– Правда, – кивает участковый. – Инвалидом оттуда вернулся. Жалко если в тюрьму попадёт.
– Может быть я с ним поговорю? – опять спрашиваю его.
– Нет, милая. Ты подождёшь здесь.
– Сейчас уже скорая должна приехать, – говорю ему.
– Я знаю, – вздыхает капитан. – Ничего, разберёмся.
Проходит ещё немного времени и участковый смотрит на свои часы.
– Пора, – говорит он и идёт к двери квартиры.
В это время я понимаю, что читаю про себя молитву. Капитан заходит в квартиру, и мы с сержантом смотрим на закрывшуюся дверь. Я уже не могу этого терпеть и подхожу прямо к ней. За дверью ничего не слышно, я наклоняюсь вперёд и замираю. Сержант Коля тоже не шевелится, чтобы не шуметь, и на лестнице стоит такая тишина, что слышно, как у кого-то в квартире сверху в ванной журчит вода.
– Ну что там? – вдруг спрашивает Коля.
Но я поднимаю вверх палец, призывая к тишине. Каждую секунду я ожидаю выстрела, но его всё нет, и нервы мои натянулись до предела.
И тут неожиданно раздаётся резкий звук. Мы с сержантом вздрагиваем, но в следующий момент понимаем, что это кто-то вызвал лифт. Мы с облегчением переглянулись, и я отхожу от двери, потому что из-за лифта всё равно ничего не слышно. Проходит ещё несколько секунд, и я думаю, что участковому пора уже появиться.
И тут лифт останавливается на нашем этаже. Открывается дверь и из него выходят женщина врач скорой помощи и медсестра. Они с удивлением смотрят на нас, не понимая в чём дело.
– Подождите минутку, доктор, – говорит сержант. – Туда пока нельзя.
– Что здесь происходит? – спрашивает врач.
И в это время открывается дверь квартиры и на площадке появляется участковый, который держит за ствол охотничье ружьё. Я сразу чувствую, как стало легче на сердце и вижу, что Коля тоже вздыхает с облегчением. Врач и медсестра изумлённо смотрят на ружьё.
– Всё в порядке, доктор, – говорит капитан, посторонившись. – Проходите, а я сейчас подойду.
Бригада скорой помощи проходит в квартиру, а участковый подходит к сержанту и отдаёт ему ружьё.
– Оно не заряжено, – говорит участковый. – Отнеси в машину.
– Изъятие будем оформлять? – спрашивает Коля.
– Никаких протоколов, – машет головой капитан. – Полежит пока у меня, а завтра я ещё приду сюда. Поговорю с Алексеем, когда он успокоится и потом решу, что делать.
– Понял тебя, Михалыч, – кивает сержант и уходит вниз по лестнице.
– Как вас зовут, – неожиданно для себя вдруг спрашиваю я.
– Николай Михайлович.
– Николай Михайлович, так ружьё правда было не заряжено?
Он молчит и смотрит на меня грустными глазами. Потом снимает фуражку и достаёт из кармана носовой платок. И в этот момент из того же кармана на пол с тихим звуком падают два охотничьих патрона.
Часть третья. Похороны
С утра приезжаю к моргу и около него встречаюсь с клиенткой. Это совсем молодая девушка, младшая сестра умершей. Светлые волосы и печальный взгляд чёрных глаз. Я уже очень долго в этом бизнесе, но её взгляд столь пронзителен, и в нём столько горя, что мне становится не по себе. Её зовут Наташа, и я знаю о ней только то, что она недавно окончила университет.
– Что будем делать? – спрашивает она.
– Сейчас дождёмся директора морга и оформим документы, – отвечаю я.
Катафалк, заказанный мной, уже подъехал, но директора ещё нет. Подъехало ещё два катафалка, которые были за нами, и только после этого наконец во двор въезжает новенькая иномарка, из которой вылезла женщина средних лет в строгом брючном костюме. Это и есть директор морга. Фамилия у неё – Перова. Почему-то я не запомнила, как её зовут, запомнила только, что сотрудники морга называли её «Госпожа Перова».
Она прошла внутрь здания, и мы пошли за ней.
– Здравствуйте. Можно войти? – спрашиваю я, приоткрыв дверь в кабинет.
– Здравствуйте. Заходите, – отвечает директор.
Мы заходим в кабинет и садимся в кресла, стоящие перед столом директора. Я осмотрелась. В комнате ничего лишнего, кроме нескольких траурных венков, стоящих вдоль стены.
После нескольких дежурных вопросов Перова подвигает к себе толстую книгу, лежавшую на столе. Это прайс похоронных принадлежностей, и директор, открыв его, разворачивает к нам.
– Посмотрите, что мы можем вам предложить, – начинает она.
Но Наташа решительно отодвигает книгу от себя.
– Спасибо, у нас всё есть.
– Вы, пожалуйста, взгляните, – настаивает Перова. – Возможно, это обойдётся вам дешевле.
– Не надо, – сухо отвечает Наташа. – Мы всё привезли с собой. Давайте быстрее закончим с этим, а то мы очень торопимся.
Госпожа Перова при этих словах подозрительно косится на меня. Она конечно подозревает, что я ритуальный агент, хотя я сказала, что являюсь двоюродной сестрой умершей. Так получилось, что в этом морге я первый раз, и Перова до этого меня никогда не видела.
– Ну, хорошо, – пожимает плечами директриса и отодвигает книгу на край стола.
Она заполняет документы, что-то считает на калькуляторе и подвигает документы к нам. Наташа смотрит на сумму оплаты и достаёт деньги.
– Вы знаете, тело умершей было скрючено, и санитарам пришлось его распрямлять, – произносит в этот момент Перова. – Это стоит ещё три тысячи. Но это деньги надо оплатить без квитанции.
Что за бред! Какое скрюченное тело? Директор в открытую вымогает деньги. Она, видя, что клиент не хочет пользоваться дополнительными услугами морга, решила получить с Наташи хоть что-нибудь. Удивительная наглость!
Но моя клиентка невозмутимо пересчитывает купюры и кладёт их на стол. Наташа, конечно, всё понимает, но не хочет скандалить, как и все нормальные люди в такой ситуации, а сотрудники моргов постоянно этим пользуются.
Наташа расписывается в бумагах, мы встаём и молча выходим из кабинета.
***
На кладбище моросил мелкий противный дождь, как будто плача по умершему человеку. Сейчас хоронили молодую женщину, и мне было её особенно жалко. Даже сейчас, лёжа в гробу, она была очень красива, и я пытаюсь представить, какой же красивой она была при жизни.
Родственники стояли под зонтами тесной группой. У всех были скорбные лица, и все они молча смотрели, как рабочие зарывали гроб в землю. Потом все положили цветы на свежий холмик и начали расходиться. Последними от могилы отошли мама и муж покойной. Я уже получила деньги и могла бы давно уехать, но я всегда дожидаюсь конца похорон. Что поделаешь – работа есть работа.