роковой этот жребий не минул!
И смирившийся с участью агнец
устремился на гибельный свет.
«Я люблю Тебя!» – ясен диагноз,
и лекарства неведом рецепт.
Над лицом я Твоим близко-близко
в забытьи обреченном склоняюсь,
электричества жгучие искры
вдруг пронзают: губами касаюсь,
наконец, Твоих губ нежно-нежно,
словно речки туманная вата.
В этом робком порыве безгрешном
мной не познан ещё вкус помады,
запах тела, тем более, женского
и другие премудрости ласки.
Нахожусь на вершине блаженства я
от Твоей типографской краски!
Засыпаю, насытившись негой,
прижимаясь щекою к Тебе,
грёзы чудные хлопьями снега
кружат вальсы в моей голове.
Сплю, пронизанный радости светом
до души моей самого дна…
А метель колыбельную флейты
напевает сквозь щели окна.
………………………………………………..
Кто Ты? Что Ты? Откуда и чья Ты?
То еще предстоит мне узнать.
Нетерпением жутким объятый,
я стремлюсь поскорей прочитать
в приходящих к нам телепрограммах
хоть одно из немногих названий
долгожданных картин. Только странно:
строки их не хотят ожиданий
оправдать моих. Что ни неделя,
то скольжу своим взглядом напрасным
я по мелким столбцам. Неужели
не назначен свидания час мне,
когда я у экрана «Рекорда»[25 - Рекорд – марка советского чёрно-белого телевизора, выпускавшегося в 60-е годы прошлого века.]
познакомлюсь поближе с Тобой?
И в газетах какого-то черта
глаз мозолят пустой пестротой
средь реклам их кинотеатральных
все названья чужие, не те…
В это время проблем социальных
став решением и скукоте
Головановской, всем надоевшей,
положив долгожданный конец,
лет за пять возведенный неспешно,
появился культуры дворец.