Грация и Абсолют

Тем временем хозяин неспешно, немного неуверенно вылез из автомобиля. Сухощавая с широкими плечами и узкими бёдрами фигура сохраняла стройность. Густые русые волосы перебивались сединой. Чёрные очки отвлекали внимание, но можно было заметить чувственность твёрдо очерченного рта с длинной верхней губой. В этом лице интеллигента выдавала себя порода.

Он повернулся – очевидно, угадывая, где стоит девушка.

– Обед с очаровательной гостьей! – произнёс в неподдельном удовольствии. – Я и сам знаю, вы восхитительны! И по обращению Виктора чувствую…

Алик и молодой человек одарили друг друга взглядами.

– Альхен, – ласково на немецкий манер обратился к девушке Лонгин Антонович, – с ногой осторожнее. Виктор, ты что оставил Альхен?

Парень запирал машину. Алик шагнула к беспомощному человеку, прикоснулась пальцами к его локтю:

– Тут как раз бордюр…

– Я ориентируюсь… этот маршрут усвоен, – сказал слепой поникшим голосом и грустно заключил: – Спасибо вам!

Виктор в ожидании стоял перед ними. Лонгин Антонович, точно осерчав на себя за раскислость, распорядился с отчаянной категоричностью:

– Алла, обопритесь на моё плечо! Смелее, не стесняйтесь! А другой рукой – на молодого человека. И мы вас поведём…

Она левой рукой обняла слепого, плечу же блондина предпочла его локоть. Символически опираясь на него и легонько направляя шаг Лонгина Антоновича, двинулась к дому. Парадное раздалось перед нею в приятно затемнённом прохладном объёме, повеяло многолетним уходом за здешней жизнью и досадливо представились тесные подъезды пятиэтажек, в которых живут Боб, Дэн и ещё один её приятель актёр Данков, живёт она. Да и подъезд модернового девятиэтажного дома, где проживает Аркадий Петрович Гаплов, безнадёжно проиграл.

Поднимаясь по лестнице, Алик исподволь поглядывала на Виктора. «Куда меня понесло?» – повторяла она в себе, при этом чувствуя: парень и пожилой вряд ли станут сообща душить крик о помощи.

– Вы не всегда ездите в лес без… – она чуть сильнее оперлась на руку блондина, – без никого?

– Лонгин Антонович – убеждённый женоненавистник, – с улыбкой ответил Виктор.

– А вы?

– А он – неубеждённый, – пробурчал пожилой, казавшийся сейчас в своих чёрных очках киношной криминальной личностью.

«Женоненавистники!» – Алик беззвучно хихикнула. Опять встретилась взглядом с парнем и ощутила покалывание в мышцах от зуда затанцевать на ступеньках. В этом старом парадном чувствовала себя героиней фильма-ретро: она в загадочном особняке в гостях, влиятельный слепой и его племянник… в ушах зазвучал обворожительный джаз пятидесятых… она невольно ускорила шаг, буксируя старика.

Виктор остановился на площадке третьего этажа.

– Мы пришли, – указал на обшитую кожей дверь, на табличку полированной стали, и девушка прочла фамилию – она была на слуху, такую же носил пребольшой военачальник.

Случайность?.. И Алик, отнесясь к случайности бережно, спросила Лонгина Антоновича:

– Вы не родственник маршала?

– Младший брат.

Разгадка, приглашающая разгрызть крепкий орех загадок. В этой квартире не придётся кричать, но не обернётся ли тем, о чём нельзя будет не умалчивать?

Ниже фамилии было выгравировано: «профессор».

– Проходите, Альхен, – пригласил Лонгин Антонович и, помедлив из-за того, что опасался наступить ей на ногу, шагнул вбок от двери.

6

В просторном, с паркетным полом коридоре она увидела слева ряд дверей. Темновато, Виктор включил свет, белесые волосы матово блеснули. Стоячее зеркало – чуть повернуться перед ним, поправить мозаичный обруч на волосах. Силуэт отнюдь не скрадывается воздушными шальварами…

Глаза парня. Они кажутся фиолетово-чёрными, в них – её крохотное отражение.

– Виктор, не держи девушку на больной ноге, – недовольно сказал профессор.

Она выразила голосом ласку:

– Спасибо, Лонгин Антонович, я выдержу…

Осторожно ступила – гримаска, как от боли. Взгляд парня скользнул с её лица на стопу – участливый, почти горячий.

– Извините, что это я… – он чуть наклонился… секунда-вторая, третья… сейчас возьмёт её на руки.

– Идёмте, сядете в кресло, – руки протянуты, но он намерен лишь поддерживать её.

– Я дохромаю. Куда – в эту дверь? – адресовала ему тоном упрёка.

Он поспешил за ней, хромающей, в комнату: у стен – стеллажи с книгами от пола до потолка, палас во весь пол, венские стулья, поодаль от окна – тахта. Кресло стояло в другой стороне, Алик замешкалась:

– Лонгин Антонович?

Тот отозвался из коридора, что ополоснёт руки и приведёт себя в порядок с дороги. Она отвернулась от кресла, направилась к тахте и села, шальвары приходились чуть ниже середины икр. Осторожно сняв босоножку, вытянула упругую крепкую ногу на тахте, взглянула на Виктора:

– Растяжение… побаливает.

– Наверно, надо приложить холодное.

Она вскинула ресницы:

– У вас есть лёд в холодильнике? Можно сделать компресс?

Кивнул, сумев, не улыбаясь, выразить трогающую чистосердечную учтивость. Он отправился за льдом, Алик внимательно оглядывала комнату: книги, книги. Их много и в квартире её лучистого воздыхателя Гаплова, но там, нетронутые, они на полках то и дело расступаются, и из уютных промежутков глядят морские раковины, статуэтки, кораллы, шкатулки. Гаплов лечил неутолимое сердце окружающими вещицами.

Виктор вернулся, и она в ветреной злости на себя подумала: ей не помешал бы компресс на сердце! Малый принёс льда в вафельном полотенце и целлофан. Она произнесла с вызывающим ехидством:

– Чудесно! Вы не поверите, как я вам благодарна!

– Да ради Бога, – отреагировал он дежурной фразой, постелил на тахту под ногу девушки целлофан и поместил на лодыжку завёрнутый в полотенце лёд.

Какие деловитые движения. Пальцы ни на миг не прильнули к её коже. Неужели его взгляд только что был почти жарок?.. Он из терпеливых удильщиков, и когда подсечёт – уже не сорваться. Вещь с двойным дном.

– Вы родственник профессора? – спросила она равнодушно.

– Нет.

– Но живёте тут?