Тот молчал, презрительно думая: «Нет в тебе переживания за идею мировой силы и оттого нет моих чувств».
Командир сошёл с лошади, нагнулся над обезглавленным телом, осмотрел.
– Он был раненый и ничего не мог. Куда ты голову дел?
Неделяев объехал дуб, указал рукой на лежащую на земле голову.
Командир, подойдя и поглядев, с враждебностью приказал Маркелу:
– Возьми, отнеси к трупу, положи вверх лицом!
Съехавшиеся курсанты наблюдали, как Неделяев, спешившись, поднимает одной рукой за волосы голову, огибает дуб и опускает её у обезображенного тела – в кровь, натёкшую из перерубленных сосудов шеи.
Командир отряда, приняв важный вид, произнёс:
– Это действительно Кережков! – и обратился к курсантам: – Кто ещё видал его раньше? Это он?
Двое после осмотра подтвердили; о том же говорили документы, найденные в карманах кителя.
Неделяеву было приказано сдать оружие – один из курсантов взял его винтовку, шашку и принадлежавший Кережкову пистолет.
– Разберутся с тобой, откуда у тебя интерес – вытворять… – объявил Маркелу командир.
Он вынул из планшета бумагу, карандаш и записал: «28 сентября 1920 г. в 2 часа дня 10 минут в 5 верстах от деревни Маховки, где примечаема группа дубов, под самым большим обнаружен труп Кережкова, убитого самовольно и без свидетелей курсантом Неделяевым».
Положив документ в планшет, командир вскочил на лошадь, приказал троим курсантам охранять тело и отправился с отрядом в деревню Елшанку. Там Маркела заперли в сарае около избы ревкома, поставили часового, а за останками Кережкова была послана подвода. Через два дня их осмотрели приехавшие в деревню следователи уездной и губернской ЧК и распорядились закопать не на кладбище, а в степи.
Неделяева допрашивал следователь с двумя помощниками. Его интересовало, почему Маркел отделился от отряда.
– Тут значение идейное… – медленно проговорил Неделяев и многозначительно умолк, выдерживая взгляд следователя.
– Отвечайте яснее! – приказал тот.
– Я понимал, что от этого врага – самый большой вред. Такое у меня понимание вредных идей, – убеждённо уведомил чекиста Маркел. – И я знал, что достану его… – он ушёл отвлёкшимся взглядом в недоступную другим даль и счастливо улыбнулся.
Затем проговорил рассудительным голосом:
– Они двое от нас уходили – Кережков и его ординарец. И я как увидал лошадь без ездока, а недалеко – дубы, – ну, думаю, он под ними захотел скрыться.
– Почему не мог быть ординарец? – въедливо сказал следователь, не сводя глаз с допрашиваемого.
– Ординарец – это не то. Дубы подходят Кережкову! – произнёс Неделяев как о чём-то, понятном именно ему, лицо тронула самодовольно-хитрая улыбка.
Следователь переглянулся с помощниками. На вопрос, стрелял ли в него Кережков, Маркел ответил:
– Да нет, у него уже патронов не было. А дамский пистолетик он для себя приберегал. – Малый вдруг привстал с табуретки, отводя в сторону правую руку, глаза побелели: – О-о-ох, принял бы он от меня…
– Ты, не имея приказа, хотел его убить?
Маркел шмыгнул носом, как-то враз ослабел, опустился на табуретку.
– Ты коммунист и не сознаёшь – от него живого было бы больше пользы, чем от мёртвого? А как его потом покарать – есть кому принять решение! – проговорил следователь хлёстко, отрывисто и добавил с ледяной угрозой: – С какой целью ты хотел устранить его от суда?
Неделяев прижал к груди руки, сморщил лицо, обращаясь к троим:
– Товарищи, я со злостью на него не совладал! не осознавал тогда, а теперь сознаю ошибку…
Чекисты помолчали, следя за ним. Следователь произнёс:
– Учитываем твою молодость, незрелость характера. А что ты ему голову отрубил – это был у тебя припадок.
Маркел надулся:
– Я не припадочный.
– Отрубил, понёс за дерево – для чего? зачем?
– Ну, нашло на меня!
– То-то и оно! – кивнул следователь и опять переглянулся с двумя своими.
Неделяева освободили. На собрании партийной ячейки секретарь, сжимая кулак и постукивая им по столу, говорил Маркелу:
– Ты по молодости сделал глупо и должен понять свою глупость. Вот узнали бы в деревне, что ты сделал, и стали бы разносить: коммунисты мёртвым отрезают головы…
Неделяев, потупившись, твердил, что признаёт ошибку, при этом думая о секретаре и других собравшихся, которые тому поддакивали: «Вы – коммунисты сегодняшнего дня, и все ваши заботы и мысли – в этом дне. А я – человек завтрашних сил коммунизма, и то, что я такому врагу голову отсёк, будет тогда правильно пониматься как боль за идею всемирного могущества!»
Из партии его не исключили, но ошибочный поступок поставили ему на вид. И по окончании курсов, хотя он был одним из лучших на занятиях, ему не присвоили командирское звание. Секретарь партийной ячейки позвал его к себе, и Неделяев узнал, что должен завтра в три часа зайти в губчека. Глядя в бумажку, секретарь назвал номер кабинета и фамилию человека, к которому надо явиться.
Человек, сидя за столом, читал бумаги; он был вроде бы нестар, но с морщинистым лбом и седыми висками. Бегло кивнув вошедшему Маркелу на стул, снова занялся чтением, затем убрал бумаги в стол.
– Вы нам известны, – произнёс удовлетворённо, как если бы ему было очень нужно узнать что-то о Неделяеве и он это узнал.
В кабинете повисло молчание. Маркел двинулся на стуле, потёр ладонями колени.
– Я вашим товарищам на всё ответил полностью, – сказав это, он душою перенёсся в те минуты, когда объяснял следователю своё понимание особо вредных идей, а самого обуревала заветная великая идея. Сейчас то же чувство подзадорило его: – Сколько ещё вокруг врагов! Примите меня к вам служить, поручите уничтожать их! – он глядел на чекиста широко раскрытыми глазами, стремясь выразить самую истовую преданность.
Тот ведал кадрами и как раз и собирался дать Неделяеву должность: выворачивать у арестованных нутро, приговорённых оделять последним шлепком. Но Маркел своей резвостью подвёл себя под поступающие сверху предостережения: о вреде излишеств в страстях (в садистских – тоже).
– Люди у нас имеются, – сухо сказал нестарый человек с морщинистым лбом.
Неделяев в обиде ждал, что тот скажет ещё. Хотелось выказать гордость и ум, но не хватало духа: был неодолим страх от того, где он находится.
– Никто не видел, как вели себя вы и Кережков перед его смертью. Всё ли так, как вы рассказали? – промолвил чекист с едкостью недоверия.
Маркел всё время помнил о прокламациях, которые взял из руки Кережкова и сунул в карман. Он не сказал о них командиру отряда, молчал и потом и произнёс сейчас клятвенным тоном:
– Как оно было, так я отвечал и могу повторить!