В общем, мать с отцом одобрили выбор дочери и были довольны, что она смогла реабилитироваться перед ними и удивила знакомых в Шилове своим замужеством. Ещё бы – с ребёнком, а поди ж ты, такого хлопца себе оторвала! Красавец с голубыми глазами! Да ещё и одет с иголочки во всё иностранное. И сама Валентина расцвела и приоделась по последней моде. «Повезло…» – с удивлением и завистью кивали головами соседи. Наверное… Но как известно – «кому повезёт, у того и петух снесёт»!
Феодосия Дмитриевна благословила дочь и зятя на семейную жизнь, простив Валентину за ту её женскую ошибку. За досадную и обидную несправедливость, из-за которой Феодосии пришлось промучиться не одну бессонную ночь и молиться о судьбе дочери перед образами не один день. А как было не простить родную кровинку, если Валентина призналась матери, что носит под сердцем второго ребёнка. А на Руси от века считается тяжким грехом обида или непрощение беременной женщины. С этим связано и много необъяснимых примет, которые на первый взгляд кажутся пережитками дремучего средневековья, но тем парадоксальнее то, что они работают и сбываются…
Забегая вперёд, надо отметить, что роды у Валентины были разные по сложности. Тяжело, в муках, достался ей первенец Игорь. Второй сын Алексей, которого она родила в Луганске, не причинил ей особых хлопот и роды были относительно лёгкими. А вот рождение третьего ребёнка – дочери Ольги, заставило Валентину перенести такие переживания и боли, что она сама удивлялась, как ей удалось вообще остаться живой. Только опыт и профессионализм акушерки Марии Герасимовны помогли ей родить дитя благополучно. Наверное, поэтому Валентина и любила дочку больше всех, о которой думала, и ради которой решилась на третьего ребёнка, будучи возрастом уже за тридцать. Любила особо именно за то, какой ценой она ей досталась…
Как видится, не последнюю роль сыграло и отрицательное поверье о том, что если женщина идёт рожать, то ей нельзя переходить дорогу – роды будут тяжёлыми. А ведь так и получилось! Когда Валя поняла, что начались схватки, она поставила в известность всю семью. Отец Яков Петрович вызвался сопроводить её в роддом. Благо, идти до него было, минут пятнадцать. Валя поторопилась:
– Папаня, чувствую – начинается уже…
Так они и пошли в больницу – впереди отец, а сзади беременная дочь. Неожиданно из калитки одного из домов выскочила женщина-чувашка, которая была знакома с Валиным отцом. Перебежав дорогу роженице, она приветливо подскочила к нему и с радостной улыбкой поздоровалась:
– Здравствуйте, Яков Петрович! Как живёте-поживаете?
– Какого ты х*я выскочила?! Ё* твою мать, ты что не видишь, что я дочку рожать веду?! А ты ей дорогу, бл*дь, перебежала!? Как же ей рожать теперь!?
Бедная женщина переменилась в лице от испуга и могучего русского языка. Она побледнела, увидев, что за спиной у Якова Петровича в десяти метрах идёт его беременная дочь. Она поняла свою оплошность и вместо обиды, начала извиняться:
– Яков Петрович, дорогой, прости дуру – не увидела, что сзади дочка идёт! Я ж, по-доброму, поздороваться и не думала чего худого…
– Ладно уже, иди с Богом! – с досадой ответил Яков.
Потом немного поостыв, извиняющимся тоном, сказал вслед бредущей с понурой головой женщине:
– Ты уж прости меня, вспылил… сгоряча. Не обижайся! Сама понимаешь…
Чувашка махнула рукой в знак прощения.
Вот такая случилась оказия по дороге в роддом. И, как бы, что не говорили, но роды оказались очень тяжёлыми. Валя несколько раз теряла сознание. Впадала в бредовое состояние, звала брата Петра на помощь в своих галлюцинациях. Роды и сама жизнь были на грани. Вот и говори потом после всего – «суеверия да бабьи сказки»…
Тем не менее, всё же, в конце концов, Валентина благополучно разродилась и на свет появилась замечательная девочка, о которой она мечтала последние несколько лет.
Назвали её Ольгой. Первые дни после выписки из роддома малышка была без имени. В один из дней, когда Игорь остался с мамой и бабушкой наедине, Валентина попросила сына:
– Игорёк, пойди, посмотри как там твоя сестричка на терраске – спит, или уже проснулась?
Игорь подошёл к новорожденной и посмотрел на лицо мирно спавшей сестры. Он впервые в жизни видел такое малое дитя и с любопытством разглядывал маленького человечка. Навсегда ему врезались в память клеточки на носике и такие добрые и милые черты лица сестры. Он вернулся в кухню, где бабушка Феня хлопотала у русской печи, а мама сидела за столом.
– Спит, – сказал он матери.
Бабушка спросила:
– Валя, а как дочку назовёте?
– Мам, я не знаю, – ответила Валентина, – а может Игорёк, что предложит?
Игорь в это время заходил в большую комнату и поднялся на порог. У него в голове, вдруг, само собой, словно кем-то подсказанное, прозвучало «Ольга». Он хотел его произнести, но вдруг осёкся, вспомнив соседскую девочку Олю, которая ходила с перетянутыми палкой ногами. У девочки одна нога была короче другой с рождения и для выравнивания ей привязывали бинтами специальное приспособление. Так она и бегала по коридору с детворой, как стреноженная лошадка, вызывая жалость у взрослых и детей.
Игорь испугался, что такое имя может принести несчастье, но потом понял, что это глупость – сколько женщин носит такое имя и всё у них хорошо. Он повернулся и громко сказал, обращаясь к маме и бабушке:
– Ольга!
– Ой, прям с языка у меня снял, – обрадовано сказала бабушка, – я тоже хотела предложить имя Оля. У нас никто из женщин нашего рода не именовался Ольгой. И имя русское, и княгиня такая была на Руси…
– И мне нравится, – с улыбкой поддержала Валентина, – вот и будет теперь у нас Олечка. Так и окрестим.
Вот так совместно, втроём, назвали новорожденную Олей, а остальных членов семьи просто поставили перед фактом. Но никого, кто был против, в общем-то, не оказалось – наоборот, все поддержали единодушно. Уж очень оказалось это имя всем по нраву. А значит, так тому и суждено было быть…
Последнее «прости»
Уже в конце августа, Валентина с семьёй – тремя детьми и мужем – уезжала в Луганск. Мать и отец, а также сестра Мария со своим супругом Анатолием и сыном Сергеем, пришли их проводить. Солнце клонилось к закату. Феодосия Дмитриевна сидела на вокзальной скамье и держала на руках внучку, глядя на её лицо с материнской нежностью. Рядом стоял Игорь с мамой. Все куда-то отошли, оставив их одних, словно не мешая прощанию. Такой и запомнил Игорь свою бабушку, как говорится – на всю оставшуюся жизнь – в кофейного цвета кофте с перламутровыми пуговицами, и с Ольгой на руках, закутанной в одеяло для малышей. Валентина смотрела на мать, а та перевела взгляд на дочь, пристально посмотрела, словно пытаясь запомнить. Её глаза, вдруг, наполнились слезами и по щекам потекли тихие старушечьи слёзы.
– Мам, ты так на меня смотришь, что мне не по себе становится!? Не плачь, мы на следующий год снова приедем! Внучка уже ходить будет! – успокаивала Феодосию Дмитриевну Валентина.
– Само плачется, Валя…
– Мама, время быстро пролетит, и снова увидимся.
– Нет, больше не увидимся – это в последний раз…
– А почему? – Валентина насторожилась, внимательно посмотрела матери в глаза, – ты что думаешь, не доживёшь?
Феодосия Дмитриевна кивнула головой:
– Больше уже не увижу вас, дочка. Ты только не обижайся и прости меня…
– Мама, не надо! Не говори так! Доживёшь! Ещё внучку и внуков будешь нянчить! Живи мам, не думай о плохом…
Феодосия для успокоения дочери улыбнулась сквозь слёзы и сказала:
– Ладно, буду жить! Буду снова вас ждать в гости…
Но слова Феодосии Дмитриевны оказались пророческими – больше ни дочь, ни Игорь, ни внучка не увидели её живой. Она, предсказала свою судьбу и уже откровением свыше осознавала, что это прощание не на время, а навсегда. Так оно и оказалось впоследствии…
Судьба ниспослала Феодосии Дмитриевне лёгкую смерть. Наверное, такую, о которой мечтает всякий здравомыслящий человек – каждый из нас, осознающий неизбежность ухода из этого мира. Глядя на мучения обречённых и больных, поневоле приходят мысли о том, чтобы переход из одного состояния в другое не был столь тяжёлым. Но тут и смерть должна быть подарком от Бога. А Феодосию Бог любил… Конечно, по нынешним меркам, семьдесят один год – не самая длинная жизнь, но тот ритм и насыщенность событиями, которые выпали на долю Феодосии, состояние постоянного и напряжённого повседневного труда – сыграли не последнюю роль в продолжительности её жизни. А учитывая, что Феодосия Дмитриевна не любила лечиться и быть в роли хворой, тем более непонятно как она, вообще, до семидесяти одного года добралась…
В тот злополучный вечер, Яков Петрович лёг уже спать, а Феодосия ещё заканчивала наведение порядка на кухне. Закончив дела, она уже подумывала о сне, как вдруг, её состояние резко ухудшилось. Она и так целый день была как не в своей тарелке – побаливало сердце, кружилась голова, а тут совсем стало всё как в тумане, во рту появился какой-то горький привкус. Феодосия не стала будить мужа, а взяла конфетку, чтобы заглушить горечь и села на диван…
Так её утром и нашёл муж – сидящей с закрытыми глазами и конфетой, зажатой в руке. Спокойное и умиротворённое лицо даже не вызвало никаких дурных мыслей у Якова, и он начал будить жену, думая, что она задремала. Взял за руку и только после этого понял – что-то не так. Феодосия Дмитриевна не подавала признаков жизни. Ещё не осознавая трагедии, он быстро оделся и побежал на соседнюю улицу к Анне – одной из дочерей.
– Нюра, пошли скорее, кажись Феня померла. Не дышит вроде…
Анна оповестила младшую сестру Марию и брата Петра. Затем они вместе собрались в отчем доме. Первым делом решили положить мать на диван и, когда её стали поворачивать и укладывать они услышали, как Феодосия вздохнула.
– «Скорую» вызывайте, папаня, – обратилась к отцу Мария, – дышит, кажется.
Яков Петрович бросился в двухэтажный дом напротив, чтобы позвонить от соседей. Карета скорой помощи приехала быстро, но доктор лишь констатировал факт смерти гражданки Благодёровой Феодосии Дмитриевны. Вот так ушла из жизни Валина мама – легко и без страданий – в одно мгновение. Села на диван и уснула вечным сном. Феодосии не стало в субботу 3 апреля 1971 года, ровно за неделю до Страстной седмицы Великого поста…
А в Луганске Валентина в это время (суббота – выходной!) устроила в своей небольшой комнате стирку. Они с Андреем уже успели обзавестись мебелью, телевизором, радиоприёмником и стиральной машиной. Жизнь налаживалась, несмотря на наличие троих детей. Они оба работали, а то, что жили пока в семейном общежитии с детьми на такой маленькой жилплощади – так это были временные трудности, ведь Андрей стоял в очереди на получение жилья уже в первых рядах. И по закону, они имели право получить трёхкомнатную квартиру.