Игорь Миронович Губерман

Российский писатель, поэт.
Родился 7 июля в Москве. Отец – экономист. Мать закончила консерваторию, но профессиональным музыкантом не стала. Среди недалеких предков – Петр (Пинхас) Рутенберг – эсер-боевик, организатор убийства священника Гапона.
После окончания средней школы Губерман поступил в Московский институт инженеров транспорта (МИИТ), руководствуясь известным в те годы изречением: «если ты аид – поступай в МИИТ» – там, в отличие от других, более престижных вузов, не было «процентной нормы». В 1958 получил диплом инженера-электрика и многие годы работал по специальности. Вскоре после окончания института познакомился с А.Гинзбургом – редактором-составителем одного из первых «самиздатских» журналов – «Синтаксис». Весь третий номер журнала – стихи ленинградских поэтов, в том числе и почти тогда неизвестного И.Бродского – был сделан по материалам, привезенным Губерманом из служебной командировки в северную столицу. Он же написал и предисловие к не вышедшему из-за ареста Гинзбурга четвертому номеру, где много говорилось о молодом талантливом художнике Игоре Шибачеве.
В это же время Губерман знакомится с группой «лианозовцев» – Оскаром Рабиным, Л.Крапивницким, Г.Сапгиром, И.Холиным и людьми, близкими к этому кругу: философом Г.Померанцем, литературоведом Л.Пинским и др. Губерман становится героем фельетона Р.Карпеля Помойка №8 («Московский комсомолец», 29 сентября 1960) – «…инженер Игорь Губерман, известный тем, что он был одним из вдохновителей и организаторов грязных рукописных листков «Синтаксиса». Сей «деятель», дутый, как пустой бочонок, надменный и самовлюбленный, не умеющий толком связать и двух слов, все еще питает надежду на признание».
Человек совсем не одинок! / Кто-нибудь всегда за ним следит. – по крайней мере, по отношение к самому Губерману это высказывание, начиная с 1960, звучало совершенно справедливо.
[---]
Какое-то время он успешно сочетал работу инженера с литературной деятельностью. Писал научно-популярные и документальные книги (Чудеса и трагедии черного ящика – о работе мозга и современной психиатрии, 1968; Бехтерев. Страницы жизни, 1976 и др.), а также сценарии для документального кино. Одна из книг начиналась стихотворением Иосифа Бродского (разумеется, без указания фамилии), находившегося тогда в ссылке.
А в «самиздате» начинают распространяться стихотворные миниатюры Губермана, позднее получившие название «гарики». (Гарик – домашнее имя Игоря Мироновича). В частности, из цикла Вожди дороже нам вдвойне, / Когда они уже в стене, включающего в себя несколько десятков четверостиший. (Пахан был дух и голос множеств, / в нем воплотилось большинство; / он был великое ничтожество, / за что и вышел в божество; Люблю отчизну я. А кто теперь не знает, / что истая любовь чревата муками? / И родина мне щедро изменяет / с подонками, прохвостами и суками).
В 70-е Губерман – активный сотрудник и автор самиздатского журнала «Евреи в СССР». Люди, делавшие этот журнал (их называли «культурники»), видели свою задачу в распространении среди евреев знаний религии, истории и языка своего народа, вопрос же об эмиграции считали личным делом каждого.
В 1978 в Израиле были собраны ходившие по рукам «гарики» и изданы отдельной книгой. За то, что нагло был бельмом, / в глазу всевидящего ока, в 1979 Губерман был арестован и приговорен к 5-ти годам лишения свободы, хотя журнал «Евреи в СССР» перестал выходить еще в 1978. (Художественная гипотеза о подлинных причинах ареста – в книге И.Губермана Штрихи к портрету). Желая избежать еще одного политического процесса (их было слишком много в то время) власти «пришили» Губерману уголовную статью.
В лагере он вел дневник, из которого потом, в ссылке родилась книга Прогулки вокруг барака (1980, опубликовано в 1988). «Пусть только любители детективов, острых фабул и закрученных сюжетов сразу отложат в сторону эти разрозненные записки, – предупреждает автор в начале книги и продолжает эту мысль: – Не смертельны нынешние лагеря. Много хуже, чем был ранее, выходит из них заключенный. Только это уже другая проблема. Скука, тоска и омерзение – главное, что я испытал там». Есть в книге и описание смертей заключенных, и достаточно страшные сцены. Но ее содержание в другом – это история человека, сумевшего остаться Человеком там, где унижением, страхом и скукой / человека низводят в скоты. Помогло четкое сознание: чем век подлей, тем больше чести / тому, кто с ним не заодно. И умение разглядеть человеческое даже в воре, грабителе и убийце. (В соответствии со статьей Губерман сидел в уголовном лагере). Три героя книги: Писатель, Бездельник и Деляга – три ипостаси автора – помогают сохранить чувство юмора и не поддаться ни унынию, ни гордыне. «Весьма полезны для души оказались эти годы», – сказал впоследствии Губерман в мемуарной прозе, а в стихах – Свой дух я некогда очистил / не лучезарной красотой, / а осознаньем грязных истин / и тесной встречей с мерзотой.
Он вернулся из Сибири в 1984. Прописаться не удавалось не только в Москве, но и в маленьких городках, удаленных от столицы более чем на 100 км. Пока, наконец, поэт Д.Самойлов не прописал его в своем доме в Пярну. Работы почти нигде не давали. (Практически единственным исключением стала Ленинградская студия документальных фильмов).
Выход нашло то же самое ведомство, которое и создало эту ситуацию, – Губермана пригласили в ОВИР и сообщили, что считают целесообразным его выезд с семьей в Израиль.
Тяжелее всего уезжать нам оттуда, / Где жить невозможно. С 1988 русский писатель Губерман, «еврей славянского разлива» живет в Иерусалиме.
В Израиле написан роман Штрихи к портрету. (Первое издание в России – в 1994). Его главный герой журналист Илья Рубин (образ откровенно автобиографический) собирает материал для книги о Николае Александровиче Бруни – осколке «серебряного века», человеке по-ренессански одаренном, расстрелянном в 1938 в одном из сибирских лагерей. Общаясь с его современниками, в большинстве своем также прошедшими через лагеря и ссылки, Рубин (то бишь Губерман) создает широкое историческое полотно от начала 20 в. до середины 70-х, когда под колеса карательной машины попадает уже сам Рубин.
В 1996 в Иерусалиме вышли мемуары И.Губермана – Пожилые записки. Здесь воспоминания о детстве и юности, вновь – о годах, проведенных в лагере и ссылке, о людях, с которыми сталкивала судьба: известных – Д.Самойлове, М.Светлове, З.Гердте, менее известных – художниках А.Окуне и М.Туровском, математике М.Деза и многих вовсе не известных, но чем-то (добром или злом) запомнившихся автору.
Тема продолжена в Книге странствий (Иерусалим, 2001). Она опять-таки о жизни в России, о людях, повстречавшихся на жизненном пути, на этот раз почти исключительно «простых» (но каждый со своей «изюминкой»). И жизненная философия здесь – та же, что во всех произведениях Губермана – «С холодным и спокойным уважением я отношусь к тем людям, что спешат и напрягаются, хотят успеть, достичь, взойти, заполучить… Они того хотят, и дай им Господи. А мне это и даром ни к чему».
Пожалуй, единственное существенное отличие Книги странствий от Пожилых записок в том, что многие страницы Книги посвящены размышлениям о судьбах еврейства. Не претендуя на научность, исключительно в эссеистском жанре, Губерман говорит о своем народе с глубоким проникновением в его психологию.
Как ни интересна проза Губермана, но все-таки славу ему создали, безусловно, «гарики». Этому немало способствуют его выступления – «в залах концертных и спортивных, в кинотеатрах и кафе, ресторанах и консерваториях, школах и институтах, театрах и синагогах, в христианских церквях самых различных ответвлений (когда нет вечерней службы), в домах для престарелых и молодежных клубах, в залах заседаний и музейных залах… сперва в Израиле, потом в Америке, России, Германии…». Число «гариков» перевалили за пять тысяч. (При том, что автор числит себя в поклонниках лени). Взятые вместе, они образуют некий «гипертекст» – один из самых ярких примеров русского постмодернизма.
Губерман вовсе не атеист, и уж тем более не воинствующий. Но и не верующий. О жизни за гробом забота / совсем не терзает меня; вливаясь в извечное что-то / уже буду это не я. Он готов принять любую истину, даже если окажется, что она идет вразрез со Священным Писанием (…я не испугаюсь ничего, / случайно если истины коснусь), с подозрением относится к любой доктрине и не хочет быть ничьим рабом (даже и Божьим). И – он уверен – вне подозрений может быть только жена Цезаря (и то вряд ли), во всем остальном можно сомневаться. Мораль – это не цепи, а игра, /где выбор – обязательней всего; основа полноценности добра – в свободе совершения его.
Художественные приемы его стихов типичны для постмодернизма: иронический перифраз известных выражений (…я мыслил, следователь, но я существую), придание фразеологизмам прямо противоположного смысла (…был рожден в сорочке, что в России / всегда вело к смирительной рубашке), центон (есть женщины в русских селеньях – не по плечу одному), обилие нецензурной («ненормативной») лексики.
Не приходится удивляться, что не все критики и не все читатели от Губермана в восторге. Сам Губерман принимает это как должное – «…правы, кто хвалит меня, и правы, кто брызжет хулу».
По рейтингу продаж поэтических книг в магазинах Москвы за 2003 И.Губерман занимает второе место.