– Забирай с собой свои Звёзды, своё Небо и Солнце. Уноси весь Мир с собой. И вали от меня на фиг, от всех людей. Навсегда.
Ведь ты вправду сумасшедший. Тебе нельзя быть с людьми.
Знаешь, не стану тебе мешать – отмечу, что ты принёс справку.
– Прощай… – девушка повернулась окончательно, торопливо зашагала, вскоре её светлый силуэт скрылся где-то там, за одним из поворотов улиц осиротевших домов.
Слёз не было, давно они кончились у меня.
Что я мог сделать, – успокаивал себя, – это пустая интрижка.
Надо жить дальше сколько осталось.
В опустошённой голове почему-то завертелась, закружилась в вихре мыслей, забавная песенка про белых медведей, которые крутят земную ось, где-то там далеко—далеко.
Один вернулся домой, в коридоре встретила скучающая без меня Мата.
– Мяу! – невесело пожаловалась она на кошачье одиночество
Мда, тебе тоже «мяу», даже «мяу—мяу».
– Маауу! – бодро ответила Мата, точно понимая моё состояние, стала мурчать и тереться об ногу, как бы говоря – всё пройдёт, и это тоже.
Успокаивала по-женски мудро: относись к такому проще, как к последнему подарку судьбы.
Тебе хорошо советовать в таких делах, подумал, беря кошку на руки.
Без сил, вместе с Матой до утра повалился на диван, забывшись в бесчувственном сне от всех переживаний.
«Скоро надо вставать, идти в больницу», – перед этим тупо подумалось реальной зацепкой в незаконченном существовании.
Смятая постель хранила тепло о мимолётно ушедшей любви, отзываясь о ней острой болью в сердце.
***
В забытьи провалялся несколько часов, пока очнулся и пришёл в себя. Вспоминая прошедшую ночь, с тоской смотрел на пустую постель. Жить не хотелось. Совсем.
Несмотря на то, что итак осталось недолго.
Висевший на стене большущей календарь моих двух месяцев, – где в нём зачёркивал траурным крестиком пройденные бегом бессонные дни, – безмолвно напомнил об этом.
В жизни как всегда гармонии нет. Так мне и надо.
Не ценим мы то, что дается даром, будто должно так быть, и начинаем этим дорожить только с потерей.
Сука – любовь, жизнь, судьба; всё остальное.
Куда ни коснись, везде она эта «сука» без просвета.
Эх, если б можно вернуть всё назад!
Но ведь на свете никто не может стереть прошлое, или изменить его. Чувств нет никаких, их убило.
Жду смерти, придет ли она за мной сейчас или попозже.
Ну, давай приходи, я готов.
«Эй, соберись чувак! – вдруг кто-то приказал. – Не место, не время распускать сейчас сопли».
Слушая внутреннего командира, пошел в ванную, мыться—бриться, приводить себя в порядок, ставить чайник на кухне, кормить кошку.
Прибрал ночной беспорядок в комнате.
Сделал небольшую зарядку, включая для бодрости ритмичную музыку из французской эстрады, да погромче.
Она мне нравилась, есть в ней вечно-непреходящее.
Не то, что наши однодневные мелодии вроде «коротких юбчонок».
Возле зеркала в ванной обнаружился цилиндрик губной помадки, след от Лии. На полочке рваная упаковка противозачаточных пилюль.
Ещё нашёлся в комнате белый кашемировый шарфик, тоже от неё, на память видно оставленный.
Равнодушно сунул находки в один пакет.
Наверно стоило позвонить Лилии, но не знал её номера.
Ладно, потом зайду в офис и верну.
Елку поставить или гирлянду развесить – задался вопросом.
Новый год на дворе, вроде праздник.
Наверно в этом есть тоже небольшой смысл жизни; что-то делать, идти куда-то, чем-то заниматься, где-то работать.
Повесил гирлянду, Мата помогала как всегда, разматывать, то есть наоборот запутывать провода. Но мы всё-таки справились: я распутал, подсоединил в сеть гирлянду, а кошка наигралась вдоволь.
Тонкие радостные огоньки беззаботно замигали.
Вспомнил о лекарствах, что надо их принимать для вынужденной профилактики.
На холодильники пузырьки выстроились в разнобойный ряд, высыпал по одной из всех, заглотал, запил водой.
Закипел чайник, стал готовить кофе.
Налил в чашку наполовину, разбавил его коньяком.
Мне ничего не навредит.