След волка и другие рассказы

След волка и другие рассказы
Игорь Николаевич Макаров

Жанр этой писульки я затрудняюсь определить. Это боевик с элементами приключения и фантазии, но замешанных на таком кондовом реализме, что вызывает во мне некоторую растерянность. В сущности это не рождённый роман, но для романа там всё криво и косо. Дай бог душа ляжет, а бог укажет дорожку, куда дальше топать. Да прототипов у героя не ищите – их просто нет.

Несколько слов от автора

В сущности это не оконченный роман. Точнее он почти родился, но до настоящего времени как-то не оформился в окончательном виде. Нет начала, хотя намётки на какой-то конец вроде бы и есть. Жизнь покажет, что из того выйдет. Ко всему прочему я больше поэт, чем прозаик, потому мои романы, по примеру Лермонтова, это скорее цикл рассказов, чем романы Толстого. Ко всему прочему для меня душевные копания Пьера Безухова есть такая бредятина недалёкого человека, поскольку жизнь меня приучила к принятию быстрых и разумных решений, иначе бы я давно щёлкнул хвостом или нарезал дуба, что описывать их для меня весьма тоскливое занятие, даже контр продуктивное. Кстати, сей герой плохо кончил. Может быть из-за своей шизы?

Я почти уверен, что почитатели таланта Толстого меня смешают с грязью, но сие их дело. Они же наивно верят, что в Африке живут афроафриканцы, поскольку в США обитают афроамериканцы. Чувствуется, что ЕГЭ они сдали на отлично.

Но вернёмся к нашим баранам, то есть к сей писульке. Жанр я не берусь её установить. Вроде бы это и боевики, и приключенческие рассказы, с вкраплением фантастики, но замешаны они на таком кондовом реализме, что дальше некуда.

Для искателей разного рода прототипов добавлю: их в жизни никогда не было и даже близко, – система таких сжирает не морщась, и ещё, как говорится, не пытайтесь повторить написанное в жизни и проверять мои слова на практике, если жизнь вам дорога хотя бы как память.

Кюйсун или Улыбка волка

Не верьте волку, когда он улыбается, – он просто показывает зубы.

Неясный шорох шагов и удары чем-то железным по мерзлому грунту, послышались впереди на дороге. Что-то высокое и лохматое, похожее на человека, замерло на обочине и, затем, присев и покопавшись, бесшумно и осторожно двинулось на шум. Это не был ни йете, ни снежный человек, ни одичавший бомж. Это был Кюйсун, что в переводе с удэгейского значит чёрт, нечистый. Но это был не нечистый, а человек. То, что он сейчас делал, было интересно и, может быть, неестественно, но было вполне осязаемо и человеческие деянья вполне подходили под эту статью. Он не просто копался на дороге, а одевал на ноги обувь, точнее нечто похожее на носки, только сшитые из лохматой собачьей шкуры шерстью наружу похожие скорее на детские пинетки, которые затягивались сзади на кожаные ремешки. При ходьбе шерсть глушила шаги, и человек их не слышал в десяти метрах. Охотники раньше использовали для этого плетеные чулки из лошадиных волос, но в свое время Кюйсун не нашел лошадиных волос, да и вязать за свою долгую жизнь он так и не научился. Так что ему приходилось пользоваться этим заменителем чулок, сшитым из собачьей шкуры. Данные пинетки были не столь долговечны и не на столько бесшумны, как чулки из волос лошади, но это не сильно его смущало, так как человек, по сравнению со зверем, был слеп и глух, и на пяти метрах не видит и не слышит того, что зверь видит и слышит на ста метрах.

Никто до этого дня здесь, в Чечне, не подозревал о его появлении. На нём была одета кухлянка-одежда северных народов, и потому в кромешной темноте он казался лохматым. Правда, кухлянка была сшита не из оленьих шкур, как обычно шьют их аборигены севера, а из собачьих, что делала её более лохматой, чем оригинальная. Кроме всего прочего, на нём были одеты настоящие унты, но не собачьи, а из оленьего камуса, меховые штаны, из той же собаки, что делало его ещё более похожим в темноте на зверя. Он был вооружен бесшумной снайперской винтовкой с ночным прицелом, кроме того, у него под одеждой был одет ремень с пистолетом и охотничий нож. Пистолет был, конечно, обычный, хотя и очень надежный и множество раз проверенный – обыкновенный армейский ПМ, но нож был отменной ручной работы и им чёрт, живя до командировки в Чечню в Приморье, запросто разделывал без правки кабанов и прочую живность, что попадала ему на мушку. Конечно, нож не был боевым ножом-финкой, но заточка его вполне отвечала целями войны, если добавить, что этот нож он не собирался использовать как боевое оружие, то в хозяйстве, особенно таком немудрящем, которым было его хозяйство, подобный нож был необходим. Кроме этого ножа, у него был ещё небольшой перочинный ножик, которым он открывал банки, но к этому ножу он привык и прошёл с ним не один десяток тысяч километров и был у него вроде талисманом. Просто люди и вещи срастаются и становятся их частью, такой частью был и этот нож. Он был ещё дорог и тем, что его сделал ему брат много лет назад.

Он двигался так, словно скрадывал козу или иного зверя. Шаг, другой и остановка, хотя знал, что это не зверь, и к человеку в темноте можно подойти вплотную и тот ничего и не услышит. Но он действовал так по привычки. Он подошёл к чеченцам шагов на двадцать и поднял винтовку. Через ночной прицел хорошо просматривалось две неясные фигуры, согнувшиеся над полотном дороге. Один из них был значительно крупней и выше, а второй, вероятно, был или подростком, или маленькой женщиной. Он тихонько щёлкнул тумблером подсветки прицела и выцелил мужчину в грудь, но тут услышал впереди по ходу шаги. Шёл ещё один человек, тяжело шаркая ногами. Видимо он что-то нёс на спине, так как держал правую руку на уровне плеча и склонялся набок, что было хорошо видно через прицел. Когда шедший поравнялся со всей группой, послышался неясный хлопок выстрела и лязг автоматически перезаряжающегося затвора винтовки, но находящиеся на дороге этого не услышали, так как убитый выронил свой груз и стал довольно шумно заваливаться. Следующий выстрел свалил мужчину, который, не поняв причину падения своего приятеля, стал выпрямляться, чтобы подойти к нему. Подросток, а это был именно подросток, тоже не успел ничего понять и просто опомниться, когда его схватила за шиворот сильная, но не грубая рука. Схвативший тотчас обшарил его и, не найдя ничего опасного: ни ножа, ни пистолета – приставил к его виску дуло ПМа. Лязг курка по бойку для малолетнего героя этой драмы показался громом выстрела, и он на ватных ногах завалился на уже подмерзшую дорогу, потому что его отпустили держащие за шиворот руки.

Кюйсун вставил в пистолет обойму, которую вытащил перед тем, как припугнуть маленького террориста, и засунул в кобуру под свою странную одежду. Подняв два автомата, что валялись рядом с убитыми, осторожно двинулся в ту сторону, откуда пришёл носильщик. Отойдя на расстояние, достаточное для того, чтобы его не видел подросток, чёрт закинул оружие в куртину тростника, что торчала рядом с обочиной, и пошёл дальше. В метрах пятидесяти был поворот направо, на грунтовку, он свернул на просёлок и скоро увидел в кустах стоящую "Ниву". Остановившись, он прислушался, но звук не выдал присутствие кого-либо. Осторожно подкравшись к машине сзади, он заглянул в кабину. Она была пуста. Тогда он, не опасаясь, обошёл её кругом и направился на дорогу, где и снял свои странные приспособления для бесшумной ходьбы.

Утром саперы, проверяющие полотно дороги, нашли двух убитых мужчин и полумертвого от страха и холода пацана. Рядом валялся ста пятидесяти миллиметровый снаряд, запал, подъехавшие следаки нашли недалеко два автомата и машину "Нива" белого цвета. Допрос пацана ничего не дал. Он только испуганно твердил одно: "Чёрт убил моего папу и чуть не убил меня! Он хотел выстрелить мне в голову из пистолета, но у него пистолет не выстрелил ", – и снова одно и то же.

Так начиналась эта странная легенда о призраке, явившемся в Чеченских горах, в первую Чеченскую войну. Несвязанного, казалось, с какими-то структурами ни гражданскими, ни силовыми, действующего автономно, не оставляющего следов, и редко попадавшего посторонним на глаза. Говорили, что он показывается только тем, кому хочет. Хотя реальная история была несколько иной, и о ней мало кто знал до конца, кроме, пожалуй, одного человека.

Она началась месяцем ранее. Ничего не предвещало появление этого странного человека на трассе в Чечне, если бы ни случайный разговор одного из саперов с только что приехавшими на блокпост офицерами одной из частей.

Солдатик срочной службы, только что вернувшийся из своего очередного утреннего обхода трассы, подошёл к блокпосту, где и отирались данные служители Марса, попросил закурить и, в сердцах, стал ругаться на чеченцев, которые каждый день минируют трассу.

– А что этих минеров нельзя выбить? – спросил его старлей довольно молодой, со спокойным красивым лицом и умными, твердыми, холодноватыми глазами.

– Они же ночью лазят, а, поди, их там поймай? – сказал сапер и отошёл.

– Если сильно захотеть, то перещёлкать их можно запросто, – никому не обращаясь, сказал старлей.

– Вот ты бы и выбил их, – насмешливо сказал майор Иваненко, командир батальона. – Чай очко жим-жим ползать по ночи и караулить чеченов, а сам туда же.

Он, мягко говоря, недолюбливал этого слегка высокомерного новичка, недавно переведенного к ним из другой части, и не преминул воспользоваться случаем поставить того на место. Майор не нравилось в этом старшем лейтенанте какое-то особенное спокойствие и хладнокровие, какая-та внутренняя уверенность и какая-то тайна, что таилась где-то глубоко в его глазах. Он чувствовал в нем силу и превосходство. Тем более в боевых условиях эти качества выводили его на первые роли в батальоне, хотя он даже не был ротным. К нему обращались и солдаты и офицеры, он всегда давал дельные советы и никому не отказывал в помощи, делая своё дело без суеты и спешки, словно бы над ним не ходила смерть, как и над всеми ими. Он постепенно и незаметно забирал реальную власть в батальоне, не сильно-то напрашиваясь ни на звания, ни на должности. Поговаривали, что он нагрубил генералу, и его отправили в Чечню в отместку, понизив его в должности и звании. Хотя на должности он не рвался, а ныне командовал ротой, так как всех офицеров в данной роте выбили.

– Если бы у меня была бесшумная снайперская винтовка с ночным прицелом, то я бы это сделал, – неожиданно так же хладнокровно ответил тот.

– Ты случайно не рехнулся? – переспросил опешивший майор.

– Нет, но я бы это сделал без особых проблем, но, конечно бы, не всех выбил, но крови бы попортил им, хотя башку здесь потерять запросто, – продолжил старший лейтенант, скорее размышляя вслух и не обращая особенно внимания на майора.

– Ты в себе? – вмешался в их разговор капитан, находившийся рядом. – Тут профи со всей России, а ты, сопля, без года неделя в армии и из себя корчишь Рембо.

–Капитан, – так же спокойно и бесстрастно ответил старший лейтенант, особенно налегая на вы. Его звали Андрей, – извините, но вы не полезешь к чёрту в пасть без особенной надобности, да и сильным вы себя чувствуешь только в толпе и не станете спать на снегу и скрадывать в ночи чеченцев. Вы человек города, а я всё детство провел в лесу, и отец меня ещё пацаном зимой таскал по тайге, – так же спокойно и хладнокровно продолжил говоривший. – Я уверен, что вы ни разу не кормил комаров на солонцах и не проходили десятки километров по следам коз и кабанов, которые в лесу себя чувствуют лучше любого самого отмороженного боевика.

– Ты что предлагаешь мне пойти с тобой? – взъерепенился обозленный капитан.

– Я вас не возьму.

– Чем же я так тебе не угодил? – обиженно и зло спросил кэп. Желваки на его скулах заиграли, и губы зло вытянулись в одну струнку. – Или ты думаешь, что я подготовлен хуже тебя? Я уже десять лет в армии, а ты, на сколько я знаю, в армии только срочную в офицерах двухгодюшниках отирался, а потом подписал контракт. Сопляк!

– Я бы в армию никогда бы и не пошёл, если была бы другая работа. Для меня армия мало интересна, если она не воюет. А насчет твоей хваленой подготовки: у тебя нервы не совсем в порядке и руки работают быстрее и раньше головы, да и твои теоретические знания – есть суть теория, которую нужно привязывать к жизни, особенно если времени и сил порой на это не хватает. – И насмешливо добавил. – Не суй свою голову туда, куда собака кое-что не совала. Это бесплатный совет.

Капитан схватил за грудки полу – лежащего старлея и приподнял его почти на полметра.

– Я тебя удавлю, гнида! – брызгая слюной, прошептал он деревянными от злобы губами.

– Положи туда, где взял, – столь же насмешливо и спокойно глядя ему в глаза, сказал старлей. – Тебе надо не воевать, а дома детишек нянькать и бабу мацать по углам.

– Хорош, мужики, – вмешался Иващенко, видимо вспомнив свой командирский долг, – вы ещё подерётесь, – и, дождавшись когда капитан опустит старлея на скамейку, с которой тот его стащил, – а ты, гадёныш, пойдешь у меня чеченов караулить по дорогам, коль ты такой храбрый.

Старлей насмешливо молчал.

– Что, очко играет? – саркастически улыбаясь, спросил капитан.

– У меня нет винтовки и одежды, в которой можно спать на снегу. Таскать на себе спальные мешки и палатки – это дело капитана. У него к заднице унитаз прикручен, а мне нужна экипировка и соответствующее оружие. На снегу в кроссовках не спят.

–Ты у меня действительно пойдёшь чеченов караулить, – выдавил взбешенный майор.

– "Где нам, дуракам, чай пить?" – ответил старший лейтенант словами Чаадаева.

Этот бы спор остался лишь в исторических анналах батальона, если бы остался совсем. Может быть, его запомнили конфликтующие или скоро забыли, но неожиданно эта сора имела продолжение..

А продолжением был разговор, что состоялся через неделю.

Разговор этого несколько высокомерного старшего лейтенанта, с майором из ФСБ.

– Что ты действительно знаешь, как выбить тех, кто минирует трассу? – спросил недоверчиво майор, с некоторой насмешкой.

Майора звали Сергей Викторович Левченко. В его прямые обязанности входило борьба и с теми, кто по ночам минирует дороги. Когда к нему пришел Иващенко с предложением ночного патрулирования дороги одним зазнавшимся старлеем, он не сильно поверил в эту затею, но, на всякий случай, пригласил на разговор этого парня, со слабой надеждой, что услышит что-нибудь путевое от него.

– Это, возможно, сделать, но опасно и весьма рискованно, – подтвердил свои слова Андрей своим обычным спокойным голосом.

– И как же ты это собираешься делать? – майор был достаточно умён, чтобы выслушивать всех подряд и извлекать идеи даже из того дерьма, в котором ему приходилось ковыряться всю жизнь. Вероятно бы, он так и остался бы рядовым бойцом спецназа, если бы ни это его качество… и упорство.

– Тут есть один способ: ночное выслеживание со снайперской винтовкой с ночным прицелом, – спокойно, не вдаваясь в подробности, лаконично ответил старлей. Он был не в духе и мало верил, что эта затея что-либо стоит и, потому, не сильно и напирал, не проявляя особого энтузиазма в развитии своей идеи. Ему было лень это делать, да и лезть к чёрту в пасть и одному, он не особенно и горел желанием.

– Если ты выйдёшь дальше блокпоста вечером, то там и останешься, но только тяжелее на девять грамм, – резонно заметил майор, прощупывая этого спокойного, молчаливого молодого человека. Для него эта мысль казалась абсурдной, но он хотел просто разобраться во всём, что думает этот довольно странный человек. Впрочем, он ему нравился, он даже ненароком подумал о том, что не хотел бы иметь во врагах этого человека.

–Нет, легче на двести девяносто – столько примерно весит наша бессмертная душа, – и чуть помедлив, добавил. – Правда, можно и не выходить по вечерам, если жить на трассе.