Несуразица

Доброта никогда не проводила время в прищуренных глядницах.

Интеллект просквозил мимо, даже не обдав ветерком.

Совесть, взглянув на них, дёрнулась в припадке.

Честность, увидев несчастных, сразу навсегда отдала честь.

И ведь при этом они как-то жили! Даже не «как-то», а «лучше всех» – считала фригидная общественность…

ОН с минуту вдыхал откровенную подозрительность к себе и своим родственникам, но за это время шлифованные затылки, узнав одношкольника и однодворника, расслабились и осклабились (им везде виделось покушение на доходы их):

– О, привет, умник! Ну, сколько ты теперь получаешь в день, в отличие от нас – меньше?

Этот вопрос всегда заменял им приветствие.

– Миллион! – язвительно законопатил ОН все подозрительные отверстия, при этом специально назвав фантастическую сумму, подавая обоим правую руку.

– Та не гони! Почти половину от нашего?!

Не доверяя, загоготали дебилы.

– Мужики, я не хочу сегодня говорить о бизнесе. Можно я аккуратно посижу один, а?

– Презирает!

Подскочил первый.

– Имеет право! Доходы позволяют!

Угомоняя, застолбил первого второй, с хрустом отбивая горлышко толстой бутылки. ОН хотел отходить, но неожиданное представление задержало:

– А – у – нас – всё – рав – но – боль – ше!

Отрепетировано, привстав, ударяясь лбами, забакланили сильные слабого мира сего:

– И – вто – рой – раз – что – бы – не – по – со – ри – ца! Га – га – га – га!

Напевно отработанно пропели «красавцы», ударяясь «набалдашниками».

Кто сказал, что чугун хрупкий? Добавь туда углерода и железо – тут, как тут!

Углерода в этих «чугунках» хватало через край, поэтому звук отозвался звоном, даже крошки не полетели, только посыпалась перхоть в рюмки с, якобы, дорогим коньяком. (Парни полагали, что здесь количество денег улучшает качество).

– Главное – престиж себя! А всё остальное купим! Бизнес живее всех живых! Га-га-га!

– Гуси-гуси, я всё же полетел.

Проронил ОН, уходя.

– Что ты сказал!?

В спину резко, как на дрожжах, вздулся первый.

– Спи, братан, он нормально, ровно полетел.

Вовремя снял накипь второй.

– А, ну, если нормально! Эй! Куда ты ломанулся без подарка? Возьми «конину» от нас, сам не хочешь – поменяешь назад на баксы! Га-га-га! Ну, как я залепил?

– Та ты щас был лучший! Га-га…

– Ясно, лучший! Не, ты приколись, мы вчера в такую сауну закатились! Все медузы сохнут! Аж кости вспотели…

ОН, не спеша, не дослушивая, уже был на расстоянии выеденного яйца и направлялся к углу, кажущемуся по-уютней[39 - Под «уютом» часто ошибочно подразумевают «угол».].

«Берегите отношения расстояниями!»

Не переставала оглядываться ФРАЗА, всё до конца не веря, что они благополучно оторвались.

Присев от нечего полчаса делать, дожидаясь службу «ненавязчивого быстрого реагирования», ОН, не обращая внимания, заметил в двух метрах от бокового окна третий столик, уже занятый в это, ещё полувечернее, время. Там тоже сидели двое, друг против друга[40 - Друг не должен быть против друга, иначе – что это за друг!].

Их столик хромал, минимум, на три ножки, а столешница горбатилась и прогибалась одновременно. Когда кто-то из сидящих говорил, то, невольно приближаясь к собеседнику, надавливал локтями на свой край: «клац» – пролитое потекло к говорящему, «клац» – не вытертая лужа покатилась в обратную сторону.

«Соблюдайте равновесия подкладываниями!»

Совсем охренела ФРАЗА, думая, что, невежливо поддёргивая других, заслуживает вольного панибратского доверия.

Затоптав ФРАЗУ в грязный пол / со стороны это могло показаться, как нервозность посетителя, топающего ногами/, ОН вернулся на колесо обозрения столика у штор окна.

Говорили они странно, почти по очереди. Отвечали тоже по одному.

Издалека это напоминало шахматную партию: «клац» – «Ваш ход, сударь!» «Клац» – «сам пошёл!» Однако с древней игрой было существенное несоответствие – повышенный тон кричащих. Как будто они находились во время пурги на разных льдинах. Так спорят возле взлетающего самолёта. Но «пурга» в кабаке обычно начинается попозже, да и «визжащие турбины» ещё не отплясывали, пока светло. Крик за столом был – спора не было. Говорили про одно и то же, по нескольку раз, с одинаковой интонацией, просто подбрасывая бензин в керосин.

/Прислушайтесь иногда. Ведь сокричащие, часто ссорясь, мусолят пустую тему, выглядывая при этом из «того же окопа», находясь на одной стороне. На них не наступает враг, не целятся в спину, однако этот бастион обречён на взрыв внутренним излишним запасом пороха! Если рядом нет трезвого комиссара…/

Разговор же там (там же) сводился к следующему: вокруг все сволочи, начиная от мастера фанерного цеха и заканчивая тем(!), кого никто не выбирал, а он там сидит!

«Остыньте! Он там совсем не сидит. А если и сидит, то потому, что как раз не вы(!) его выбирали. Посмотрите на себя – вам ещё кого-то выбирать? Вы до сих пор верите, что стране нужно очень много оружия для того, чтобы не было войны! Вам бы начать понимать! Иначе отведённая вам роль останется на вечные «всегда»: бухать и роптать!»

Мысль перебила стремительная официантка, которая неожиданно (не прошло и часа), медленной изящной походкой «сажала я картошку» подгорнула к столику.

– добрыйвечерчтобудемпить.

Без пробелов, с маленькой буквы, отсутствующей интонацией, сквозьзубым тоном выдохнула она скривленной губой в сторону перегоревшей лампы, подразумевая:

«ещё один…», тем самым отказываясь заранее от всяких чаевых.

ОН не стал скатываться до мелочных придирок и, вежливо привстав, как подобает при даме, сделал сначала комплимент: