Позволить такое Воин не мог до сих пор никому!
Но это случилось в его жизни тогда,
И день тот отныне он вспоминает всегда.
А дело было так: стоял очень жаркий день,
Легионер на посту у ворот, и ему бы вот в тень
Перейти, от палящего солнца укрыться.
Но Он – воин Рима! Собою гордится.
Привыкший к палящему солнцу пустынь,
Он пост не покинет. Готов он один
Весь день отстоять… «Что мне солнце и зной…
Я силён и вынослив… и мне на покой
Идти ещё рано… Готов к испытаниям и ратным трудам».
Так Воин решил… Убеждал себя сам,
Что сможет он зной в этот день претерпеть.
Страдал он ужасно… От жара мутнеть
В глазах стало вдруг… Рассудок терялся…
Но он непреклонен – на посту оставался!
«Вот если бы мне… – он думал, страдая, –
Воды бы испить…» Лишь об этом мечтая,
Он мысленно пить всё просил и просил…
«Глоток бы воды…» – он в мечтах всё твердил…
Но пост – не покинет! Слов просьбы – не скажет!
Он слабость свою никому не покажет!
Но что это? Ребёнок к нему подошёл.
«От пчёл он устал? Что во мне он нашёл?»
Вопрос за вопросом себе Воин задал.
Ребёнок смотрел на него и как будто внимал
Все мысли его, жажду тела испить…
Воды хоть глоток и желание жить!
«Что смотришь, мальчишка? Ушёл бы ты прочь!»
Подумал тут Воин, а мальчик помочь
Решил в этот миг и бежит за водой.
Потом возвращается… «Шёл бы домой…
Там играл бы… Меня не сердил…»
Взгляд Воина сам за себя говорил.
А мальчик ручонки чашей сомкнул.
Вода в них была… Он её протянул…
И, как бы улыбкой её освящая,
Испить эту чашу воды предлагая…
Без слов Легионер понял ребёнка тогда.
Но гордость, гордыня она, как всегда,
Заставила Воина чашу ребёнка не брать.
«Нужды в милосердии нет! Руки убрать,
Негодный мальчишка…» – Воин копьём погрозил,
И в эту минуту свет солнца его поразил…
В глазах потемнело… Зной плоть истомил…
«Сейчас упаду… Нет больше уж сил…»
Легионер ужаснулся… «А смерть так близка…»
В голове всё пылало, стучало, где-то там, у виска…
Ребёнок на цыпочки тогда приподнялся,
Тянул ручки вверх… Воину он улыбался…
«Так легче испить тебе чашу мою.
Оставь хоть на время гордыню свою».
Лик ребёнка, его глаза за него говорили…
Воин бросил на землю копьё… Руки схватили
Дитя и подняли к лицу… Жадно воду он пил,
Плоть и кровь ей питая. А потом отпустил
Он ребёнка, а тот, убегая, ему улыбнулся,
И от этой улыбки Воин сразу очнулся.
Быстро поднял копьё… Все страданья прошли…
«Что за воду я пил? Эти несколько капель – спасли!
Будто в чистый, прохладный источник меня опустили!
Блаженная свежесть в теле моём – все мышцы ожили!
Готов я, как прежде, стоять на посту и службу нести…
Но что это было? Какой-то ребёнок мне смог поднести
Чудесный напиток! Меня не страшась… Он мне же – помог!
Он от зноя же – спас! Зачем это сделал? Ведь он же не мог
Знать о том, что страдал я, рассудок теряя…
Наверно, он глуп? Он ведь, просто играя,
Помогает пчёлам, цветам, а теперь вот и мне…
Благодарность ему?! Я признаюсь себе –
Он её заслужил! Но он даже не знает,
Что мне помогал… Его всё забавляет…
Везде нос свой суёт… В играх он лишь играет…
Благодарность не ждёт… Слов таких он не знает…
Просто он так живёт… Мне не стоит унижаться
За глоток той воды… Лучше строгим остаться!»
Так решил Легионер, на ребёнка взглянул, как и прежде.
Он опять ненавидел, благодарность отвергнул в надежде,
Что ребёнок не ведает, что, играя, творит.
Так, себя успокоив, Воин стал вновь сердит.
В этот час из ворот городских выходит Вольтигий.
Он – центурион[6 - Центурион (лат. centurio – со?тник) – командир центурии. Центурия (лат. centuria – сотня; от centum – сто) – военное подразделение римской армии. В легионе было 60, при империи – 59 центурий. По мнению большинства специалистов, первоначально центурия насчитывала действительно около 100 человек, что примерно соответствует современной армейской роте, хотя имеются возражения. в римской армии.?] легиона, а по нраву он – дикий!
«Да! Позор был бы мне! – Воин со страхом подумал. –
Приди раньше Вольтигий… Чтобы он тогда думал,
Увидев на посту меня с ребёнком на руках…
Гнев его передать не готов я в словах!
А затея ребёнка с водой – для меня лишь позор…
Благодарность ему?! Глупость просто и вздор!»