Показался просвет, Павел вновь сошел с тропы, чтобы его не заметили, и остановился. До последнего момента он не собирался этого делать. Возможно, так случилось потому, что две серые машины остановились на пустыре.
Из машин уже выбирались люди, и Павел догадался, что приезжие появились здесь, чтобы заселить дома – эти две жалкие развалюхи, где жить без длительного и дорогостоящего ремонта было абсурдом. Павел вспомнил: мать что-то такое говорила о том, что какие-то ненормальные купили эти дома на отшибе.
Это казалось немыслимым, но то, что Павел увидел, подтверждало обратное.
И все-таки это было наименее странным из того, что удивило и даже смутило учителя. Он увидел перед собой две пары с двумя детьми у каждой – мальчиком лет семи-восьми и девочкой лет трех-четырех. Мальчики обеих семей, как и девочки, были одинакового роста и комплекции. То же можно было сказать и об их родителях. Оба мужчины низкорослые, хрупкого сложения, их жены на полголовы ниже, худощавые, одеты безвкусно и безлико: синие джинсы, серые свитера. Дети были в очень широкой одежде, на несколько размеров больше, как будто шорты с майками и платья брали на вырост.
От семей веяло неким стандартом, словно их подбирали специально, отличие было лишь в одном: семья, приехавшая первой на «Фольксвагене» была чуть темнее – и у взрослых, и у мальчика с девочкой был одинаковый цвет волос.
Павел рассмотрел номерные знаки на одной из машин, и, судя по ним, приезжие были откуда-то из южных областей России. Они преодолели не одну сотню километров, но никто из людей, выбравшихся из автомобилей, не потягивался, не разминал ноги или спину. Никто не говорил ни слова, они просто стояли и смотрели на дома.
Было еще кое-что, о чем Павел подумал лишь спустя несколько дней. Дети вели себя иначе, чем можно было ожидать от мальчиков и девочек такого возраста. Они не бегали, не кричали, не задавали вопросы, не пытались улизнуть от родителей, исследуя новое место – они вообще не доставляли взрослым хлопот. Девочки встали рядом с багажником «Ауди», мальчики – по бокам от них, и застыли.
Спустя четверть часа прибыл грузовик с мебелью и вещами приехавших в Велич семей. Несколько рабочих начали разгрузку. Солнце садилось, и в зарослях стало темнеть.
Павел не решился выйти к новым жителям и вернулся назад к шоссе. Нужно было возвращаться домой.
2
Арендованный грузовик покинул пустырь. Смеркалось.
Когда тьма стала плотнее, одна из женщин приблизилась к «Ауди», и девочки расступились. Женщина приоткрыла багажник и повернулась, чтобы войти в ближайший дом, на пороге которого ее ждал муж.
Из багажника медленно, неуклюже выбралась невысокая молодая женщина в розовом домашнем халате. Если бы кто-то увидел ее, ему бросился бы в глаза огромный живот беременной на последнем сроке. Женщина в халате замерла, огляделась, как будто темнота не была помехой для ее зрения, и направилась в летний домик, куда уже занесли широкую кровать.
Лишь после того, как дверь за ней закрылась, две девочки разошлись по домам каждая к своей семье.
3
Лейтенант Седов, участковый по Величу, проехал Дубовую улицу, и его «уазик» оказался на узкой грунтовой дороге, ведущей к пустырю с недавно заселенными домами. Ночью прошла сильная гроза, дорогу размыло, и Седов снизил скорость до минимума – его автомобиль впервые за последние недели являл собой образец чистоты.
Седов не один раз чертыхнулся, прежде чем «уазик», наконец, выехал на открытое пространство. Лейтенант остановил машину, не доезжая до ближайшего дома, заглушил двигатель. Он поморщился, выбираясь из машины, и направился к дому.
Он хотел, чтобы его приезд и знакомство с новыми жителями выглядел, как визит вежливости, но ему почему-то стало не по себе. Как в этих домах можно жить? Единственное изменение в их внешнем облике – это вставленные окна и плотно задернутые шторы. Но развалины от этого не перестали быть развалинами. Любопытно: нет ли какого-нибудь социального комитета, который в силах запретить проживание в подобных условиях? Или организации по защите детей, которая вынудит родителей изменить для пользы своих отпрысков хоть что-то?
Седов не знал. В принципе это его не касается. Судя по двум машинам, пусть и не новым, эти семьи не являются нищими. В задачу лейтенанта входило познакомиться с новыми жителями, объяснить, что Велич – его вотчина, и что они всегда могут рассчитывать на его помощь.
Лейтенант помедлил, спрашивая себя, заходить ли и во второй дом после первого, потом осторожно поднялся на просевшее крыльцо, постучал. И вздрогнул, когда дверь тут же распахнулась, и на пороге появился хозяин.
Телосложением он напоминал скорее подростка, нежели взрослого – невысокий, с узкими плечами и мелкой костью. По лицу можно было дать что-то около тридцати лет, но при этом внешность была незапоминающаяся, ускользавшая от каких бы то ни было определений. Казалось, при другом освещении или под иным углом этот человек будет выглядеть иначе.
Седов вяло улыбнулся, представился. Хозяин молчал. Лейтенант спросил:
– Вас как зовут?
Пауза. Седов думал, что хозяин не ответит, но тот тихо произнес:
– Дима.
Седов улыбнулся, пробормотав «очень приятно», протянул руку. Хозяин руки не подал, и это вышло как-то естественно. Седов смутился и, чтобы скрыть это, на секунду-другую отвернулся, как бы оглядываясь.
Когда он снова посмотрел на хозяина, рядом с тем уже стояла его жена. Седов даже шороха не услышал. Лейтенант кивнул ей, снова представился. Хозяин, по-прежнему глядя Седову в глаза, сказал:
– Мою жену зовут Джина.
Его голос был какой-то… Казалось, этому человеку приходилось напрягаться, чтобы что-то внятно сказать.
Седов улыбнулся, чуть наклонил голову. Он хотел задать пару вопросов, которые убедили бы, что участковый проявляет заботу о новых жителях, и праздное любопытство здесь ни при чем, но так и не сказал ни слова.
Между родителями стояла девочка и смотрела на лейтенанта.
Седов улыбнулся и девочке, но его улыбка быстро погасла. Девочка смотрела на него не так, как смотрят дети на чужого дядю. Скорее это был взгляд охранника, заметившего постороннего на вверенной ему территории.
– Моя дочь, – сказал хозяин. – Зовут Дина.
– У вас прекрасная малышка.
Никто не поблагодарил его за комплимент, никто вообще не сказал ни слова. Все трое – семейная пара и их дочь – пялились на лейтенанта, и тому показалось, что он чувствует давление, казалось, требовавшее: уходи отсюда.
Седов так и сделал. Смущенный, он попятился от этого дома, так и не спросив то, что хотел, попрощался, не получив ответа, пошел к машине. В этот момент ему открылся второй дом, и лейтенант нахмурился. На пороге его задней двери стояли мужчина с женщиной и девочка между ними.
На какой-то миг Седову почудилось, что у дальнего дома стоит та же семья, с которой он только что разговаривал, лейтенант даже оглянулся на ближний дом.
Семья в дальнем доме казалась точной копией хозяев ближнего. Только волосы у них были светлее.
Седов вспомнил, что где-то еще должны быть мальчики – старшие дети семей, но теперь он уже не хотел их видеть. Лучше уехать отсюда. То, что входило в его обязанности, он уже сделал. Лейтенант завел машину, развернулся, и, покидая пустырь, оглянулся.
Обе семьи по-прежнему стояли у своих домов и следили за его отъездом.
Минут через пять после отъезда Седова обе семьи, наконец, вернулись в дом, закрыв двери.
В двух сараях позади домов двое мальчиков, стоявшие вплотную к ветхим дверям, отошли вглубь пустых строений и замерли, как было до приезда «уазика».
В летнем домике, расположенном в центре неправильного четырехугольника из двух домов и сараев, женщина в розовом халате, лежавшая на кровати, опустила голову на грязную подушку и закрыла глаза. Наступила прежняя тишина, которую не тревожили даже птицы.
4
Павел закончил отжиматься на заднем дворе, когда услышал голос матери, позвавшей его обедать.
Он встал, огляделся, восстанавливая дыхание. После физической нагрузки на душе становится легче. Не мешало бы вплотную заняться оборудованием тренажерного мини-зала в одной из комнат. Мать, кажется, не против. Павел подумывал об этом с зимы, но все как-то не мог начать. Да и с его деньгами это будет не так-то просто.
Пока Павел не развелся и не вернулся в эту дыру под названием Велич, он регулярно посещал тренировки. В поселке этого не было.
– Паша! – позвала мать. – Все остынет!
– Сейчас, мама. Только ополоснусь по-быстрому.
Он ел щавелевый борщ, поглядывая на мать, и с удовлетворением отметил, что она выглядит в последние дни бодрее. Он слушал ее рассеянно, но одна из реплик привлекла его внимание.