Друид

Друид
Игорь Рыжков

Юмористическая, злобно-филосовски-сатирическая повесть об американских и русских супергероях.Сказка – ложь, да только намек получился великоват, но ничего. Я думаю, что в тротиловый эквивалент читатель переведет и без калькулятора.Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации.

Игорь Рыжков

Друид

Предисловие

Повесть написана в стилистике охотничьих рассказов, баек и народных сказов, короткими кадрами-сценами, которые постепенно складываются в сюжет и общую ее философию.

Мнение и оценки можно оставить в комментариях к книжке.

С уважением, автор.

# # #

Трескуче горел огонек в затухающем костре. Горел бездымно, сухим валежником наевшись, напитавшись, и как довольный зверь остывал не торопясь. Отходил ко сну.

Сидели у костра двое. Старый да малый.

Только малому лет за пятьдесят, а старому много. Говорил, что и сам не знал, когда его на свет родили. Бобыль. Вся жизнь – лес, тайга бурелом, да байки охотничьи.

Да и какие из лесников охотники? Ружья пустые. Жакан тяжелый на зверя грозного не помнят когда в стволы и забивали. Дробь – «пятерка» на селезня, ну или браконьера – шугануть. Дыму да грохоту много – того и надо. Пусть знают, что в тайге шалить нельзя – лесники порядок стерегут.

Куртки теплые, да сапоги болотные. Да вот байки-сказки бабкины, а – то и прабабкины. Быль – не быль – никто не знает. А может и знать не положено. А если и положено, то не каждому.

– Спишь уже, Петрович? – Дед с бородой по грудь, седой как след на реке от луны, до синевы аж. Все никак не успокаивался. Сидел, ерзал, да веточки ломкие подбрасывал в огонек жаркий.

– Уснешь тут с тобой. Опять сказки рассказывать начнешь. Пора бы тебе Савватей заявление на покой писать – Улыбнулся дед. – Слушают его. Не спит еще напарник, можно и язык почесать.

– Какое заявление? Петрович? – Мне тайга – дом. Ноги сами по мху идут, я ведь их не подгоняю. Белку в глаз дробиной бью, чтобы шкурка цела была. Ну, а коли так – то какой же тут покой – пожевал дед губами. Зубов почти не осталось. Есть еще во рту два клыка желтых – ими и обходился.

– Если тайга сама приберет – так ведь я – и против того не буду.

– Что мне на людском погосте лежать? Никто не поклониться. Яичко на пасху не принесет. Год два – все травой зарастет. Даже и не найдет потом никто где похоронили – Замолчал дед, смотрел в угли словно колдун. Сверкали искры в его глазах. Будто они с ним говорили, будто он с ними.

– Чего замолчал? – «Малый» – высокий, да грузный, в шляпе с сеткой от комаров. Устроился уже на ночлег. Мягко себе травой все выстелил, и под корневище, что в самый раз для ухоронки прилег. Зевал протяжно, не прикрывая рта. Трещал костями, поеживаясь.

– Давай. Говори чего ни будь, Савватей. Не спится мне без баек твоих. Потом я у костра сяду. Змей много. Место сырое под ночлег выбрали.

Дед, нахмурился, передернул плечами, словно укусил кто.

– Не сказка – это Селивестр, ой, не сказка. Тигра я сегодня видел, когда на заимку овес носил. Сидел, смотрел. Не убежал, не рыкнул. Не бывало такого ране. Обычно убегает тигр от человека, а этот – нет.

Сильвестр, которого дед «Малым» называл, привстал на локте. Улыбнулся снисходительно.

– В уссурийской тайге тигра увидать – вот тебе незадача. Совсем ты старый стал Савватей. – Дед расстроился.

– Да, не простой ведь тигр то. Больше нашего лесного раза в полтора, что теленок твой. Усищи до плеч и белый весь.

– Белому тигру ведь тайге не выжить. Зверя не добыть. Видно его издалека, а этот сытый. Лапища – вот такая! – Дед скрючил пальцы перед собой. – Ему добыча – человек только, а этот вот и не тронул вовсе.

Селивестр присел. Протер с силой лицо, потянулся за патронташем. Пересчитал набитые гильзы. Две с тяжелыми пулями на кабана в красных картонных цилиндриках переложил ближе к краю, подумав минуту, «сломал» ружье и забил их в оба ствола.

– Эх – жаль. Карабин не взял. Людоеда охотничьей пулей не свалишь. Человечью надо.

– Белый. А чего он белый то? Альбинос – так ведь говорят.

– Тьфу, на тебя Петрович! – Ругнулся дед. – Всегда поперек да криво. – Никогда меня толком не слушал, поэтому в люди и не вышел. Ходишь вон – болотную воду сапогами черпаешь. Давно бы главным лесничим стал. А то…

Селивестр, оглянулся по сторонам, положил ружье на колени, бросил две толстых палки в костер. – Дед поморщился.

– Зря ты уготовку палишь. Друид огня не боится. Коли захочет – может и сам огнем стать.

– В друидов дочка моя на компьютере играет. – Расслабился Селивестр. – Опять сказки да байки твои, Савватей. Пугаешь меня ведь. – Он заулыбался широко – А ведь напугал. Напугал, развалина старая. Язык шершавый, что сапог вот мой. Сколько лет с тобой по лесам хожу, а все к твоим сказкам не привыкну. – Он вытер вспотевший лоб.

– Видал? До пота меня напугал – ладонь мокрая вся. – Дед помалкивал, потом сказал веско.

– У белого тигра глаз голубой, у альбиноса твоего, а у этого – черный глаз как у ворона, блескучий, словно смоляной. Даже зрачка не видать. – Сильвестр пожал налитым плечом.

– У тигра в день тоже зрачка не видать, кошка же. Зверь сумеречный. Опять напугать хочешь?

– Да, что же мне дурака, пугать то тебя? Смысл, то мне какой? Думка у меня тяжкая. Озаботился я.

– У белого тигра полоска голубая, али серая. Ну, или совсем он без полосок. А у этого – черная, не видал я тигра такого. Да, и белый тигр до росту такого не вырастает. Гибнет котенком еще. Друид – это.

– Сам ты – Друид! – Разозлился Селивестр. – У нас по лесам заимок вальяжных десятками, вот кто – то себе и прикупил зверя такого. Поит, кормит, он и вырос, и человека не боится, и тебя, поэтому не тронул. Оголодает – домой придет. Хозяин и покормит. – Селивестр замолчал. Выдохнул облегченно.

Все в его голове разложилось по полкам. Повесил ружье на ветку обратно, чтобы на земле порох в патронах не отсырел. Только пули тяжелые вытащить из стволов поостерегся.

Савватей бросил в костерок еще пару тонких веток. Вздохнул тяжко.

– Вот, все ты меня слушать не хочешь. Сказки слушаешь, а когда дело говорю – смеешься, али дураком зовешь. Уважение бы хоть имел, что ли?

Подумал про себя кротко да продолжил.

– Белый тигр, что золотой запас державный. Они наперечет все. Знали бы в лесничестве у кого какой растет. Ты же сам домашнему тигру у губернатора на заимке серьгу в ухо прокалывал, и номер в книжку записывал. А? Такому то тигру серьгу не вешал. Бумаг на него не писал.

Селивестр обреченно почесал в затылке. Получалось так, что спать ему в эту ночь не придется.

– Ну, значит – заявление напишем – дескать – видели в лесу белого тигра домашнего. Держать такого не по закону. Пусть узнают – да зарегистрируют. Вот и дела все. – Он поежился. И любопытно ему было, про то, что дед говорил и страшно тоже, вроде и находились простые причины появления такого зверя, но беспокойство не опускало. Тигр на самом деле был необычным, разумеется, если Савватей не привирал.

– Может, зоопарк, какой к себе заберет, может хозяина заставят клетку сделать, да штраф возьмут. Наше ли дело в это лезть? А, Савватей. Насуют нам с тобой панамку полную выговоров, что мы людоеда пропустили. Бегает, дескать, по тайге – спасу нет. Могут ведь и так дело перевернуть? – Савватей, словно напарника своего и не слышал.

– Три свистка у него на шее берестяных – белый, серый, да красный. – Он оглянулся, воровато, взял все-таки отложенную в сторону палку и положил в костер. Леснику ли ночью в тайге бояться? А только побежал по спине холодок.

– Дунет в белый свисток – тигр. Дунет в серый свисток – филином станет. Дунет в красный свисток – огненным шаром по земле покатиться, или в воздух улетит, а так – вроде, как и человек он. Особенный только. Не простой.