Испания

Пошатываясь слегка на ногах, встал из-за стола, подошел к вешалке, доставая дагу с висевшей перевязи. Потом обратился к сидящим за столами сеньорам:

– Все смотрите, вон мишень висит.

На противоположной стороне зала таверны висела разделочная доска, её и выбрал в качестве цели. Коротко размахнувшись, метнул клинок в доску.

Увы, попасть то я попал, но он не вонзился, как надо.

Фернандо вскочил, быстро сбегал и подал его. Только с третьей попытки клинок впился в доску, крепко пришпиливая её к стене. Сеньоры восторженно зацокали, выражая похвалу.

Раззадорившись, попросил слугу принести дагу назад.

Когда клинок был в руке, положив ладонь на стол, принялся втыкать клинок между раздвинутых пальцев ладони – переборами, убыстряя ритм в темп музыки.

На всю таверну уже играла музыка, в исполнении местного музыканта барда, откуда-то появившегося, исполняющего горячие мотивы фламенко на гитаре. Все дружно захлопали, восхищаясь моим искусством.

«Ну как дети малые, ей-богу», – подумал спьяну.

Уже в конец обнаглев, без всякого этикета обратился к щедрому маркизу:

– А тут подают шампанское?

Маркиз громко проревел хозяину таверны:

– Слышь, бездельник, «каву» всем. Двадцать кварт!

Кава – сорт испанского красного игристого вина, похожего на сорт шампанского. Кварта – мера объема жидкостей, равна половине литра.

Хозяин сам вынес вина с кухни, ловко неся на подносе несколько запечатанных бутылок для затравки. Вся компания дружно и одобрительно загудела, восхваляя щедрость маркиза.

Привстав снова из-за стола, беря бутылку в одну руку, клинок – в другую, я поднял бутылку вверх, горлышком немного вниз, и по—гусарски отсёк его, подставляя рот.

Вино хлынуло красным шипящим потоком, словно кровь из раны!

Оно вливалось бурным ручьём в раскрытое горло, заодно обливая меня и все вокруг светло—розовым цветом.

Кабальеро вновь захлопали, поражаясь пьяной удали.

Игристое вино сильнее, чем обычное вино, ударило по мозгам, стирая окончательно все барьеры.

Отведав вина из горлышка, пустился в пляс, изображая, типа «яблочка» под аплодисменты уважаемых донов.

В награду сеньоры вновь наполнили кубки, провозгласив тост за что-то там великое. Пришлось выпить, дабы не вызывать подозрения, не быть вызванным на очередную дуэль.

Дальше пьянка продолжалась по накатанной колее до самого вечера.

Под конец веселья чуть ли не лез к сеньорам обниматься, серьезно воспринимая их своими дружбанами, пьяно бормоча и запинаясь в словах:

– Ты меня уважаешь, кабал, кабак, кабальеро? А ты знаешь, кто я такой?

Я – сталкер Джоник, меня все уважают…

Да нет, меня толком никто и не слушал, все наперебой рассказывали друг другу свои истории, даже слуга Фернандо по—свойски влезал в разговоры сеньоров.

Лишь дон сидел за столом какой-то смурной, и не встревал в пьяный базар дружной компании; да молодой и скромный мессир—каноник, поодаль от него, изредка пригубливая кубок.

Смутно помню ещё, как лез к дону с извинениями и заверениями в вечной дружбе.

…Я очнулся на следующее утро.

Дернувшись телом, обнаружил, что весь опутан веревками, наподобие колбасной ветчины. Вот дьявол – что за пустоголовые шутки.

Что за розыгрыш дурацкий!

Голова, как обычно, болела после хорошей гулянки, но это пустяки по сравнению с путами, доставляющими отчаянную боль в затекших руках и ногах. Извернувшись, как змея, перевернулся на спину, подползая и опираясь спиной о стену.

Снова лежу на соломенном полу в каком-то сарае, судя по запахам.

За что мне такое везение, на вонючие сараи?!

Открыв дверцу сарая, внутрь резко ворвался дон с утренним приветствием:

– Здорово, грязная собака! Очухался, значит. Я вижу насквозь: что ты не идальго, не военный, не добрый католик. Ты еретик, или – французский шпион. Поедешь с нами в Толедо, там с тобой разберется городской орден святой Инквизиции. Там быстро развяжут язычок на «кресле» или в «костюме». Запоешь, не переставая, как утренний петушок.

Вот это оскорбление! За такое у нас тоже вызывают на дуэль—разборку.

– La basura, hijo de puta! – сплюнул плевком слюну князю в рожу!

Дон зло ухмыльнулся, достал платок, вытер плевок с лица, сам сплюнул в него. Подскочил и всунул мне платок в рот, наподобие кляпа, выскакивая вон из сарая.

«Вот тварь! – выругался про себя. – Ты дон Дебило, я тебя достану, рано или поздно. А где же маркиз? Он то, что поделывает там?»

Вспомнилось некстати и не к месту.

Парень был по имени Наркис.

А мы его называли «маркиз», специально или подразнить.

Он злился иногда на такое. Дрался, бывало, до крови.

А мы все равно звали маркиз да маркиз.

Теперь понимаю, как ему было херово по жизни, если он не маркиз не по имени, и не по званию родословной.

Было бы ему не так обидно, если бы он был из дворянского рода, но он был из семьи потомственных рабочих или крестьян, как было принято при советской власти.

Конечно, он бухал по чёрному от такого странного имени, ведь с каждым не станешь драться, вколачивая смысл имени кулаками.

Некоторые читатели скажут – так ведь инквизиция закончилась к концу XVI века. Да, и будут правы. Но ввиду замысла продлил срок инквизиции на полвека. Такая правка Истории.