Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений

Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений
Игорь Оболенский

Эта книга – впервые публикуемые мемуары баронессы Мейендорф, фрейлины императрицы Марии Александровны и родственницы Столыпина. Увлекательнейшая, но поистине трагическая история начинается в XIX и заканчивается в середине XX века. Кругом общения баронессы был весь высший свет Российской империи – она танцевала на балу с императором Александром Вторым; дружила с Александром Третьим; присутствовала на последнем выступлении в Думе Николая Второго. Но после 1917 года все стало по-другому…

Продолжаются воспоминания дневниками ее внуки и правнучки. Встречи с Николаем Вторым сменились вызовами на Лубянку…

Игорь Оболенский

Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений

Предисловие

Мне всегда представлялась просто фигурой речи фраза «Можешь не писать – не пиши».

В Тбилиси со мной произошел тот самый случай, когда я понял, что это не пустые слова.

Не взяться за эту книгу я не мог.

Работа над ней началась всего год спустя после российско-грузинской войны 2008 года.

Тогда, в августе, всего через две недели после изменившей многое и многих даты 08.08.08, у меня родился сын. Это случилось в роддоме, расположенном всего в нескольких километрах от мест, где падали бомбы.

Но война ощущалась и в Тбилиси, где по вечерам стало принято выключать свет – на случай авиационного налета. И все это, напомню (в том числе и самому себе), происходило совсем недавно.

Прошло три года. Я много времени проводил в Грузии – благословенном краю, ставшем для меня поистине родным, – и за весь этот срок мне ни разу не пришлось испытать на себе не то что ненависти, но даже намека на чувство какого-то недружелюбия.

А когда я приезжал в Москву и рассказывал о том, с какими людьми познакомился в Тбилиси, тоже не чувствовал ничего, кроме искреннего интереса и сопереживания к героям моих грузинских историй.

Вообще, в Тбилиси я влюбился, когда мне было лет двенадцать. Летом я отдыхал в «Артеке» и познакомился с девочкой из Грузии.

Когда смена закончилась, на прощание она подарила мне открытку, на которой были изображены знаменитые тбилисские балконы. Как мне все это нравилось – и сама девочка Тамуна, и ее открытка с балконами. Тогда, наверное, у меня и родилось желание приехать в Грузию.

Моя детская, а потому самая искренняя мечта сбылась через много лет. Я уже работал журналистом. И свою любовь к Грузии, несмотря на то что грузинок мне больше не встречалось, перенес на все грузинское – фильмы, кухню, имена.

Первая столь долгожданная встреча состоялась в 2005 году. Отношения между Россией и Грузией на тот момент уже не были безоблачными. А потому в Москве меня просили быть осторожным во время поездки. Когда в Тбилиси я рассказал об этих предостережениях своих друзей актрисе Софико Чиаурели, к которой, собственно, и приехал в гости, она улыбнулась: «Не надо путать жизнь с фильмом “Кавказская пленница”».

И действительно, та поездка была прекрасной. Стояла нежная тбилисская осень, и я, бродя по улицам этого одного из самых красивых, о чем никогда не устану говорить, городов мира, чувствовал себя абсолютно счастливым.

Конечно же первым делом я отправился на поиски тех балконов, которые пленили меня уже в детстве. Открытки, увы, не сохранилось. Но картинка, изображенная на ней, так врезалась в мою память, что когда я увидел те самые балконы (они оказались на домах в районе Колхозной площади), то испытал ощущение дежавю.

Но, к сожалению, наряду с радостными эмоциями мне пришлось пережить в тот раз и немало горьких минут.

Как-то я пришел в дом Софико. Она, как всегда, накрыла на стол. Едва мы приступили к обеду, как в прямом эфире телевизионных новостей начался репортаж из Беслана, где террористы захватили школу.

Это было, конечно, очень страшно, там было много жертв.

На следующий день на улице ко мне подходили незнакомые люди и выражали свое сочувствие по поводу этой трагедии.

И тогда я понял, что, что бы ни происходило, что бы ни говорили о взаимоотношениях России и Грузии, эти человеческие отношения – доброжелательные, искренние, теплые – все равно останутся. В тот момент я очень ярко осознал это для себя.

Улетать из Тбилиси было грустно. Тогда я еще не знал, что пройдет время и я приеду в Грузию уже как к себе домой.

Бодлер, кажется, сказал, что женщина – это приглашение к счастью. Первой женщиной, пригласившей меня в Тбилиси, стала Софико Чиаурели. А второй – тоже Софико, моя жена.

И вот я, всегда считавший себя москвичом, с гордостью могу назвать себя наполовину тбилисцем.

Странное ощущение: с одной стороны, я уже не чувствую себя здесь в гостях, для меня Грузия стала домом. Не вторым, как это принято говорить. А таким же родным и близким, как и Россия.

А с другой – каждый раз я буквально физически ощущаю азарт первооткрывателя, оказавшегося в новом месте, но среди друзей.

И в этом я не одинок. Нет, наверное, ни одного нормального русского, в чьей душе одно слово «Грузия» не вызывало бы приятного трепета.

Начавший свою певческую карьеру на сцене тифлисской Оперы Федор Шаляпин как-то сказал: «Для жизни я родился в Казани, а для творчества – в Тифлисе».

Под его словами мог бы подписаться и Максим Горький, чей первый рассказ был написан именно в Грузии.

И великий режиссер Всеволод Мейерхольд, чьи постановки шли на сцене театра имени Грибоедова.

Да и сам Грибоедов обожал эти края: именно в Тифлисе он писал «Горе от ума», а потом всерьез задумывался о том, чтобы навсегда поселиться в Грузии.

Список почитателей этой великой страны можно продолжать долго. В нем окажутся и Петр Чайковский, игравший в Тифлисе на скрипке; и Борис Пастернак, обретший здесь не только фактически вторую семью, но и укрытие во время пресловутого гонения из-за присуждения ему Нобелевской премии; и десятки других великих художников. И Грузия неизменно платила всем им взаимностью.

Я в Грузии тоже обрел семью. И не только.

Удивительные встречи, на которые оказалась столь щедра грузинская земля, подарили мне идею написать эту книгу.

Все началось с моего изучения грузинского языка. Уроки грузинского неожиданно стали для меня той школой жизни, прослушав курс которой я, кажется, стал другим человеком.

Взявшись за перевод на русский произведений поэта Галактиона Табидзе, я захотел перевести знаменитое стихотворение «Мери», которое в свое время перевела великая Белла Ахмадуллина.

Я заинтересовался – о какой Мери писал поэт?

Мне рассказали, что речь идет о фрейлине последней российской императрицы Александры Федоровны, в эмиграции ставшей одной из любимых моделей Коко Шанель.

И дали телефон женщины, которая лично знала героиню стихотворения Табидзе.

Я набрал записанный номер и тут же получил приглашение в гости. Дело-то происходит в Грузии, как иначе.

И тут же столкнулся с еще одной грузинской традицией: почти у всех здесь два имени – официальное, данное при рождении, и второе, которое, собственно, и сопровождает человека всю жизнь.

Мою новую знакомую все звали Татули, хотя по паспорту она – Тамара. Ее мать, историю которой Татули поведала мне, называли Бабо, в то время как ее полное имя – Варвара.

Встреча с Татули Гвиниашвили стала одним из самых щедрых подарков, которые мне преподнесла Грузия.

Дочь княжны Бабо Дадиани прожила непростую, но очень яркую жизнь. И знала не только героиню стихотворения Табидзе.

Судьба Татули и ее семьи – это готовый сценарий для многосерийного фильма. Или достойная альтернатива учебнику по истории Российской империи, эмиграции и карательной машины, именовавшейся советской властью.

Рассказывая биографию своей семьи, Татули то и дело доставала хранящиеся в ее домашнем архиве фото, на которых были изображены бароны-баронессы и князья-княгини, о которых она говорила.