Шикана

– Береги её, Иван. И знаешь что, – чуть помялась тётка, – не зови её там, в России, Меира. Пусть будет – Маша. Чем плохое имя? И раздражать будет меньше…

– Думаю, это излишне. Времена антисемитизма, слава Богу, прошли.

– Возможно, – неуступчиво подняла подбородок Рива, – и всё же, зови её Маша.

Взлетающий самолёт, один из многих тысяч, красиво выруливал в свой коридор. Прага уменьшалась и уменьшалась. Дома были сначала со спичечный коробок, потом с почтовую марку, а потом и вовсе пропали из виду. Мягкие облака выстилали пушистый ковёр, и верилось, что всё самое плохое – кончилось. Впереди была новая жизнь.

1

Удивительно, но Энск почти не изменился. Пятнадцать лет назад, в конце девяностых, уезжая с молодой женой «за бугор», Иван совсем не осознавал, как неподвижно время. Тогда думалось, что счастье ещё там, идёт навстречу, улыбаясь переполненными витринами магазинов и обложками модных журналов. А здесь, здесь оставалась ободранная земля, «братковский» беспредел и постоянное выживание.

Время, конечно, только притворялось. Никакого (во всяком случае, видимого) бандитского засилья на улицах, особенно в центре. Было чисто и даже уютно, а разбитые «Лады» и «Москвичи» заменили дорогие иномарки. И только дома оставались прежними.

И Миша. Миша Сулимов.

Лучший, возможно самый лучший, друг, которого только можно пожелать. Ещё со школьных золотых времён. Сейчас он был суетлив, как бывает суетлив гостеприимный хозяин, принимающий дорогих гостей.

Ивану было хорошо. Впервые за эту страшную неделю. Напряжение немного отпустило, дав передышку воспалённому мозгу.

«Правильно сделал, что уехал, – подумал Иван, – правильно. И для дочурки – тоже пра-вильно».

У них было очень много общего с Мишей. Общее детство, общие увлечения, и до стран-ности похожая взрослая жизнь. Как и у Ивана, у Михаила подрастала дочь, как и у Ивана теперь, у Миши не было жены (только она просто ушла, а не ушла навек), и профессии их тоже были сходными.

– Давай, Ванёк, – коньяк золотисто плеснул в рюмки, – за твой приезд, за Родину, как го-ворится и за то, чтобы у тебя на Родине всё получилось! Лимончик бери.

Они выпили и закусили лимоном.

– Чем заниматься здесь думаешь?

– Не решил пока. Осмотрюсь пару недель. А вообще, наверно, тем же. Открою охранную фирму.

– Брось! – Михаил соорудил огромный бутерброд с колбасой и поморщился, – Может, к нам пойдёшь? В полицию? (перебивая пытающегося возразить Ивана) Ну да, ну да, образо-вания специального не имеешь, но ты ж спецсназовец!

– Бывший.

– Спецназовцы бывшими не бывают, – шутливо погрозил пальцем хозяин, – Или это не спецназовцы. Ты подумай. Пока в патрульные, потом на заочное поступишь… а? Перспекти-ва!

– Староват я для такой перспективы, Миша. Да и сам с усами.

Иван встряхнул головой и улыбнулся:

– К тому же, и дочери больше времени посвятить хочется.

Он закурил и, искоса глянув на друга, осторожно произнёс:

– Да. Неожиданно про Лёлю… не знал.

– А чего неожиданного? – зло сказал Михаил, разлив остатки коньяка, – Она всегда такая была. Где праздник – там и Лёля. А тут серятина сплошная, муж – капитанишка задрипаный, дочь – инвалид. Что впереди? Ничего! И вдруг, нате! – жених заграничный, богатый, ах—трах, Гавайи, Майями! Такие дела, брат, – он выплеснул коньяк в глотку, – Да мне—то плюнуть и растереть, а Светка? Спрашивает, где мама – вру. Говорю, по работе мама уехала, не волнуйся, скоро вернётся, всяких подарков навезёт.

Он неожиданно сильно ударил кулаком по столу:

– Сука!

– Что врачи говорят?

– А? Врачи? – догорая, пожал плечами однокашник, – А что врачи… говорят, у девочки расстройство аутистического спектра. В лёгкой форме. Корректировать можно, вылечить нельзя. Нет, говорят, практики лечения таких заболеваний.

– Ясно. А что насчёт специализированных школ?

– Школы специализированные? А—а… есть у нас. Целых три. Но Светка решила в обычную школу. Классная у неё там хорошая. По своей программе с ней занимается. С уклоном на информатику. Говорит, Светуля – компьютерный гений.

Он улыбнулся. На этот раз по—доброму.

– Давай ещё по одной?

– Давай.

Мужчины выпили.

– А я всегда знал, что мы увидимся, – обнял гостя рукой за плечо хозяин, – даже когда ты женился там, в Праге. Извини, что по больному, какая она была, твоя Мириам?

Он уже пожалел, что задал этот вопрос, увидев, как потемнело лицо Ивана. Придумывая, как бы смягчить невольную оплошность, Михаил взглянул в сторону бара, где заманчиво поблёскивала гранями бутылка «Финской», когда тихо прозвучал ответ:

– Таких нет, Миша. Не существует. Я ради неё готов был на всё. Даже иудаизм принять. Но она сама не захотела. Видела, что мне тяжело это и против своих пошла. Наседать стали. Сказала – или вы соглашаетесь с тем как есть, или я сама стану православной христианкой! Так вот… не возражаешь, если эту тему закрою?

– Конечно, – торопливо закивал головой хозяин, – конечно!

На мерцающем экране «Тошибы» мультяшные гномики старались набрать побольше грибов. Справа, в самом углу, цифры отсчитывали количество собранного в очках. Разнообразные зверюшки, ежи или белки, иногда выхватывали лакомую добычу прямо из-под носа зазевавшегося грибника, и тогда очки уменьшались.

– Это я сама придумала! – не удержавшись, похвастала дочка Михаила Света, – Называется «Двенадцать гномов». Правда только два уровня всего, третий ещё думаю… – cморгнув, она почесала нос и уже почти совсем честно призналась, – Ну, не сама, конечно. Галина Евгеньевна, наша классная, помогала. Она у нас по информатике. С этого года ввели.

– Здорово! – Маша с уважением глянула на толстое, с припухлыми мочками ушей, лицо. Света была жутко некрасива, но в её зеленоватых глазах было что-то такое… такое инопла-нетное! Присущее или гениям, или безумцам. Как лучик света, преломлённый в изумруде, – Но откуда ты столько знаешь?

– В сетях копаюсь. Интересно же. Само запоминается. Смотри…

Она щёлкнула «мышью» и вылетело несколько колонок цифр.

– Видишь? Здесь совсем простые команды…

– У тебя подруг много, наверное? – прискучив программированием, сменила тему Маша.

Клик! Экран компьютера погас.

– Нет у меня никаких подруг. У нас все гады. В нашем классе.

– Как это все?

– Так. Сама увидишь, – толстые губы презрительно скривились, – особенно Радынина и Золотова. А из мальчишек – Пиунов и Ковальский.