Они сражались за реальности

Петруха прикрутил на винтовку черный цилиндрический набалдашник. На инструктаже всех предупредили: если кто-то будет стрелять без насадки, то до трибунала не доживет. Это стажер усвоил крепко. Приказ, подкрепленный обещанием немедленной кары, быстро добирается до подкорки мозга, минуя сознание.

Он с трудом открыл, а потом закрыл бронированную дверь дота, навалившись на нее всем телом. Сухо щелкнул ключ в замке. Петруха быстро написал записку: «Ушел за патронами. Скоро буду» и повесил замусоленный клочок бумаги на гвоздик, торчащий из двери избушки. Деревянную дверь он закрывать не стал, а ключ от бронедвери дота спрятал под первую ступеньку крыльца. Стажер рассудил здраво: свои знают, где тайник, а чужому никогда в голову не придет искать ключ от секретного объекта.

Посчитав, что теперь его совесть чиста, Петруха с трехлинейкой наперевес помчался туда, где стрелял «максим» и коротко огрызались автоматы.

Филиппов с трудом поднимался на высокую дюну. Худые ноги в ботинках и обмотках почти до колен вязли в сыпучем песке. Вот и верхушка гребня. Ах, как вовремя! Правильно говорил товарищ Задов: «Плюнь, Петро, на эти приказы. Отцы-командиры все равно ничего путного не придумают».

Внизу короткой цепью шла группа автоматчиков в черной форме. Враги были как на ладони. Цель – лучше не придумать. «Сейчас я вас расщелкаю, как в тире»,– подумал Петруха, вскидывая приклад тяжелой винтовки к плечу.

Мало того, что грань между жизнью и смертью тонка, так она еще зачастую проходит совсем близко. Елки-палки!.. Песок предательски оплыл под ногой. Ботинок зацепился за ботинок, и стажер кубарем полетел вниз, чудом не пропоров себе бок длинным четырехгранным штыком. Он скатился прямо под ноги коренастому моряку, похожему на огромного краба, напялившего на панцирь черный бушлат с золотыми боцманскими нашивками на рукаве и повесившего на грудь серебряную дудку.

На Петруху сверху вниз угрюмо смотрел моряк. У него было скуластое квадратное лицо с острым подбородком. Козырек каски с нарисованным морским коньком нависал над глубоко сидящими глазами. Вот только глаза у него были не крабьи, а акульи, такие же холодные и ничего не выражающие. Стажер попытался подняться с песка, опираясь на винтовку.

Подводник резко выбросил вперед руку и ухватил винтовку за цевье. Петька дернул трехлинейку к себе обеими руками. Безрезультатно. Винтовка не поддалась ни на сантиметр. Хватка у немца с акульими глазами была железная. Остальные подводники обидно заржали. Их откровенно забавляла необычная ситуация, в которую угодил стажер.

Немец легко вырвал винтовку у Филиппова и одним движением вытащил из нее затвор. Он взял оружие за ствол и легко перебросил через соседнюю дюну. Затвор полетел в противоположную сторону. Из-за дюны, куда улетела винтовка, раздался вскрик.

Немцы перестали смеяться и схватились за автоматы с такими же цилиндрическими насадками, как у красноармейца.

Боцман вытянул в сторону стажера указательный палец и издевательски согнул его несколько раз, словно нажал на спусковой крючок. Чтобы развеять сомнения, сказал вслух: «Пух-пух!» Напоследок он хлопнул Петьку по плечу. После этого группа подводников с автоматами на изготовку стала подниматься на дюну, вслед за улетевшей винтовкой.

Петька сел на песок. От обиды на самого себя и на весь белый свет на глаза навернулись злые слезы. Стажер глядел морякам в спины, обтянутые черными бушлатами. Но, когда он увидел, куда идут десантники, настроение у него сразу улучшилось. Филиппов бормотнул себе под нос:

– Сейчас, гады, будет вам «пух-пух» вместе с «бабахом»! Как я всех подвел! Нет мне прощения. Никогда не стать мне настоящим разведчиком, как Кузнецов. Жаль, что он не с нами.

С гребня дюны боцман увидел позицию пулеметчика, доставившего им столько неприятностей. Он лежал рядом с «максимом», уткнувшись лицом в песок, так и не выпустив гашетку пулемета из рук. Винтовка, переброшенная через дюну, попала ему точно по голове. Осталось надеяться, что каска на голове смягчила удар трехлинейки.

Боцман увиденной картине не успел ни обрадоваться, ни удивиться, потому что сзади него закричали:

– Мины!

Он успел обернуться, чтобы увидеть столб песка, поднятый взрывом. Упругая волна воздуха толкнула его вперед, и он покатился вниз, загребая руками песок.

…Матросы под командованием боцмана скрылись из глаз за дюной. Прорвались? Заходят в тыл обороняющимся или ударят им с фланга? Николай не отрываясь смотрел на гребень песчаного горба: не прозевать атаку моряков, поддержать их огнем из всех стволов. Рядом несколько подводников усердно работали саперными лопатками. Пусть окопы будут с водой, но хоть какое-то укрытие от огня. Кузнецов осторожно, стараясь не делать резких движений, чтобы не привлечь внимание пулеметчика, раскрыл планшетку. Под зеленоватым пластиком просвечивала карта.

– Как же мы так попались? – спросил сам себя вслух Кузнецов. Топографические знаки показывали: рельеф местности идеален для обороны и губителен для наступающих.

– Что, господин обер-лейтенант? – Лежащий рядом моряк перестал вычерпывать каской воду из окопчика. Океан упрямо заливал неглубокие канавки, соединяя их ходами, в которых хотели спрятаться люди.

– Копайте глубже, так будет лучше для всех.– Николай продолжал изучать карту.

– Ясен пень! – грустно отозвался подводник.– А на кой? – добавил он совсем тихо.

– Пень-ясень! Это уже почти генная инженерия.– Как всегда, в минуты затишья Кузнецову в голову приходили мысли совсем о другом.

Николай вспомнил о друге Косте, с которым подружился, когда они вместе участвовали в операции по перехвату германской дипломатической почты. Потом встретились в 41-м на курсах повышения квалификации в разведывательно-диверсионной школе. Попросились, чтобы вместе. Но начальству виднее. Опять разошлись пути-дорожки…

Звук взрыва прервал воспоминания. За дюной, куда прорвалась группа боцмана, взлетел вверх фонтан песка. Мина!

Короткие очереди из автоматов по лежащим. Еще! Последняя надежда на прорыв растаяла вместе с облаком взрыва. Со стороны океана еле слышно рокотнул двигатель. Его заглушил скрипучий визг раздираемого металла. Кузнецов оглянулся. Ах, как неудачно все складывается! Стальная туша субмарины медленно заваливалась набок. Надо было спасать остатки десанта.

– За мной! Все на лодку! – громко скомандовал обер-лейтенант и, взяв автомат, бросился в воду.

Последние слова офицера потонули в грохоте выстрелов. До команды «Рубай их, братцы!» дело так и не дошло. Минные поля и автоматический огонь сжевали и перемололи почти весь личный состав морского десанта. Арьергард, жалкие остатки штурмовых групп, не принял бой. Он возвращался, откуда пришел,– обратно в океан.

Команду передали по редкой цепи. Пригнувшись, моряки последовали за офицером. Ноги скользили по мокрым камням, покрытым водорослями. Веточки кораллов цеплялись за сапоги. Все было против них, даже природа. Рядом и сзади раздавалась ругань не отстававших от офицера подводников. Винтовочные выстрелы, автоматные очереди с берега подстегивали: «Скорей, скорей!»

«Пулемет не стреляет»,– автоматически отметил Кузнецов. В первый миг вода даже не показалась прохладной, но по затылку пробежали мурашки, когда он зашел по грудь. Разведчик поднял шмайссер над головой, боясь провалиться в какую-нибудь подводную яму. Едва удерживаясь на ногах под напором течения, увязая ногами в илистом дне, старался добраться до штормботов. Лодки отнесло ветром от берега. Они лениво дрейфовали в глубь залива. Громада субмарины в пятнах маскировочной окраски все больше кренилась набок.

Кузнецов размахнулся и выбросил автомат на берег. Следом полетела фуражка с вышитым орлом на высокой тулье. Вплавь до подлодки не добраться: перестреляют, как котят. Николай несколько раз глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом. Последний вдох – и разведчик нырнул в набежавшую волну. Он плыл под водой брассом, самым выгодным для дальнего нырка стилем. Плыл размеренно, экономя силы. Раз, два-а, гребок – пауза. Раз, два-а, гребок – пауза. Форма, облепившая тело, сковывала движения. Набухшие сапоги тянули вниз, на дно. Перед глазами поплыли круги, течение сносило в океан.

Николай плыл вдоль берега. На поверхность он выныривал, только чтобы сделать глоток воздуха, и тут же снова уходил под воду. Он с усилием двигал руками и ногами, чувствуя, что выдыхается. Кузнецов вряд ли смог бы ответить на вопрос: сколько он плывет? Упорно, на одной лишь силе воли офицер выгребал в заданном себе темпе.

Вынырнув в очередной раз, он отметил, что почти доплыл до гряды скал, спускавшихся с берега в воду. Место высадки осталось далеко позади.

Николай рывком выбросил плечи из воды, стараясь нащупать ногами дно. Есть! Под прикрытием камней он выбирался на берег. Набежавшая волна протащила его грудью по песку вперемешку с ракушечником.

Обер-лейтенант шел вдоль берега, все больше удаляясь от места высадки. Под ногами хрустела галька, отмечая каждый шаг. Иногда она сменялась песком, плотно накатанным волнами. Тогда идти становилось легче, ноги отталкивались от него, но затем снова вязли в сыпучей гальке. Несколько раз попались огромные камни, больше похожие на скалы. Их пришлось обойти, чтобы снова не лезть в воду. Потом берег стал обрывистым. Кузнецов остановился. Считай, километра четыре с гаком отмахал. По его прикидкам, переход вдоль берега пора заканчивать. Разведчик, пробравшийся в глубь суши по большой дуге, возвращался, заходя в тыл тем, кто устроил им такую горячую встречу.

Николай издалека заметил командно-наблюдательный пункт, закрытый по старинке маскировочными сетями. Блиндаж был вырыт на скорую руку в склоне холма. Раструбы стереоскопических труб торчали из пропилов в крыше. Широкие окна-амбразуры смотрели в сторону океана. На ячейки сетей были нашиты лоскутки ткани. Они так выгорели на солнце, что делали КНП неразличимым на местности. Обнаружить его мог только наметанный взгляд опытного военного. Возбужденный гул голосов в блиндаже свидетельствовал о том, что защитники побережья собирались праздновать победу. Одинокий часовой в профессорской блузе ловил в выгоревшей траве кузнечиков. Винтовка с примкнутым штыком одиноко стояла, прислоненная у входного проема, затянутого противомоскитной сеткой.

Кузнечики прыгали далеко, пролетая несколько метров на куцых крылышках. Гоняясь за ними, часовой все дальше удалялся от поста и оружия. Кузнецов достал из нагрудного кармана расческу и аккуратно расчесал волосы на прямой пробор. Сдув волоски, застрявшие между зубьев, он не скрываясь зашагал к командно-наблюдательному пункту.

Дрессировщик Дуров стоял на четвереньках и подслеповато щурился сквозь стекла пенсне, стараясь отыскать кузнечика, за которым так долго и безуспешно охотился. Энтомология стала его страстью, которой он отдался со всем пылом старости. Шутка сказать, его новое увлечение стояло на втором месте после любимых зверюшек.

Дурова отрядили охранять вход, потому что всё, кроме дрессировки хвостатых, зубастых, парнокопытных и чешуйчатых, у него получалось из рук вон плохо. Он осторожно отвел в сторону траву, в которой скрылся попрыгунчик. Кузнечик необычной клетчатой окраски мог стать настоящим украшением его коллекции.

Раздвинув траву, Леонид Владимирович вместо членистоногого создания уткнулся носом в два черных сапога. Он медленно поднял голову. Над ним склонился офицер в мокрой зеленой полевой форме. С рукава кителя срывались капельки воды.

– Вы случайно не его ловите? – Николай протянул начинающему коллекционеру руку. Между двух пальцев он аккуратно держал за крылышки стрекочущее насекомое.

– Э-э-э… спасибо, голубчик. Даже не знаю, как вас благодарить,– расплылся в счастливой улыбке Дуров, осторожно пряча добычу в спичечный коробок.– Так мило с вашей стороны. Что значит молодые глаза!

– Не стоит! – улыбнулся Николай и зашагал к штабному блиндажу. Кузнецов собрался откозырять на прощание, но, вспомнив, что он без фуражки, просто вежливо откланялся. Дальше к командно-наблюдательному пункту он шел беспрепятственно…

Внутри блиндажа в полном составе находилось все командование спецотряда Звездной Руси. Командир и его заместители сгрудились вокруг стола, на котором была расстелена крупномасштабная карта, испещренная синими и красными отметками рубежей и позиций. На ней даже стоял крошечный макет подводной лодки с бортовым номером «U-1277». Защитники Лукоморья заранее подготовились к обороне. Судя по нанесенной на карту тактической обстановке, они зря времени не теряли. Все было готово для контратаки и победы над десантниками, попавшими в огневой мешок.

– Скоро отлив. Подлодка застряла намертво. Полноценный ремонт возможен только в сухом доте. Десант разгромлен и отступает. Оставшихся в живых возьмем «тепленькими»,– начальник контрразведки Скуратов достал из кармана красного кафтана карманные песочные часы.– Через сорок минут после отлива доберемся до морячков, аки посуху. Возьмем в штыки. Никуда от нас не денутся!

– Уничтожим морскую гидру в своем логове! – внештатный консультант отдела контрразведки Дзержинский почти приплясывал от возбуждения.– В плен никого не брать.

Командир отряда неодобрительно покосился на Феликса:

– Мы с минами не переборщили? Богатырям ничего не будет, они в доспехах, но у остальных только форма.

– Заметьте, казенная! – встрял в разговор Хохел.

Заместитель по тыловому обеспечению очень переживал, что во время боя будет безнадежно испорчена форменная одежда. Без разницы, своя или чужая. За любым имуществом нужны пригляд и учет. Прапорщик всегда радел за казенное добро, как за личное, считая все вокруг своей собственностью.