не поверит в твои бредни!… – сурово заявила Настя и угрожающе взяла со столика нож для вскрытия писем.

– Тихо-тихо, милая,… зачем такие крайности,… ничего-ничего,… мы ещё посмотрим, поверит или нет… – вновь мерзко прошипел Собак и словно болотный червь резко выскользнул из гримёрки.

Насте понадобилось всё оставшееся время от антракта, чтобы прийти в себя от такого неприятного общения. Во втором акте Настя, несколько раз вглядываясь в зрительный зал, уже не смогла отыскать там своего непрошеного визитёра, он исчез, будто его и не было. Доиграв спектакль она, направляясь домой, решила немедленно рассказать обо всём случившимся Егору. Но по возвращении она обнаружила лишь краткое письмо от него, да сбивчивые объяснения расстроенной Глаши. Оказалось, что в Европе опять произошли какие-то крупные военные перемены, и Егору пришлось срочно отбыть по неотложным делам. Вот так, толком не собравшись и не попрощавшись, по-армейски без проволочек он уехал.

И Анастасия вновь осталась главной хранительницей домашнего очага. Впрочем, смелости и решимости для этого ей было не занимать. Отогнав от себя, как дурной сон, навязчивые и тревожные мысли о непрошеном госте и разговоре с ним, она снова взялась за работу над спектаклями, но с ещё большим энтузиазмом за воспитание Ариши. А уж результаты такого воспитания не заставили себя долго ждать. В течение последующих трёх лет у Ариши раскрылся невероятно яркий талант танцовщицы. Сказалась её превосходная наследственность. Впрочем, многие впечатлительно-верующие голоса утверждали, что в том виновато её имя – Ариадна, мол, это дар богов, и её умение так танцевать не что иное, как чудо.

Однако многоопытный и отлично знающий своё дело Васильев сразу определил, что это уникальное наследие, и мгновенно вмешался в судьбу маленькой Ариши. Буквально тут же, специально для неё, были поставлены и введены в спектакль дополнительные партии. А уже вскоре Ариша, несмотря на свой юный возраст, была занята во многих постановках. И надо сказать довольно успешно. А дабы зрители могли ещё и ещё раз наслаждаться танцем своей юной любимицы, Васильев расширил репертуар, добавив в него самые известные спектакли. Естественно поначалу безумное волнение охватывало неопытную и неокрепшую Аришу. Но надо отдать ей должное, она быстро, хотя и не без помощи Насти, справилась с этими недостатками, и как это было принято говорить в то время в балетных кругах, «раскрылась на весь батман».

Толпы различного рода зрителей, жаждущие прекрасного и красоты, часами ожидали возле театра лишнего билетика, чтоб только одним глазком взглянуть на новую восходящую звёздочку Аришеньку Чъкову. И что забавно, у Настеньки по этому поводу даже случился небольшой приступ ревности. Правда он случился у неё где-то глубоко внутри, а потому был практически мгновенно подавлен превосходящим чувством счастья и радости за успехи любимой доченьки. А жители города и его окрестностей стали утверждать, что достаточно хотя бы раз увидеть юную прекрасную балерину, как все невзгоды и болезни тут же отступят. Поэтому совершенно не удивительно, что вскоре об Арише пошла молва как о «чудесной танцующей девочке».

Притом всё те же верующие голоса поговаривали, что один приходской священник из Саратовской губернии, будучи проездом в Москве сорвал афишу с изображением Ариши, вставил её в образ вместо иконы и целил ею страждущих прихожан. Вот такие дела и события повлёк за собой бурный всплеск непревзойденного таланта Аришеньки. Меж тем время летело быстро. Прошёл ещё год, затем ещё, и ещё, и ещё. Настя с Аришей, казалось бы, уже давно привыкли к своей новой и такой напряжённой жизни. Однако копившаяся годами тоска стала всё чаще напоминать им о былом.

– Ах, как жаль, что отец не видит тебя… – не раз с грустью говаривала Настя, заглядываясь на взрослеющую дочь.

– Ну, ничего, мамочка,… вот приедет, и ещё столько насмотрится… – тут же успокаивала её Ариша. Недавно ей исполнилось уже девять лет, и она сама сильно соскучившись по отцу, понимала как сейчас печально и тяжело матушке. И ведь было почему, от князя Егора в последнее время не поступало практически никаких вестей, оттого к Насте вернулась прежняя тревога за любимого.

8

Вести из Европы, кои долетали да Москвы, были неутешительны. Генерал Бонапарт, теперь полностью захватив власть в конвенте, провозгласил себя императором Наполеоном-I, и Франция стала империей. Война разгоралась с бешеной скоростью, увлекая в пучину этой громадной мясорубки всё новые и новые страны. Тысячи наполеоновских лазутчиков метались по всей Европе, выведывая и вынюхивая всевозможные военные тайны и секреты противостоящих армий. Да и в России, в самой Москве, таких шпионов было ничуть не меньше.

Настя, будучи женой гвардейского офицера, прекрасно понимала и знала, к чему ведёт такая оживлённость противника. Часто она вспоминала те неприятные встречи с отвратительным Протасом Собаком. И теперь Насте именно в нём виделся тот самый образ врага, от которого просыпается гнев, обостряется ясность ума и повышается бдительность.

– Надо быть чрезвычайно внимательной в такое время,… следить за каждым посторонним человеком, ищущим с нами знакомства,… в любом может таиться враг… – постоянно твердила она сама себе, чувствуя, какое огромное бремя известности давит на неё и Аришу. Ведь об их передвижениях по городу, в сущности, знал каждый человек. И этими же знаниями мог воспользоваться Протас Собак для того, чтобы коварно отомстить Насте за её несговорчивость. И ведь так оно чуть не случилось.

Была уже глубокая осень, город погрузился в лёгкий сплин и унылость. Однако бурная, насыщенная интересным репертуаром театральная жизнь вносила неподдельную радость и весёлую, шумную суматоху в блёклые будни горожан. В театре шёл очередной спектакль, публика покорённая искусством юной Ариши восторженно рукоплескала. За кулисами царил тот обычный непредсказуемый хаос, какой бывает во время представления. Анастасия готовилась выйти на сцену и стоя в сторонке разминалась. Вдруг в тёмном закулисье, среди нагромождений декораций и канатов, метнулся чёрный сгорбленный силуэт. Своей своеобразностью он сразу показался Насте знакомым.

– Неужто это опять он,… этот мерзкий субъект… – мелькнуло у неё в голове, – да нет,… нет, вряд ли,… столько времени прошло,… да и что ему тут делать,… небось, показалось… – отмахнувшись, прогнала она от себя вновь нахлынувшие тревожные мысли. Но силуэт снова мелькнул возле канатов и на секунду остановившись, застыл. В то же мгновение, случайный луч софита, пробившись сквозь сцену, мельком осветил его лицо. Страшный озноб охватил Настю, она вмиг узнала эти маленькие, гадкие, зло прищуренные глазки и крючкоподобный нос. Это был точно Протас. Секунда, другая и злодей тут же исчез из вида.