В гуще чужих ощущений

Когда самолет садится и заруливает на стоянку, я вместе с остальными выбираюсь на летное поле. Признаться, я чувствую усталость, хотя не сидел весь долгий полет на пилотском месте. Впрочем, быть может, поэтому и устал. Тесной группой мы не спеша идем туда, где можно переодеться и где находятся наши машины. Я пристраиваюсь к Дилану. Говорю так, чтобы слышал только он:

– Вначале ты был несколько неуверен в себе. Когда взлетали и набирали высоту. Я не видел опытного пилота. А потом все наладилось. Сегодняшние съемки пригодятся для фильма. Я в этом не сомневаюсь. Хотя главным было потренироваться. А завтра… не помешает немного наглости. В случае чего тебя подстрахуют. Есть кому. Понял? Немного наглости.

– Хорошо, – говорит он. – Спасибо.

Дилан – хороший сенсоактер. Проблема в том, что он не слишком опытный пилот. Но я уверен, что завтра он сыграет лучше, чем сегодня.

Коротко переговорив с Майклом насчет завтрашних съемок, я отправляюсь домой. Как раз в дороге меня застает звонок Лиз.

– Приедешь? – спрашивает она.

– Да, – отвечаю я. – Но не сегодня. Завтра. У меня утром важные съемки. Мне надо хорошо выспаться. А завтра вечером мы посидим в ресторане, а потом поедем. К тебе или ко мне. Там решим.

– Договорились, – соглашается Лиз. – До завтрашнего вечера. И постарайся не угробить себя. Это меня очень расстроит. Будь осторожнее. Не рискуй.

– Хорошо…

Как я могу не рисковать? Я – сенсохантер. Риск – неотъемлемая часть моего существования. Мой отец долгие годы работал скучным клерком в банке. Я удивлялся ему, его жизни, в которой ничего не происходило. И с самого детства знал, что должен прожить другую жизнь.

Придя домой, я тотчас заваливаюсь спать. Рано утром вскакиваю бодрым, энергичным. Я готов к съемкам, быть может, самым важным в моей жизни.

Я появляюсь на аэродроме загодя. Здесь пока еще тихо и пустынно. Самолеты стоят в ожидании работы. Вскоре приезжает Майкл. Мы в последний раз обсуждаем детали предстоящего полета и боя. Постепенно появляются остальные участники съемки, потом приносится Земекис в сопровождении своих ассистентов и помощников.

– Джон, привет, – говорит он, протягивая руку. – Что скажешь мне? Парни готовы или надо еще тренироваться?

– Парни готовы, – отвечаю я.

– Прекрасно. – Он поворачивается к стоящим рядом людям. – Начинаем.

Всё приходит в движение. Мы переодеваемся, гримеры наносят небольшой грим – иного сейчас не бывает, – подправляют прически. Появляются участники массовки, призванные наполнить аэродром жизнью: охранники, водители, штабные служащие. Возникает та атмосфера, которую я обожаю – атмосфера прошлой, давно ушедшей жизни. Она бывает трогательной, милой, терпкой, порой горькой, но она манит. Потому что несет в себе некую правду, столь важную нам.

– Начали, – раздается голос Земекиса.

Короткое совещание перед вылетом. В комнате штаба сидят экипажи. Майор Джексон, высокий, громоздкий, с неприступным видом, хотя форма на нем сидит неважно, ставит нам задачу – подвергнуть бомбардировке заводы в окрестностях Дортмунда. Полет на тридцати трех тысячах футов. Летят три «Крепости». Их сопровождают три «Спитфайера», задача которых не подпустить к бомбардировщикам немецкие истребители.

– По самолетам, господа, – заканчивает майор. – Да поможет вам Бог.

Все с шумом поднимаются. Я выхожу из штаба вслед за Джоном Гриффитом. Нам по пути – наши самолеты стоят неподалеку друг от друга.

– Кто-то не ночевал сегодня на аэродроме, – шутливо замечает Джон.

– И от кого я это слышу? От того, кто сам ночевал неизвестно где.

– Положим, я ночевал известно где. И потом, я – другое дело. У меня есть второй пилот и автопилот. Я могу вздремнуть в полете. А ты один.

– Ничего, справлюсь, – заверяю его я.

– Опять будешь всю дорогу висеть рядом?

– А что делать, если ты не можешь защитить себя сам?

– Я не могу?! Я могу. У меня уйма пулеметов. Просто надо было найти тебе дело, чтобы ты и твои ребята не остались без работы.

– Ах, вот как!? Смотри, не будем пить вечером пиво.

– Это – запрещенный прием, – деланно возмущается Гриффит.

Тут мы расходимся – мне направо, туда, где выстроились «Спитфайеры». Около моего самолета стоит техник. Я выслушиваю его рапорт.

– Всё готово, сэр. Самолет заправлен, боеприпасы заряжены, все системы проверены. Можете лететь.

– Спасибо. – Я лезу в самолет, устраиваюсь на сиденье, начинаю включать тумблеры. Рядом раздается оглушительный рокот – кто-то первым запустил мотор.

Вскоре и мой двигатель оживает, добавляет рева, принимается неустанно вращать винт. Я смотрю на приборы – показатели в норме. Закрываю фонарь.

Мы взлетаем, сначала «Крепости», одна за другой, потом «Спитфайеры», сразу все трое. Набираем высоту. Под нами Северное море.

Мой и еще два «Спитфайера» летят рядом с громоздкими четырехмоторными «Крепостями». Среди них самолет с индексами BUJ – его пилотирует Джон Гриффит, мой друг. Я подлетаю поближе, машу ему рукой. Он отвечает мне.

Время бежит гораздо быстрее, когда сам управляешь самолетом. Оставив позади Северное море, пролетев Голландию, мы оказываемся над Германией. Внизу вражеская территория. Теперь вероятность появления немецких истребителей гораздо выше. Я настороже, непрестанно осматриваю окружающее пространство. Невозможно предугадать, откуда они появятся.

Я замечаю две темные точки справа по курсу. Они увеличиваются. Никаких сомнений – нас пытаются перехватить.

– Вражеские самолеты справа по курсу! – кричу я. Теперь можно нарушить режим радиомолчания.

Нас атакует пара «Фокке-Вульфов». Хорошие самолеты. Но мой истребитель превосходит их по высотности. А они летят почти на пределе. Этим я смогу воспользоваться. Что ждет нас впереди, неизвестно. Возможны новые атаки.

– Продолжайте сопровождать бомбардировщики, – говорю я напарникам. – Я займусь этими двумя.

Никто не возражает. Я – опытный пилот, имею богатый опыт «свободной охоты». Резко увеличив скорость, я доворачиваю вправо с набором высоты. Атаковать сверху лучше всего. Сделав горку, я сваливаюсь на «Фокке-Вульфы». Еще немного, и я подобью один из вражеских истребителей. Но тут боковым зрением я замечаю какое-то движение сверху справа. Повернув голову, я вижу третий самолет, который заходит на меня. Позабыв о выбранной цели, делаю крутой вираж с набором высоты. Я хочу получить преимущество в высоте и зайти в хвост этому третьему, взявшемуся неизвестно откуда. Но он прицепился ко мне и повторяет все мои эволюции. Я понимаю, что это опытный пилот. Стоит мне зазеваться, и он подобьет меня. Непрерывные повороты не дают ему прицелиться.

Я все-таки отрываюсь от него, за счет высотности «Спитфайера», но совсем выйти из боя нельзя – они полетят вслед за моими товарищами, и этот прыткий немец вполне может сбить «Крепость». Я возвращаюсь, стараюсь сесть ему на хвост, и это удается мне, теперь он совершает постоянные маневры, не позволяя захватить его в прицел и нажать гашетки. И тут я вижу, что те двое, гораздо менее опытные летчики, пытаются подловить меня на выходе из виражей. Откуда такая прыть? Я понимаю: ас дает им указания по радио и старается выводить меня под их пушки. Надо быть осторожнее.

Один из менее опытных подставляется в какой-то момент. Я не могу устоять – ловлю его в прицел, жму гашетки. «Фокке-Вульф» подбит. Я тут же понимаю, что совершил ошибку: отвлекся, дав возможность главному сопернику занять выгодную позицию. Я вижу, как на левом крыле совсем близко от фюзеляжа возникают рваные дыры – следы попадания снарядов, слышу взрывы позади. И еще один взрыв впереди, в области мотора. Он останавливается, винт замирает. Самолет начинает падать.

Получилось глупо – нельзя было забывать о главном противнике. Теперь ничего не поправить. Истребитель не слушается рулей. Надо прыгать. Я пытаюсь открыть фонарь. И не могу. Взрыв сзади что-то повредил. Мне суждено погибнуть…

Высота все меньше. Теперь уже не до съемок. Пора покинуть самолет. Я со всей силы дергаю ручку, сдвигающую подвижную часть фонаря. Не получается. Взрыв на самом деле что-то повредил. Мы с Майклом не подумали о таком варианте. Я дергаю за ручку вновь и вновь. Никакого результата. Бью по остеклению кулаком. Бесполезно. Современное бронестекло.

Мой «Спитфайер» несется к земле. Я понимаю, что погибну по-настоящему. За какие-то доли секунды успеваю подумать о дочери, о Лиз, которая надеется увидеть меня вечером, о Дональде, мудро настоявшем на мирных съемках до воздушных боев, о том, что теперь я надолго останусь лучшим сенсохантером. И вдруг осознаю: я же порчу уникальную сенсозапись. Я начинаю думать о Памеле, о моих боевых товарищах, не без моей помощи достигших Дортмунда, об Англии, за которую я храбро сражался и за которую сейчас погибну.

Земля стремительно надвигается. Миг. Все исчезает…

Глава 3. Радость ощущизма

Рассказ сенсомана

У каждого своя функция. Один открывает законы природы, изобретает, другой выпускает продукцию, используя свежие открытия и достижения конструкторской мысли, третий объясняет, почему надо покупать эту продукцию. А четвертый… Четвертый организует ее поклонников, создает сообщество сторонников, фан-клуб. И кто скажет, чья функция важнее? Да, без ученых, изобретателей ничего бы не было, но смогли бы они творить, если бы государство или частные компании не давали на это деньги? А чтобы они давали деньги, население должно покупать товары и услуги. А для этого необходимы рекламные агенты. Пока нет рекламы, товара фактически не существует, каким бы восхитительным он ни был. Но для полного триумфа нужны еще и поклонники этих товаров. Горячие фаны, движимые любовью и обожанием. А они появляются благодаря инициативным людям, основателям фан-движений и фан-клубов, которые сплачивают убежденных поклонников и указывают путь тем, кто может стать фаном, но еще не является им.