Ремонт души, или В поисках Марии

За окнами впотьмах.

Укрывшись темнотою,
Чтобы не выдать стон, —
Я прямо с головою
Опущен в жуткий сон.

В нём кто-то, тихо крадучись,
Ничто не ставя в грош,
Злорадствуя и радуясь,
Шипит: «Ещё живёшь?..

Кому спешил на помощь?
Над кем вершил свой суд?..»
Пробило сердце полночь.
Мне приговор несут!..

Прохожие спешили мимо, бросая мимолетный взгляд на подземного певца. Изредка кто-то клал ему монетку в футляр.

Незнакомец продолжал издали за ним наблюдать.

– Ночами невесёлыми
Огонь костров дрожит.
И совами бессонными
Безвременье кружит…

В этот момент в переходе появились два крепыша: Длинный и Короткий. Уверенной поступью они подошли к гитаристу.

Коротышка бесцеремонно заглянув почти пустой футляр.

– Не обожраться бы! – расхохотался он, словно заикал.

Горбун выглянул из окна киоска.

– Платить будешь? – вежливо поинтересовался Длинный у Курлычёва.

Тот не ответил: он заканчивал петь песню:

– Картофелиной мятою
Моя душа в золе…
…Остановился маятник.
Я умер на земле…

– Не нарывайся, Курлычёв! – сбросил улыбку Короткий.

– Который час на свете?
Какой рассвет в окне?
В каком живём мы век?
В каком сгорим огне?..

Носком ботинка Длинный резко отпихнул футляр в сторону:

– Ищешь приключений на свой зад? Это раньше ты был богом. Сегодня ты – подземное дерьмо! Диггер! Понял?..

Курлычёв приподнялся, но тут же получил сильный удар от Длинного – ногой под дых. Он упал ничком на грязный асфальтовый пол, выронив гитару, которая с рассыпчатым звоном отлетела к ступенькам лестницы.

Прохожие в переходе старались побыстрее пройти мимо.

Незнакомец вскинулся было прийти на помощь, но в последний момент передумал.

Коротышка, тут же подобрал гитару и со всех ног кинулся вверх по лестнице.

Горбун выскочил из киоска на помощь музыканту. Он налетел на Длинного, пытаясь свалить с ног. Тот схватил его за шиворот и отбросил к стене.

– Не вмешивайся, падла! Двугорбым сделаю!

Наверху на улице раздались полицейские свистки.

Длинный метнулся к Горбуну:

– Слышь, Дромедар, передашь маэстро: если хочет вернуть инструмент – пусть отдаст долг и столько же «сверху».

И ранул по лестнице вслед за Коротышкой.

Горбун, которого назвали так же, как и одногорбого верблюда, склонился над поверженным Курлычёвым:

– Ах, ты ж, Боже мой!

Лицо барда было разбито в кровь.

Горбун бросился обратно в киоск, хватая первую попавшуюся бутылку минералки. Свинчивая на ходу пробку, он вернулся к музыканту и стал поливать его лицо водой.

Тут же собралась толпа зевак. С улицы спустился по лестнице лейтенант полиции.

Горбун его сразу же заметил:

– Курлыча избили, Васильич! И гитару спёрли. Ей же цены нет! «Ямаха»! Акустика!

Полицейский достал рацию.

Сквозь толпу зевак к поверженному Курлычёву энергично протиснулся Незнакомец.

– Разрешите… Пропустите… Я – врач.

– Разборка, Голубев! – прокричал полицейский по рации, но тут же связь прервалась.

– Голубев, ты где?!.. – орал в микрофон «Васильич». – Приём!

– «Скорая» наверху, товарищ лейтенант, – тоном, не терпящим возражений, сказал Незнакомец. – Помогите его отнести.