На Калиновом мосту

– Выпей, Эдик, и не мельтеши, – наконец повернулся от окна Чернухин. – Я видел в баре твое любимое виски. Что ты ноешь? И так паршиво.

– Я ведь что подумал: если мы Кауперману не нужны, мы и дома станем не нужны и из неприкасаемых превратимся в обычных смертных. На нас же тогда всех собак повесят.

– Ну, уедем сюда, в Европу. Когда?нибудь все равно бы  пришлось. Не для того я столько работал, чтобы в России жить.

– А ты не боишься, что без крыши Каупермана мы и здесь станем не нужны? Да здесь еще быстрее все отнимут, а нас в кутузку отправят.

– Ну что ты раскаркался… В кутузку, так в кутузку. От сумы и тюрьмы не зарекайся, – Чернуха делал вид, что его не пугают перспективы остаться без крыши Каупермана, но в голове он быстро прокручивал варианты, что делать дальше.

Горемыкин по совету приятеля взял из бара виски и налил в бокал.

– Ты будешь? – спросил он Михаила, показывая бутылку

– Нет, пока не хочется. Да и не люблю я виски, ты же знаешь. А ты пей, Гера, а то на тебе лица нет.

Горемыкин залпом выпил и, чуть поморщившись, спросил:

– А что же мы тогда целую неделю таскали по всему миру? Для чего им все это надо было?

– Понятно для чего, – Чернуха подошел поближе к приятелю и пристально посмотрел на него. – Система зашла в тупик, – продолжил он говорить спокойно как о чем?то очевидном, – развития нет, народ недоволен. И вирус как раз тут очень вовремя.

– Ты о чем? – не понимая, спросил Эдуард.

Выпитое виски подействовало на него очень быстро. Появилась легкость и приятная расслабленность. Горемыкин налил еще, чтобы быстрее усилить эти приятные ощущения. Он уже почти не слушал ответ Чернухи.

– На вирус можно списать все провалы в мировой экономике. Отвлечь людей от мысли, почему здесь, в Германии, дворники сто евро в день получают, а в некоторых странах инженеры сто евро в месяц. Попробовали границы приоткрыть и сами испугались. Все бездельники рванули в сытые страны. Кому это надо? Зачем здесь это быдло? Раньше было пугало в виде СССР с ядерными бомбами. Можно было отгородиться «Железным занавесом», – Чернуха показал рукой в окно на плакат с советским солдатом у бывшего КПП, – а теперь пугала нет. Вместо него появился вирус – новая священная корова империализма. С ним проще недовольный народ напугать и запереть по домам в своих странах. Ну и естественно, заработать на липовых лекарствах хорошие деньги, – Михаил, посмотрев, как приятель пьет второй бокал, опять отошел к окну. – Фармакологические компании приносят прибыль в сотни раз больше наркокартелей, причем вполне официально. А теперь им еще и ноги за это целовать будут…

– Все это хорошо, – нетерпеливо перебил Горемыкин, – но нам?то что делать? – от страха и нервного напряжения он быстро запьянел, глаза у него заблестели. – Надо срочно искать новую крышу. Может под Китай лечь?

– Ты, Эдик, и впрямь говоришь как шлюха, – засмеялся у окна Михаил. – Китай нас проглотит и не подавится.

– А ты что предлагаешь?

– Надо опять самим подниматься. Как после Великой Отечественной. Тогда в сторону СССР криво посмотреть боялись, а сейчас ноги вытирают все кому не лень.

Теперь рассмеялся Горемыкин.

– Ты совсем рехнулся. Тогда идея была, а теперь, – он в сердцах махнул рукой, – что ты людям предложишь? Заработаем нашим олигархам и чиновникам самые большие яхты в мире?

– Придумаем чего?нибудь, – спокойно и уверенно ответил Чернуха. – Поставим нового вождя из оппозиционеров. Лучше бабу молодую и красивую с горящим взглядом. Пусть обещает молочные реки, кисельные берега… Народ у нас доверчивый, поверит как всегда. Да нам его много и не нужно, миллионов тридцать хватит. И желательно не местных. Завезем с Азии работящих и неприхотливых. Ту землю, что денег не приносит, соседям продадим… вместе с народом. Они давно все мечтают. Так что проживем как?нибудь.

– Только может так получиться, что этот доверчивый народ нас раньше на Лобном месте четвертует, сожжет, а что не сгорит, зарядит в Царь?пушку и пальнет. Чтобы даже праха от нас не осталось.

– Может и так… – согласился  Михаил. – Но вариантов у нас не много. Пойду?ка я в ванную схожу. Полежу, погреюсь. Сыро у них здесь везде. Экономят на всем.

Чернуха пошел в ванную, а Горемыкин, оставшись один, налил себе еще виски и с бокалом подошел к окну. С плаката под советским флагом на него с укором смотрел молодой пограничник с дембельскими аксельбантами.

«СССР он вернуть захотел, – усмехнулся Эдуард. – Да нас каждого к высшей мере можно приговаривать раз по десять… И будет справедливо. Соседям продадим… Чушь какую?то несет. Никакие соседи с нами договариваться не будут. Поздно уже. Тем более покупать. Раздавят нас скоро как клопов. А то, что им надо будет, так заберут. Земля, люди… Кому это все сейчас нужно? Одна обуза…»

Через несколько минут из ванной донесся голос Чернухи:

– Э?э?ди?и?чка?а, – протяжно кричал он.

– Утонул бы ты там что ли… – недовольно пробормотал Горемыкин. – Ну что тебе? – спросил он, приоткрыв дверь.

– Принеси водки, пожалуйста. Что?то тоже выпить захотелось.

Горемыкин принес из комнатного бара бутылку и большой стакан и поставил на край ванны из розового кварца с желтыми прожилками в форме открытой ракушки.

– Я все?таки думаю, что нам делать, – Горемыкин в нерешительности остановился у двери. Ему хотелось, чтобы старый приятель успокоил его.

– Да не переживай. Придумаем что?нибудь. Проведем еще одну приватизацию, отменим пенсии и всякую другую лабуду. Вклады в банках заморозим. Образование, медицину – все сделаем за деньги. Все рекомендации МВФ выполним, – Чернуха рассмеялся, – за гарантии нашей безопасности.

– Их гарантии ничего не стоят. Ты же сам говорил.

– Да ладно. Разберемся, – Михаил выпил, и несколько раз довольно поцокал языком. – А помнишь наш первый миллион? Мы же его вывели из пенсионного фонда, которым твой дядя тогда командовал. А дядя теперь в Лондоне. Вот что значит старая школа. Главное, не жадничать. Заработал немного и хватит. Дай другим. В Англии его королева скоро в рыцари примет и пэром сделает.

– Он же татарин, какой он пэр.

– Он миллиардер. А когда ты миллиардер, ты уже не татарин и не русский, и даже не еврей. Ты миллиардер. И соплеменники у тебя другие миллиардеры. А ты дожил до седых лет и самых простых вещей так и не понимаешь.

Чернуха высунул одну ногу из ванной.

– После водочки хорошо. А виски – это самогон. И вредно для желудка…

– Чего я не понимаю? – спросил Горемыкин.

– Натуры ты человеческой не понимаешь За деньги любую королеву можно купить, не только английскую, – Чернуха стряхнул от воды руки, достал из пачки, лежавшей на полу, сигарету, прикурил, глубоко затянулся и выпустил к потолку струйку дыма. – Помнишь на втором курсе ты за Юлькой бегал. Забыл как ее… Такая вся интеллигентная и высокомерная. Ты даже жениться мечтал. У меня пиджак на свидание брал… Помнишь?

– Ну и что?

– А то, что я ее на этом пиджаке возле метромоста на Ленинских горах за скамейкой под деревом на следующий день за пузырек духов трахнул как козу драную.

Горемыкин резко побледнел. Растерянность в глазах исчезла, и появилось бешенство.

– Как же ты мог! – вскрикнул он визгливо. – Ты же знал что, она мне нравится.

– Да в  этом же и есть весь интерес, – Михаил самодовольно улыбался, разгоняя рукой пену. – Так бы она мне даром не нужна. Только чтобы тебя позлить. Спортивный азарт, наверное.

– Что же ты же мне тогда не рассказал?

– Не знаю почему. Жалко тебя стало что ли. Ты тогда ходил за ней как потерявшийся щенок. А может, потому что мне нравилось слушать, как ты мне про любовь к Юльке рассказываешь и вспоминать ее натертые травой коленки.

– Хочешь еще посмеяться?

– Ну…

– Я тебе в водку яд налил и через пять минут ты сдохнешь, – с ненависть выпалил Горемыкин.