След волка и другие рассказы

– Шагай, служи. Где ты такого фраерка откопал, как будто тот всю жизнь воевал?

– Случай, – развел плечами полковник.

– Убийцами не становятся, а рождаются, – скаламбурил генерал. – Учишь, учишь дураков и никакого проку из этого, а на улице просто подберёшь – врожденный киллер. Ему бы ещё хорошую школу, он бы перебил всю чеченскую гвардию во главе с Басаевым. Ладно, шагай. Не забудь о моей просьбе.

У генерала было хорошее настроение. Вообще он был весёлым человеком и притом дельным генералом. С полковником его связывала давняя дружба и совместная столь же продолжительная служба.

Несколько дней спустя в конце колонны, следовавшей из Гудермеса, шёл Уазик фсбешников. На одном из поворотов он притормозил, и в него запрыгнуло что-то лохматое, похожее на лешего. В кабине незнакомец стянул капюшон с головы, но на лице у него оставалась маска. Они о чем-то быстро переговорили с майором, сидящем на заднем сидении, посмотрели карту, по которой тот что-то объяснял одетому в странную одежду человеку, и тот выскочил прямо на ходу на одном из поворотов.

Скоро, буквально через несколько дней, в ближайшем ауле было вновь убиты два боевика и местный милиционер прямо у себя во дворе. Местные побоялись к нему приблизиться, так как пуля, выпущенные откуда-то с окрестной горы, выбили землю прямо из-под ног смельчаков. Зачистка ничего не дала. Попытки найти того, кто стрелял, натыкалась на стену непонимания начальства.

Дом милиционера просматривался с горы невооруженным глазом. Первый день наблюдения ничего так и не дал. Чеченец пришел с дежурства и отсыпался. Ближе к обеду он разговаривал довольно долго с соседом на незнакомом, видимо чеченском, языке, махали оживленно руками и показывали в центр села. Затем он куда-то уходил и вернулся только к вечеру, если с кем-то и разговаривал, то с женой, с чернявой молодкой с красивыми выразительными темными глазами. Она пыталась что-то объяснить мужу, но тот только махнул рукой и вошёл в дом и больше не выходил из него. Вечером Андрей сменил свою позицию, поднявшись чуть выше по склону, облюбовав для своей лежки небольшую яму, заваленную до краёв палой листвой. С новой лёжки двор просматривался лучше, так как ветки деревьев мешали меньше. Когда совсем стемнело, он спустился к ручью и набрал полную фляжку ледяной осенней воды и запил ею холодную тушенку, что съел с хлебом вместо ужина. Уже осень становилась зимой, и потянуло морозным воздухом. От длительного лежания ноги совсем заледенели, так что пришлось немного походить, чтобы согреться, хотя лёжа в засаде, он особенно не замечал холода. Кухлянка и одетая под неё меховая куртка из той же собаки, меховые штаны не давали закоченеть, но съеденная замерзшая тушенка с холодной водой забирала слишком много энергии. Он решил, что теперь будет держать свои обеды и воду под одеждой, чтобы в следующий раз не стучать зубами. Ночь прошла довольно спокойно, только однажды залаяла во дворе собака. Кто-то шёл по дороге, тяжело шаркая ногами. Но шаги удалялись от дома, и скоро вдалеке хлопнула калитка. Следующий день тоже прошел без происшествий, только вездесущие пацаны прошли совсем рядом с ним, но не обратили никакого внимания на кучу листьев в канаве. Вечером чеченец ушел на дежурство, провозившись целый день во дворе. Очередные два дня прошли так же безрезультатно. Андрей уже стал сомневаться в успехи своей засады, хотя и предполагал, что если и были контакты милиционера с боевиками, то должны быть очень редкими и конспиративными. Провизия уже закончилась, и на следующий день нужно было идти за ней на местную помойку. Майор вновь выбрал её для снабжения его всем необходимым и инструкциями.

Всё это время он питался только консервами и хлебом, пустые банки прятал, вдавливая их под коренья и в ямки, засыпая их землей и листвой.

Он стал изнемогать от безделья и в то же время привык к нему. Лёжа в своей яме, он собирался в это день пойти за продуктами, но поленился. Ему не хотелось писать что-то в донесении к Левченко, так как результатов не было, а марать писульку на ледяном ветру – дело дерьмовое. Кроме всего прочего, стояла промозглая погода, и так не хотелось вылазить из своего уютного убежища. Находясь в какой-то ленивой полудреме, он сначала не обратил внимания на собачий лай во дворе у милиционера. Но лай был настойчивый. Собака явно лаяла на незнакомого человека и притом, не очень хорошего, в чем собаку трудно обмануть. Чуть приподнявшись, он выглянул. На дворе стоял хозяин и двое бородачей с автоматами. Один разговаривал с ним, второй просто бродил по двору и что-то высматривал. Через бинокль хорошо просматривались его длинные свалявшиеся, грязные локоны и такая же курчавая с проседью борода. Второй был тоже бородат, но, в отличие от первого, пострижен наголо. Первый между тем зашёл за сарай и стал осматривать ближайшую гору. В это время хозяин пошёл за чем-то в дом. Удобнее момента для уничтожения боевиков могло и не быть. Он аккуратно установил перекрест прицела на спину боевика, стоящего за сараем, в то место, где у того должно быть сердце, выдохнул и почувствовал, как холодный приклад обжег ему щеку. Он был на все сто уверен в своем выстреле. Он почувствовал, как винтовка дернулась у него в руке, и бородач медленно стал заваливаться вперёд. Второй, видимо услышав что-то, окликнул его. Не получив ответа, он пошёл за сарай. Ещё не увидев убитого, он почувствовал сильный удар в грудь. Радужные, и красные круги ударили ему в глаза, боль разорвала грудь, он хотел что-то сделать, но все усилия превратились в несколько конвульсивных шагов. Он ещё увидел быстро приближающуюся землю, и сознание в нём умерло вместе с жизнью.

Беззаботный хозяин, выходя, не обратил никакого внимания на шум падающего тела. Решив, что его нежданные гости зашли за чем-то за сарай. Он быстрыми шагами пошёл к своей смерти, которую ждала его всего в шаге от своего гостя.

Полежав некоторое время Кюйсун, осторожно поднялся на самую вершину горы и лёг на почти открытом месте. Вся дрёма и оцепенение одним мигом прошли. Он вновь был на взводе и готов ко всяким неожиданностям. Двор просматривался полностью только с этого места. Он надеялся, что кто-то из боевиков появится ещё во дворе, но в это время собака, видимо учуяв кровь, взвыла во весь голос. Сначала на крыльце появилась хозяйка и стала ругаться на неё, но та не унималась. Тогда она запустила в неё потрепанным веником, но собак не прекращала выть. Хозяйка пошла за сарай, и Андрей услышал её, вопли, перемешанные с воем собаки. Появились соседи, один из которых хотел поднять убитого милиционера. Эффектным выстрелом он выбил фонтанчик земли рядом с трупами, понаблюдав за общей паникой, отправился на помойку, где на коленке и настрочил рапорт майору, так как связь с ним, кроме этих писулек просто напрочь отсутствовала.

Менты прибыли на место расстрела милиционера и боевиков часа через два. Невыспавшийся капитан Литвинов из прикомандированных, вылез из Уазика, продрал глаза и пошел во двор Джагоеву. Собака, вывшая до того почти не переставая, вдруг замолкла и забилась куда-то в щель. Пройдя к трупам, он равнодушно посмотрел на убитых. "Странно, – подумал капитан, – местные не забрали боевиков?"

–Кто стрелял? – спросил он столпившихся вокруг него любопытных, впрочем, не обращаясь ни к кому конкретно.

Все заговорили разом, показывая на гору и наперебой говоря о снайпере, что засел там и открыл огонь по жителям. "Вот почему вы побоялись убрать боевиков, – равнодушно подумал капитан. – Интересно, кто это шустрит из наших? Может это фсбешники?"

Он подошёл к эксперту и спросил:

– Как тут?

Эксперт, так же не проспавшийся с ночи, помотал головой, как бы приходя в себя, и сказал:

– Профи, похоже на те случаи на трассе. Три выстрела – три летальных исхода.

– Может быть, их было двое?

– Нет. Это всё тот же парень. Стрелял из бесшумки. Сначала скараулил того лохматого, когда тот зашёл за сарай. Второго убил, – эксперт кивнул на лысого бородача, – когда он пошёл искать лохматого, хозяин был третий. Тоже, видимо, искал гостей. Уложил наповал. Убийца – профи. Не из наших. Видимо из московских. Стрелял вон с той горы. – Эксперт кивнул в сторону склона, что возвышался прямо за усадьбой чеченского милиционера. – Наверно из афганцев или из спецов. К тем на трассе подошёл вплотную, этих расстрелял, как котят, хотя и те, а, особенно эти, мужики матёрые. Кюйсун какой-то.

– Ладно, – сказал капитан, – пойдем, посмотрим, где там он караулил Кюйсун твой.

– Возьми собаку, – сказал эксперт, – если он профи, то ты там будешь полдня ползать на брюхе, прежде чем что-то найдете там. Зря, что ли псину тащили с собой?

– Вась, – обращаясь к кинологу, сказал Литвинов, – пошли, глянем, что там есть, крикни ещё постовых. Может чего и надыбаем.

Он стал подниматься по склону горы, остальные, отставая, последовали за ним. Собака, радуясь, натянула поводок. Капитан шёл, внимательно осматривая всё вокруг. Ничего подозрительного не было видно. Одни листья да камни. Ни примятостей, ни гильз, ни остатков еды, ни окурков не было. Неожиданно собака завертелась возле камня, рядом с которым была наметена целая куча листа. Сама куча не вызывала ни малейшего подозрения: ни примятостей, ни перевернутого сырого листа не было заметно. Собака стала рыться под ближайшим деревом и скоро вытащила пустую банку из-под тушенки, которую тотчас стала вылизывать. Кинолог отобрал банку у собаки и подал ее капитану. Тушенка была свежая. "Явно снайпер лежал за этим камнем", – лениво подумал капитан. Собака нашла ещё две банки и взяла уверенно след.

Андрей услышал шум погони метров за пятьсот от своего первоначального входного следа. Лёг он почти прямо над ним, но выше по склону из-под ветра, рядом с перевалом, чтобы можно при случае уйти незамеченным. Так часто поступали звери. Он однажды следил старого, жирного медведя – муравьятника, который шёл в берлогу, проходя не более километра за раз, всегда ложась над своим следом. Он тогда так и не взял его, спугнув того в берлоге на подходе.

Первым шёл кинолог, за ним бежал капитан, погоны которого хорошо можно было рассмотреть через оптику прицела, последними тащились милиционеры с автоматами.

Кюйсун не хотел, чтобы его писулька попала в чьи-либо чужие руки, кроме Левченко, поэтому он выцелил несколько впереди бегущей собаки и нажал на курок.

Фонтанчик пыли и камней неожиданно брызнул перед самым её носом и ударил по морде. Взвизгнув, она отпрянула в сторону, потянув за собой вожатого. Бежавшие за ней милиционеры на мгновение опешили, но тут же грохнулись на землю, забиваясь под камни.

– Откуда стреляют? – спросил капитан. – Успокой ты собаку Васька, а то всех перебьют под запарку.

Кинолог уже пришел в себя, и тоже спрятался за большой камень и подтягивал к себе испуганную псину, стремившуюся куда-то бежать.

– Откуда-то сверху, – ответил тот же Васька – кинолог, уже успевший немного прийти в себя и затащить упирающуюся собаку в укрытие и теперь гладивший её, держа на коротком поводке. – Это наши. Блин, что за ним гоняться, пока он в нас шмалять не начнёт. Капитан, какого чёрта ты за ним попёрся? Ты видел, как он тех чеченов кончил? Если бы он захотел, то и нас перебил всех, а не стал перед собакой стрелять.

–Может это чечены?– огрызнулся Литвинов, – Отползайте осторожно, этот парень опасен, как чёрт.

Упрашивать второй раз никого не пришлось. Пятясь, как раки и резво перескакивая от камня к камню, преследователи покатились вниз по склону. Впопыхах никто не заметил, как кто-то осторожно поднялся недалеко от перевала и исчез за ним. Всё было ясно: не очень настырный и умный мент не будет его больше гонять по горам, но он вновь сделал петлю и лёг над своим следом, так же почти на хребте.

Ночью он ушёл на противоположную сторону аула, где ещё несколько дней назад, при обходе, обнаружил натоптанную тропу, шедшую по крутякам, где он присмотрел ещё в прошлый раз яму между камней, которая была наполнена до краев палым листом. От тропы она была в метрах пятидесяти, так что его нельзя было случайно заметить, да и не всякая бы собака его учуяла на таком расстоянии.

Литвинов возвратился из погони взъерошенным и злым. Подойдя к эксперту, уже закончившему свое дело и курившему, в ожидании начальника и отправки трупов.

– Ты прав, – сказал ему капитан, – этот парень нам чуть башку не снёс.

– Снёс бы, – невозмутимо сказал эксперт, – если бы он это захотел. Какого чёрта ты за ним попёрся? Тут, кстати звонил Левченко из ФСБ, так посоветовал сильно не стараться. Этот мент был у них давно на крючке. И мальчик с пушкой – их мальчик.

– Как ты его обозвал? Чёрт какой-то?

– Кюйсун, это я у Арсеньева вычитал. Это типа лесного духа или лешего, – ответил начитанный эксперт.

Эти люди бы сильно удивились, когда в разговоре между собой, местные произнесли второй раз это прозвище: Кюйсун, но уже как имя собственное…

Через неделю местные нашли ещё троих убитых. Они лежали на тропе, пули вошли в спину. Хотя они были вооружены, но ни один из них даже не успел выстрелить. Боевики эти были опытны, и это местным особенно показалось странным. Оружие при них не было, хотя утром они уходили с автоматами и продуктами для скрывающихся в горах чеченцев. Обеспокоенные женщины послали на базу трёх пацанов с провизией, но они вернулись страшно напуганные. База была разгромлена, пять искореженных трупов лежали в землянке. Оружия при них тоже не было. На несвежем снегу местные охотники нашли странные следы, оставленные огромной лохматой лапой. Было ясно, что это дело должно быть делом рук человеческих, скорее всего деяньем целого подразделения, но никто из местных не видел там следов грубых солдатских сапог или иной обуви. Зверь бы задрал одного, много два человека, да и то если бы был ранен, но землянка была разворочена мощным взрывом, что можно отнести только к работе людей, но следов этих самых человеков на земле не было, а человеки могли летать только на вертолетах или на иных приспособленных для этих целей аппаратах, но ни ракет, ни пребывания десанта, ни осколков бомб не было видно, только следы невиданного зверя, пришедшего неизвестно откуда и ушедшего в горы, не в долину, где его следы потерялись. Скоро пошел слух про горного духа. Верили и не верили. Кроме того, вездесущие пацаны, ходившие в лес за дровами, видели огромного, странного медведя, что шёл по склону одной из гор. Заметив их, он перевалил через хребтик и исчез. Один из пацанов утверждал, что видел у того винтовку с набалдашником на стволе, но ему не верили.

Ночью пошёл снег, но сильный ветер сносил его со склона и намел над ним большой сугроб. Он лежал в своем убежище трое суток. На него напала какая-то апатия. Ему не хотелось ни вставать, ни шевелиться, ни думать. Он ел один раз в день, согревая консервные банки и хлеб под одеждой. Концентраты он грыз сухими, заедая все это снегом и дрожа, как паралитик, в своем убежище от озноба. Голоса на тропе вывели его из этого полуобморочного сомнамбулического состояния. По тропе шло трое боевиков. Они были при оружии и тяжело нагруженные, так как лямки рюкзаков глубоко врезались в одежду, да и поднимались они с натугой, хватаясь за кусты и ветки, заваливаясь назад, когда кто-нибудь оступался.

Когда боевики прошли, он с трудом поднялся. Его шатало от слабости, голова кружилась, а затекшие члены не слушались. На месте лежки образовалась снежная дыра, но то, что там лежал человек, было трудно определить.

Выйдя из-за перевала, он не сразу заметил оторвавшихся от него боевиков. Те забрали несколько выше и шли почти под вершиной горы. Особой осторожности они не проявляли, да и вертеться с таким грузом, идя по горам, было трудно. Скоро они скрылись за уступами скалы.

Нервное напряжение восстановило реакции, а подъем – кровообращение, хотя слабость слегка ощущалась. Он довольно быстро, за несколько минут, достиг того места, где скрылись вооруженные люди. Осторожно выглянув, он тотчас увидел и их. Они спустились вниз по склону и преодолевали большой овраг, затем полезли на противоположный склон. Прячась за деревьями, он продолжал за ними следить, держась всего в полутора сотнях метрах от преследуемых. Местность позволяла это делать: кругом стояли старые мощные деревья. Он точно так же скрадывал коз совсем недавно. Табунок шёл по противоположному склону горы в метрах восьмистах… Он по привычке делал то же самое, что и тогда, но боевики шумели, как стадо кабанов, шурша промерзшими листьями на всю округу. Они бы не услышали и себя, не то, чтобы услышать его осторожные шаги. Километра через три, в одном глухом ущелье, их окликнули. Скоро появился и человек, который сидел чуть выше по склону за камнями. Если бы тот не окликнул шедших, то Андрей точно бы угодил под его выстрел. В душе у него похолодело и запершило в горле, он сглотнул слюну и попытался успокоиться. Это не совсем удавалось, всё равно во рту стояла горькая сухость. Говорившие не замечали его по-прежнему. Он осторожно попятился назад, спустился в овражек, скорее небольшую промоину, быстро поднялся по ней и вскарабкался на гору, обойдя опасное место выше лёжки часового. С горы хорошо были видны разговаривающие боевики. Часовой, видимо наскучив одиночеством, часто и эмоционально жестикулировал. Иногда долетали обрывки фраз. С того места, где находился Андрей, хорошо просматривался только один склон, а с места, где сидел часовой, видимо прилично можно было контролировать оба склона. Скоро троица пошла дальше, а часовой возвратился на свое место за камнями. Здесь где-то рядом находилась база боевиков, за это говорило и то, что кое-где были заметны свежие пеньки, которые были замазаны землей, но не на столь тщательно, чтобы скрыть это от опытного взгляда.

Боевики прошли вниз по склону, спустились в овражек и исчезли в нём. На противоположном склоне они не появлялись. Где-то в нём и был схрон. Возможно, у боевиков был второй часовой, который мог находиться на противоположном скате горы, с которой можно столь же успешно охранять подступы к базе.

Поэтому он и не решился идти дальше. Он выбрал место за камнями и осторожно перебрался туда.

Вечером часового сменили. Сменили и второго, о котором Андрей только догадывался. Он находился, как и предполагал Андрей, на противоположном склоне. Сменщик оказался ленивым и тотчас, как пришёл, забрался в камни и уснул в обнимку с автоматом. Второй оказался или более деятельным, или мерзлявым, но он постоянно мелькал на самой вершине, пока не устал и не успокоился, притулившись где-то в кустах.

Трое пришедших ушли обратно под вечер. Выходило откуда-то из оврага ещё двое. Они собирали дрова и срубили два небольших деревца, которые тут же распилили на чурочки. Ближе к ночи оба часовых ушли, и Андрей перебрался в овраг, где приметил большую вымоину в стене ещё днем. Над ней свисали корни деревьев. Он уместился в ней с трудом, даже пришлось несколько расширить её и углубить в стену, насыпав стеночку впереди. Но она по-прежнему оставалась тесной и, чтобы повернуться в ней, приходилось упираться головой и ногами в стену.

Уснул он часа в два, но перед этим он едва не встретился с аборигенами обитателями этого оврага.