Солнце больше солнца

– Овечку будем решать. Поджаришь офицеру почки? Наш хозяин любил.

– Наш не увлекается. Что он любит, так пирожки с морковью, – и солдат спросил Марию: – Морковь с прошлого года осталась?

Мария, прежде чем ответить, поймала взгляд Обреева и кивнула:

– Осталась.

22

По небу вытянулись полосами серые тучи, утреннего солнца они не заслоняли, оно жгло всё острее. В воздухе над двором гудели слепни, липли к лошадям в конюшне, те взмахивали хвостами, ударяли копытами в доски пола.

Накануне Илья привёз из леса две берёзки, обрубив с них ветви, и сейчас вышедший во двор штабс-капитан позвал писаря:

– Сосновин! Размяться не хотите?

Они положили ствол берёзы на козлы. Тавлеев, любитель физических упражнений, разделся до пояса, молодой человек последовал его примеру. Взялись пилить бревно на чурбаны.

Маркел только что вычистил хлев и стоял в дверном проёме, уперев руку в бок, Илья обстругивал новый черен для навозных вил – на днях надо будет вывозить навоз на поля.

Вдали над улицей поднялась пыль, донеслись шум, голоса, и вскоре двор оказался полон конников, въехала телега. Штабс-капитан, который оставил пилу и надел рубаху защитного цвета, подошёл к телеге, в ней лежал кто-то.

Штабс-капитану доложили:

– Подозрение, что он убил наших товарищей в Бузулуке!

Несколько солдат запустили руки в телегу, выволокли из неё мужчину со связанными за спиной руками, одетого в потрёпанный грязный пиджак. Пока его выволакивали, он издавал стоны.

– Цел и невредим, – доложил о нём солдат, взволнованно глядящий, лопоухий, едва ли не подросток. – Не захотел сидя ехать, лежал всю дорогу.

У мужчины было бритое не далее, как вчера, сытое лицо, он глядел на офицера горестными глазами.

– Никого нигде я не убивал! Я в команде, которая фураж заготовляет, – произнёс звучным голосом.

С Тавлеевым переглянулся статный, постарше других, военный, двинул головой в сторону: они отошли шагов на десять. Военный, который был не носившим погоны подпоручиком и командовал конной разведкой, отчитался, где побывали он и его ребята. Выведав, в каких местах стоят части красных, они повернули назад и вчера вечером невдалеке от деревни Липатовки узнали от идущего оттуда старика: красные там есть, но их немного.

Верстах в полутора от деревни зелёный от ряски пруд тесно обступали старые тополя, тут был одичало-заросший барский парк, усадьбу сожгли зимой. Двадцать два разведчика, включая командира, ведя коней в поводу, укрылись в парке.

Когда стало темно, разведчики на конях двинулись шагом за стариком, которого они уговорили помочь им. Собаки в деревне, где хозяйничали чужие люди, лаяли и днём и ночью, к их лаю привыкли. Давеча старик сказал: красные устроились человека по четыре в нескольких стоящих рядом избах, теперь он указал крайнюю. К её двору вдоль плетня с росшим возле бурьяном прокрались подпоручик, с ним трое. В неплотной тьме была различима фигура часового, он сидел на ступени крыльца и, очевидно, дремал. Подпоручик осторожно поднялся над плетнём с карабином в руках, приложился – от удара пули часовой чуть дёрнулся, обмякло сунулся головой вперёд.

Разведчики перемахнули через плетень, кинулись к избе. Невысокий быстрый паренёк очутился первым у двери, рывком открыл её и прижался к стене сбоку – бросив внутрь французскую осколочную гранату F-1, прозванную лимонкой. После взрыва ворвались в избу, вскидывая винтовки.

Три другие группы уже были в соседних дворах – красные выскакивали из изб под выстрелы, некоторым удавалось пробежать к лошадям, вскочить на неосёдланную. Двое с винтовками, один с двумя револьверами залегли за колодезным срубом – разведчик из-за овина забросил туда лимонку, которая разорвалась с её характерным на открытом воздухе негромким хлопком.

Дико заполошные, утробные, очумелые голоса красных, выкрикивающие матерную ругань, перекрыл призыв:

– К пулемёту!

Но у двуколки, где был пулемёт, уже прилёг разведчик – подсёк одного, второго, третьего из маузера, упирая в плечо приклад, которым служила кобура орехового дерева, называемая колодкой.

Красные, полуодетые, почти все босиком, убегали задворками, через огороды, пропадали в ночи.

– О! Вон туда заскочил! – один разведчик тронул за плечо другого, показал рукой на сарай.

Они вошли в сарай с винтовками на изготовку, сказали в один голос:

– Сдавайся!

В темноте разглядели поставленные сюда до зимы сани, из них поднялся, живо воздев руки, человек:

– Не стреляйте! Я безоружный!

Его вывели во двор, подошли другие разведчики с подпоручиком.

– Меня подневольно в команду взяли! Поглядите – пиджак на мне! – сказал пленный тоном простосердечия, старательно держа руки поднятыми.

– Обыскать его! И хозяина вызвать! – велел подпоручик.

Появился хозяин избы с керосиновой лампой. Лишь только она осветила лицо пленного, взметнулся крик:

– Во-от кто! Я тебя узнал!

– Что такое, Утевский? Кого вы узнали? – недоверчиво спросил офицер взволновавшегося паренька-солдата.

Тот принялся объяснять:

– В Бузулуке зимой стали хватать эсеров! Посадили в тюрьму Переслегина, Захарьева. Я с товарищами требовал их освобождения, и меня тоже схватили, посадили в ту же камеру. И пришёл он, потребовал, чтобы Захарьев встал на колени, тот не встал, и ты… – юный солдатик повернулся к мужчине в пиджаке, – ты стал стрелять ему в живот… Потом ты закричал Переслегину, чтобы он встал на колени, а он дал тебе пощёчину. И ты стал избивать его, пожилого, больного! У тебя были засучены рукава, я видел татуировки на твоих руках, на пальце видел медный или золотой перстень с печаткой. Ты бил Переслегина кулаком и ладонью, рукояткой нагана, ногами и выстрелил ему в лицо.

– Покажите руки, – сказал пленному подпоручик, тот показал пятерни, растопырил пальцы, говоря со скорбным как бы смиряемым негодованием:

– Никакого перстня, ошибка, спутал с кем-то меня!

Солдаты задрали ему рукава – округлые мускулистые руки оказались выше кистей покрыты рисунками.

– Наколки у многих на руках! Неуж у ваших ни у кого нет? – сказал мужчина офицеру.

Тот спросил Утевского:

– Не помните, какие татуировки?

Солдат мотнул головой:

– Нет!

У пленного вывернули карманы, велели снять сапоги; лампу передавали друг другу, освещая его со всех сторон, опускали её к земле – перстня не увидели. Подпоручик послал ребят с лампой в сарай – не брошено ли там оружие. Не нашли ни револьвера, ни пистолета. Один из разведчиков, подняв лампу над пленным, сказал:

– А его ли пиджак?

Взгляды обратились на хозяина избы: