Испания

Когда мы выходим за пределы Времени и Пространства, то видим, что на самом деле никуда не уходили.

Наша высшая часть, Высшее Я, всегда было и оставалось Здесь, а видимые нами жизни – это некие сны, в которые мы добровольно—принудительно погружаемся, чтобы пройти множество удивительных историй, которые растит общее Осознание.

Подхватив безвольное тело, в котором находился разум синхронизатора проводника, «Я» бережно отнес его на отдых в постель.

Заодно потревожив и согнав грязного человечка, спавшего снизу на двухъярусном месте.

Человечек, дрожа от страха и беззвучно разевая рот, убежал, забившись в угол камеры.

«До встречи, Джоник», – попрощавшись с проводником, «Я» исчез, снова превратившись в бесцветное Нечто.

…Я очнулся поздним утром. Скромный лучик солнца, прорвавшись в камеру сквозь решетчатые оконца, прошелся по лицу.

Общий гвалт голосов в общей камере разбудил окончательно.

Слегка приподнявшись набок, чутко прислушался к окружающему пространству и к себе внутреннему, оценивая обстановку.

Прикидываясь невинным видом, что всё случайно, вокруг меня скучились несколько человек сокамерников, стоявших и сидевших.

Понятно, да всё не просто здесь такое, видно уже сторожат свою добычу.

Тюремные «волки» общей камеры обступили, надеясь полакомиться моим «свежим» телом.

Они подошли, видимо не пожелать доброго утра, как благочестивые сеньоры.

Оказывается, я лежал внизу на деревянных двухъярусных нарах, так называемых «шконках», покрытых грязным тряпьем.

Как на них очутился – я не помнил.

Другой ряд нар тянулся поперек камеры к окнам, отстоя от «моего» ряда нар на расстояние чуть больше метра.

Один из «волков», здоровый плечистый громила, сидел напротив на соседнем ряду шконок. Он нагло усмехаясь, грыз гнилыми зубами щепку—зубочистку, крутил её во рту. Понятно, местный «пахан» камеры.

Другие, здоровые ростом и весом, четверо «шестерок», стояли по двое с боков, одной рукой пряча что-то за спинами.

Скорее всего «заточки», или ножи навахи, пронесённые в камеру.

А у «пахана», также виднелся клинок, засунутый в голенище сапога, на приметном месте.

Я приподнялся, присаживаясь на шконку, между делом обращаясь к «добрым» людям:

– Доброе утро, добрые сеньоры!

«Душевные» кабальеры захохотали в голос, похлопывая руками по коленям.

Да я был прав: у двоих в руках находились навахи.

Сквозь гнусный смех, главарь проговорил:

– Chu’pate esa? Monse?or. (Предложение мне вступить в половую связь).

– Си, си, сеньоры, – глупо улыбаясь обступившим «добрым» людям, выдавил из себя. Медленно встал со шконки, и поднял руки вверх, берясь ладонями за бортик верхней шконки, проверяя его на прочность.

Верхний ряд шконок на расстоянии двух метров от пола: то, что надо.

– Си, сеньоры, сейчас всё будет, – я словно подтягивался телом, держась за бортик верхней шконки.

И раздался новый взрыв смеха тюремных волков.

А что, я «шутить» умею. В клоуны, что ли, податься на старости лет?

Раз – подтягивание.

– А пусть повисит, может, задница помягче станет, – перекидывались шуточками «сеньоры», внимательно следя за моими телодвижениями.

Два – подтягивание.

Набирая энергию, заходя в боевое состояние, замедляя время.

– Нет, может, он незрелый ещё, сейчас пов…

Всё! Третье подтягивание. Последнее.

Мгновенно, рывком забросил ноги на толстую шею главаря, в движении скрещивая их для летального захвата! Есть.

Тут же кидаю тело руками на плечи рослого, ближайшего «шестерку», готовя кисти рук к смертельному захвату шеи! Есть.

Раздался почти одновременный двойной хруст, сворачиваемых шейных позвонков двоих «добрых» людей.

Скользнув рукой по ослабшему тело «шестерки», ухватил наваху из руки, отбрасывая труп от себя, на другого «волка», пытавшегося замахнуться навахой.

И тут же, используя для опоры свернутую шею главаря, швыряю свернутое пружиной тело между верхней и нижней шконкой, где сидит главарь, только уже отошедший в мир иной.

Всё. Кувырок боком, выпрямляя и ставя ноги на пол.

Оказываясь в проходе между вторым и третьим рядом нар, считая от «моего» ряда. Раздался звериный рев ругательств разъяренных шакалов, не ожидавших от меня сопротивления.

Принимать бой здесь сложновато: так как, если один заходит спереди, другие заходят с неудобных для меня боков, к тому же вооруженные.

Один крутил в руках штырь «заточку», другой достал длинный клинок, одолжив его у мертвого главаря. Поэтому двинулся по проходу между нар, к выходу из камеры, где было раздольное место.

Общая камера представляла собой просторное помещение на несколько десятков узников. Справа от входа в камеру располагались шесть рядов нар к окнам, где я очнулся утром: для обычных узников.

Также предназначенные для «пахана» камеры, и его приближенных шестерок.

Отдельных камер или бараков для предварительного заключения, как типа нашего ИВС или КПЗ, в испанской системе исполнение наказания, того времени просто не существовало. Все подсудные, обвиняемые и уже осужденные, отбывавшие сроки находились в одной тюрьме.

Сразу слева от входа в камеру располагалась, так называемая «параша», то есть сортир.