Байки из курилки НПО «Близкая связь»

Через полчаса около бочки собралась огромная толпа. Мальчишки были просто в восторге – бесплатный цирк показывают! Бабы, узнав, в чем дело, плевались и поносили Заклунного с Токаревым, а заодно и Жорика, на чем свет стоит. Мужики – кто смеялся, кто советами пытался помочь несчастному пленнику бензиновой бочки. А Жорик сосредоточенно пыхтел и старался пальцами выковырять свои яйца из маленького круглого отверстия в железной крышке. При этом, действовал он только одной рукой, потому что второй сжимал недопитую бутылку портвейна и наотрез отказывался расстаться с ней хотя бы на секунду. Но чем дольше Жорик старался, тем меньше шансов справиться без посторонней помощи у него оставалось, потому что его яйца, натертые острыми краями отверстия, распухали с каждой минутой все больше и больше.

"Тут без автогена не обойтись, – сказал кто-то из собравшихся. – Слишком плотно его зажало. Придется бочку резать. Сходите кто-нибудь в механические мастерские, сварщиков позовите".

Проезжавшая мимо ПМГ, привлеченная собравшейся толпой, остановилась, и из УАЗа вылезли двое милиционеров.

"По какому поводу собрание?" – спросил милиционер с лейтенантскими погонами на плечах. Ему тут же все подробно объяснили.

"Так, так, – сказал лейтенант, подходя к притихшему Жорику. – А ну-ка, покажи".

Несчастный Жорик нехотя раздвинул ноги. Лейтенант слегка наклонился, посмотрел, выпрямился и покачал головой:

"Ну что, Колбасов, допрыгался? Ну-ка, давай сюда бутылку".

Жорик безропотно разжал пальцы, и бутылка оказалась в руках милиционера. Громкий стон вырвался из Жоркиной груди, когда лейтенант, брезгливо понюхав содержимое бутылки, безжалостно вылил портвейн на землю.

"Сейчас "скорую" по рации вызовем" – сказал лейтенант, отбросив пустую бутылку в кусты.

"Зачем?" – выдавил Жорик.

"Как это зачем? Думаю, кастрировать тебя придется, – серьезно заявил лейтенант. – Другого выхода я не вижу".

"Да что вы, товарищ лейтенант, – испуганно пролепетал вмиг протрезвевший Жора. – Не надо меня кастрировать. Сейчас мужики сварщиков с автогеном приведут".

"Ты, я вижу, Колбасов, последние мозги пропил, – сказал лейтенант. – Какой автоген? Ты хоть представляешь, на какой бочке ты сидишь?"

"У-у-у…" – взвыл Жорик и чуть не свалился с бочки. Милиционер едва успел его подхватить.

"Соображать прежде надо было, куда яйца суешь, – сказал лейтенант, поудобнее усаживая вконец очумевшего Жорика. – Тут не то что автогена, одной искры достаточно, чтобы ты не только без яиц, но и без головы остался. А ну-ка, придержите его, чтоб не упал, – обратился он к стоящим рядом зевакам, – пока я "скорую" вызываю".

Когда через двадцать минут приехала "скорая", Жорик от страха чуть сам с бочки не спрыгнул. Еле удержали. Врачам через четверть часа с помощью холодной воды, подсолнечного масла и каких-то специальных хирургических пинцетов и зажимов удалось-таки вытащить Жоркины яйца из бочки. От госпитализации Жора наотрез отказался. В милицию его тоже вроде бы забирать было не за что. К Заклунному с Токаревым опять же никаких претензий – не насильственно же они, в самом деле, Жору на бочку посадили. Поэтому, все оформили протоколом на месте, как несчастный случай "…по факту неосторожного обращения с бочкой из-под бензина…" и отпустили Жору на все четыре стороны.

Ну, Василий, ты прямо ужасы какие-то рассказываешь, – сказал Уфимцев, закуривая очередную сигарету.

Что поделаешь, Николай Константинович, – отозвался Откосов. – Такова жизнь.

Наверное, ваш Жора-алконавт после этого случая вовсе пить бросил, – предположил кто-то из присутствующих в курилке.

Смеетесь что ли? – ухмыльнулся Василий. – Жорик в тот же день на радостях, что с яйцами остался, напился просто до бесчувствия.

Вот хоть убейте, а я не понимаю, как можно рисковать своим здоровьем, своими половыми органами ради какой-то бутылки дешевого вина? Не понимаю! – с надрывом в голосе сказал начальник химической лаборатории Свирский.

Да ради глотка алкоголя настоящий алкаш все готов отдать – и здоровье, и даже жизнь, – безапелляционно заявил Василий. – Вот как-то раз по радио передавали интервью с одним из наших артистов. Сейчас уже не помню, с кем конкретно. Так вот, интересные, я вам скажу, вещи этот артист говорил насчет алкоголя, сухого закона и Горбачевской кампании по искоренению пьянства на Руси. Артист этот – сам бывший алкоголик и не скрывал этого. И рассказывал он про один эксперимент, поставленный американскими психологами над сильно пьющими людьми. Очень показательный эксперимент.

Для начала подопытного приводили в комнату с огромным количеством спиртных напитков и разрешали пить что угодно и сколько угодно. Он, естественно, напивался до бесчувствия – халява, сэр! После того, как подопытный отключался, его переносили в специально подготовленное помещение – огромное, размером с зимний стадион, без окон, заваленное всевозможным хламом, заставленное какими-то переборками и перегородками. Полная изоляция от внешнего мира. И вот представьте себе ощущения этого человека: проспавшись, подопытный ошалело озирается по сторонам, не понимая, где он находится и как сюда попал. Его мучает жуткое похмелье, голова раскалывается, язык присох к небу. Подопытный встает и начинает бродить по лабиринту. В помещении он абсолютно один, все двери закрыты, выйти наружу ему никак не удается. Подопытный стучится и ломится в многочисленные двери, кричит, зовет на помощь – но все напрасно. И вдруг, за одним из поворотов, его взору предстает прекрасная картина – сверкающая стойка бара, заставленная огромным количеством всевозможных бутылок с горячительными напитками. А перед стойкой установлен большой плакат на котором крупными буквами написано:

"Стой! Опасно для жизни! Заходить за оранжевую полосу категорически запрещается! Система слежения автоматически открывает перекрестный огонь на поражение!"

Алкоголик, естественно, не обращая внимания на предупреждение, а, скорее всего, даже не дочитав плакат до конца, с вожделением кидается к стойке бара, но не тут-то было, – как только он переступает через нарисованную на полу широкую оранжевую полосу, взвывает сирена, частично гаснет свет и в следующий момент начинают строчить два пулемета, преграждая путь к стойке. Пулеметы заряжены боевыми патронами с трассирующими пулями и в полутемном помещении трассирующие очереди отчетливо видны. Траектория полета пуль такова, что к стойке невозможно подойти ни с какого конца. Вот такие пироги.

Этот эксперимент повторялся неоднократно над большим количеством людей и показал, что все алкаши в подобной ситуации ведут себя практически одинаково, за исключением небольших нюансов. В первый момент никто не верит, что экспериментаторы действительно зарядили пулеметы боевыми патронами.

"Это какой-то фокус, – рассуждает алкоголик. – Пулеметы, наверняка, стреляют холостыми, а трассирующие очереди и изрешеченная пулями противоположная стена – оптический обман".

Чтобы проверить свое предположение, алкаш берет какой-нибудь предмет – пустую картонную коробку, обрезок доски или собственный ботинок, подходит к оранжевой черте и бросает предмет через границу. Тут же включаются пулеметы, и подопытный видит, как картонная коробка, доска или ботинок в мгновение ока превращаются буквально в решето.

Когда подопытные убеждались, что патроны настоящие, что до заветных бутылок так просто не добраться, они начинали всеми правдами и неправдами пытаться перехитрить систему слежения. Одни часами бросали через границу всевозможные предметы в надежде на то, что патроны когда-нибудь кончатся. Вторые, используя проволоку, веревки или длинную палку, стремились дотянуться до заветных бутылок. Третьи при помощи все тех же подручных средств пытались определить, нельзя ли где-нибудь пролезть по-пластунски или перепрыгнуть через оранжевую границу. И ни кто, я повторяю: ни кто! Ни один из алкоголиков, узрев стойку бара, уже не отходил от нее и не предпринимал никаких попыток найти выход из помещения. А по условиям эксперимента, как только подопытный замечал бар с напитками, все двери в помещении открывали настежь.

И всякий раз заканчивался эксперимент одним и тем же – доведенный до отчаяния алкоголик, в конце концов, просто бросался к стойке бара, хотя отчетливо понимал, что не сможет добежать до заветных бутылок. Никто, конечно, не стрелял в подопытного, потому что никакой автоматической системы и не было – за пулеметами сидели люди.

А вывод таков – у алкоголиков желание выпить сильнее, чем инстинкт самосохранения. И все эти сухие законы, зоны трезвости и безалкогольные свадьбы – полная чушь, потому что если алкашу захотелось выпить, его и пулеметной очередью не остановишь. А вы говорите, – как можно здоровьем рисковать ради бутылки дешевого вина!

Больные люди, – покачал головой Свирский.

Это как еще посмотреть, – философски заметил Василий. – С одной стороны – больные, а с другой – очень даже здоровые. Взять хотя бы того же Жору-алконавта – если бы я пил спиртное в таких количествах и такого качества, как наш Егор, то давно бы помер. А Жоре – хоть бы хны, проспиртовался насквозь и никакая зараза его не берет. Кстати, насчет здоровья. Жора из-за своего пьянства все время в дурацкие истории попадает и его постоянно приходиться кому-нибудь спасать. Один раз и мне пришлось выступить в роли Жоркиного спасителя. В результате я жестоко простудился, а Жора даже насморк не заработал.

Поздней осенью дело было. Я тогда еще в институте учился. Лекции начинались рано и из дома приходилось выходить ни свет ни заря. Помню, вышел из подъезда – на улице не души, солнце еще не взошло, сумерки предрассветные, холодрыга, изо рта от дыхания легкий парок идет, а на лужах – ледяная корка сантиметровой толщины – за ночь подморозило. Куртку поплотнее запахнул и побежал по холодку к автобусной остановке. А недалеко от остановки есть у нас местная достопримечательность – "вечная" лужа. Не лужа, а огромная лужища – целое море разливанное. Подхожу я к этой луже, смотрю – что такое? В самом центре лужи человек лежит. Лежит на боку и давно, как видно, лежит, – с вечера, как минимум, потому что полностью в лед успел вмерзнуть. Я лужу кругом обошел, что бы лицо человека разглядеть, смотрю – так и есть – Жора-алконавт собственной персоной.

"Ну и ну, – думаю. – Помер наш Егор. А может, пристукнул кто?"

Потом пригляделся повнимательнее, смотрю – не, живой, дышит. Голова у Жоры повернута так, что рот и нос находятся над поверхностью воды и от его дыхания около рта образовалась небольшая полынья.

"Так, – думаю. – Все ясно. Значит Жора вчера вечером в лужу упал и уснул. Надо его как можно быстрее из лужи вытаскивать, а то умрет от переохлаждения."

Лужа у нас хоть и гигантских размеров, но неглубокая. В том месте, где Жора лежал, сантиметров пятнадцать глубины было. Потрогал я лед ботинком – трещит. Толщины явно недостаточно, чтобы вес человека выдержал. Вздохнул я, штанины закатал и пошел Жору изо льда выковыривать. Конечно, сразу же по щиколотку провалился, ботинки и носки мигом промокли. Вода холоднючая, аж ноги сводит.

"Как же, – думаю, – Егор в такой воде лежит?"

В конце концов добрался я до Жоры. Позади меня, как после ледокола, полоса взломанного льда, холод до костей пробирает и зубы уже стучать начали. Наклонился я над Жорой. Смотрю – спит, как ни в чем не бывало, мирненько так посапывает, по воде от его дыхания рябь идет. Половина головы Жоры под водой находится, волосы в лед вмерзли. Обколол я ногами вокруг спящего Жоры лед, растолкал его и кое-как на ноги поставил. Кое-как – потому что Жора как спал калачиком, так и встал – стоит полусогнутый, разогнуться не может. Видуха у него была – закачаешься: полупьяное, горбатое, мокрое бормочущее чудовище. На голове и спине – гребень из остатков льда – ну вылитый динозавр, только хвоста не хватает.

В институт я конечно опоздал. Пока с Жорой валандался, мой автобус ушел. Вывел я Жорика из лужи, домой отвел, сам домой заскочил переодеться. В институт только к третьей паре успел. А дня через два свалился с температурой под сорок, и чуть ли не две недели просидел на больничном. А Жорик, всю ночь проспавший в ледяной луже, даже насморк не подхватил.