Свидание на Аламуте

– Да…

– Вот взять бы ее да засунуть вам в… Тьфу! Какого дьявола вы поисправляли во всех контрольных оригиналах слово «СИМОФОР» на «сЕмафор»?! Это же не издание для почетных железнодорожников, мать вашу растак! Это же от слова СИМОРОН – СИМО-ФОР, то есть как люминофор, то есть «творящий Симорон». Господи, да за что же ты мне таких остолопов послал?!

– Я понимаю, патрон…

– Забодай вас комар, Лев Николаич!

– Так точно, патрон, – существо с жестяным скрипом прочесало бороду.

Секретарь слушала весь этот русский диалог, ничего не понимая. Майбах вздохнул и обратился к молодой женщине, грозно указывая на седобородого растрепанного корректора:

– Fermez ce monsieur dans la chambre des correcteurs! Aucun repas, aucune bi?re… et ne lui laissez pas aller aux toilettes, tant qu'il ne tout corrigera pas ? l'inverse![10 - Закройте этого господина в комнате корректоров! Никакой пищи, никакого пива… и не позволяйте ему ходить в туалет, пока он все не исправит обратно! (Фр.)]

– Oui, patrons![11 - Да, патрон! (фр.).]

Майбах бросил гневный взгляд на все еще почесывающегося корректора и шагнул в кабинет, громко захлопнув за собой дверь. Там он привычным жестом избавился от штиблет, ощутив ласковую упругость настоящего текинского ковра, и распустил галстук. Подошел к бару напротив стола. Дверца показала ряды бутылок. Он выбрал «Джонни Уокер» восьмилетней выдержки, налил себе немного… В дверь постучали. Майбах с досадой крикнул: «Entrez!»[12 - Войдите! (фр.).] – и, не теряя времени, немедленно опрокинул в себя содержимое бокала.

Нутро обожгло приятным огоньком. Издатель обернулся. Но на пороге кабинета стоял незнакомый человек во френче бутылочного цвета и таких же брюках, заправленных, по новой моде, в высокие сапоги, которые в Париже называли «казачьими». Череп человека был совершенно гол, как вываренное яйцо, а за его лунным сиянием виднелись испуганно блестевшие очки Элизабет.

Майбах поперхнулся. Помахал рукой: мол, войдите.

– Elise, laissez-nous…[13 - Элиза, оставьте нас… (фр.).]

Поразмыслив, – все равно посетитель уже прорвался в кабинет! – издатель спросил все так же по-французски:

– Чем могу служить, мсье?

Дверь закрылась. Незнакомец сделал несколько опасливых шагов по ковру (его сапоги нестерпимо блестели) и остановился у стола. Под острым локтем – тонкая черная папка. Жесткий профиль гладко выбритого лица, суровая складка губ, пергаментная, хоть и холеная кожа. Проговорил он, кажется, даже не открывая узкого рта:

– Меня зовут Неро. Аристид Неро. Департамент Управления криминальной полиции МВД.

Издатель нахмурился. Приятное чувство от недавнего глотка виски мгновенно улетучилось. Он обошел стол для заседаний, утвердился на своем краю, под портретом Конфуция, висевшим на стене, жестом показал: присаживайтесь. Гость сел, положив руки на папку; на черной коже они выглядели вылепленным из гипса учебным пособием для начинающих художников.

– Признаться, мсье Неро, я и в России не питал особых симпатий к представителям внутренних органов… а уж во Франции тем более, – кисло протянул Майбах, но пересилил себя. – Чашечку кофе? Виски? Сигару?

Неро мотнул челюстью, будто ножом бульдозера срезая все эти излишние экивоки. Со звуком раздираемой жести он открыл папку и достал несколько листов бумаги – какие-то ксерокопии, фото…

– Вчера на площади Бастилии, у фонтана, был обнаружен труп молодого мужчины, аристократа… – проговорил Неро, распределяя бумаги перед собой в строгом порядке. – Вы что-нибудь об этом слышали?

Издатель скривился.

– Мсье Неро, я давно отвык читать криминальную хронику. Все же, чем могу служить?

Пробурчав эту фразу весьма невежливо, Майбах достал из ящика стола почти двадцатисантиметровую Vegas Robaina марки Don Alejandro – четыреста евро за коробку! – и стал возиться с хитроумной гильотинкой в виде Реймского собора. Он вообще-то предпочитал уже обрезанные сигары, но олух Лев Николаевич, посланный в табачную лавку, купил шефу только такие! Тем временем Неро, не сводя с него бледных, ледяных глаз, проговорил:

– Что ж… вчера убили моего друга. Очень хорошего друга! И самое неприятное – есть все основания полагать, что это сделала женщина…

Майбах зажег спичку. Он уже поднес ее крохотный огонек к острому кончику сигары, но интонация последних слов гостя поразила его. Издатель прищурился и быстро спросил:

– Вы гей, не так ли?

Неро поперхнулся слюной. И побледнел. Потом его клешнеобразная рука медленно поднялась и ощупала гладкий череп, словно проверяя, цел ли. Неро повел худой шеей, напрягая мышцы, и выдавил:

– Я знал, что русские возмутительно некорректны, но чтобы… Впрочем, оставим. Мсье Майбах, я пришел к вам с частным визитом.

Майбах пыхтел сигарой, радуясь, как он отомстил этому сушеному богомолу за его неожиданный визит, а Неро, справившись со смущением, говорил:

– Да… да, мы с Алесем были очень близки. Поэтому эта история меня чрезвычайно волнует. Я знаю, что предварительное следствие квалифицировало происшедшее как самоубийство, но я этому не верю. Послушайте меня внимательно. Тело Алеся Радзивилла, между прочим, одного из непрямых наследников трона Речи Посполитой, было найдено в шесть двадцать утра полицейским патрулем. Алесь лежал на парапете фонтана без обуви и с фактически снятой сорочкой. Его пиджак и один ботинок обнаружили рядом, второй – в фонтане. Также поблизости нашли трость, на слое лака которой остались следы автомобильного протектора, – видимо, автомобиль убийцы ее переехал. Причина смерти – сильнодействующий яд цинорицин, один из компонентов, входящих в состав боевых ядохимикатов.

– Зачем вы мне все это рассказываете, мсье Неро? – снова невежливо перебил Майбах. – Черт возьми, я не собираюсь красть лавры вашего французского Мегре! Я всего лишь из-да-тель, понимаете?

– Понимаю. – Неро, видимо, прикладывал чудовищные усилия, чтобы не вспылить. – И все же… На губах Алеся экспертиза обнаружила некоторое количество губной помады.

– Я не удивляюсь.

Лицо Неро на миг исказила гримаса. Эта маска показалась бы страшной, если бы мужчина не совладал с собой и не вернул прежнее, холодно-медальное выражение.

– Обильной косметикой, если хотите знать, пользуются трансвеститы, – обронил он невозмутимо. – Геи предпочитают натуральный вкус тела… Да, Алесь был бисексуалом. Поэтому я и настаиваю, что его партнершей в тот вечер была женщина. Вероятно, она каким-то образом втолкнула в его рот капсулу с ядом. Тем более, еще один нюанс – на его волосах, за ушами, мы нашли частицы лака для ногтей. Как показал экспресс-анализ, это лак, применяемый в одном из модных сейчас типов педикюра.

Майбах хмыкнул. Откинулся на спинку своего огромного кресла. У него было огромное желание по-американски закинуть ноги в красных носках на стол.

– Хорошо… Слушайте, а ваша таинственная женщина не могла его убить из ревности? Ну, сами понимаете…

Еще одно движение длинной острой челюсти.

– Нет. Алесь никогда не заводил глубоких романов и сам ни в кого не влюблялся. Это было правилом, обязательным для нас обоих.

– Допустим! Мсье Неро, но какое отношение все это имеет ко мне?!

– Одну секунду…

Бритый протянул Майбаху несколько фотографий, заботливо покрытых прозрачной пленкой. Для этого ему пришлось привстать и нагнуться, так как издатель не пожелал менять позы.

На фото он увидел знакомый краснокирпичный угол, балкончик с медными гнутыми прутьями решетки, вход с перекрестка авеню де Сюффрен и авеню де ла Мотт-Пике. Снимали наискосок, со стороны рю дю Лаос, на заднем плане виднелись высокие платаны Марсова поля. Около чугунной фигурной тумбы позировала француженка с короткой стрижкой каштановых волос и слегка азиатскими чертами лица. Занимательным было только то, что на фоне мокрого тротуара и мокрой решетки ограды ее ноги были босы. Да и черный плащ был надет на голое тело. Она чуть приоткрыла его, и пола плаща обнажила левую выпуклую грудь – не полностью, но вполне эротично. Издатель хмыкнул.

– Этому человеку, мсье Неро, надо давать орден Почетного Легиона. И дело тут не в наготе. Мне трудно представить героя, который заставил бы француженку шастать по Парижу босой при такой погоде – на улице где-то плюс двенадцать, да еще дождь. Для вас, французов, это же почти сибирский холод!

– Он платит моделям двести пятьдесят евро в час, – сухо перебил Неро. – Это фотохудожник Арно Ферран. Я наткнулся на эти фото случайно, в Интернете. А вот еще одно, посмотрите.

Здесь уже, наверно, загадочному Феррану пришлось буквально распластаться по парижской мостовой. Он снимал худощавые, но изящные ступни своей модели, поставив ту прямо в лужицу у водостока и прилепив к большому пальцу желтый лист каштана. Но на заднем плане хорошо был виден подъезд издательства «Ад Либитум». А туда как раз заходила миниатюрная молодая женщина, черноволосая, с зонтиком и небольшой папкой для гравюр и картин под мышкой. Майбах понял, почему фотограф не стал размывать кадр по резкости: та, вторая, была нарочито обута и одета – в черные высокие ботиночки, длинную юбку-гадэ и черную кофту. Только вот в момент, когда щелкнула камера, та как раз складывала зонтик, сняв очки. И лицо ее, повернутое к фотоаппарату на три четверти, было очень хорошо видно. Милое личико, живое, с черными глазами и чувственным ртом.

– Я узнал ее, – охрипшим до скрипа голосом проговорил Неро.

Майбах удивленно посмотрел на гостя, чья холодная маска опять сломалась – ужас, злоба, ненависть прошли по этому лицу, вспыхивая поочередно.

– Узнали? Вы ее уже видели?

– Да, – Неро с трудом взял себя в руки и начал рассеянно собирать бумаги в папку. – Как-то мы с Алесем сидели в одном ресторане, примерно месяц или два назад. И он обратил внимание на нее – она оказалась неподалеку, одна. Обычно он никогда не обращал внимания на женщин, только если они не начинали активно предлагать себя сами! Но тут случилась какая-то дьявольщина. Он уставился на нее и куда-то пропал, понимаете?! Он был словно заколдованный. Я что-то сказал ему несколько раз – он не услышал! Я хорошо ее запомнил, потому что она тотчас встала и ушла. Но… но мы потом хотели провести… остаток времени вместе, и ничего не вышло. Он был поглощен ею. Это она!