С улыбкой хищника

– Что?

– По просьбе Людмилы Федоровны я остался на ночь, на тот случай, если у Бориса Ивановича вновь начнутся странные поведения. Жена побоялась спать с ним в одной комнате. Моя комната находилась на первом этаже. Мне не пришлось спать, так как моя задача была в выявлении странных изменений в поведении Бориса Ивановича. Ночью я ничего не слышал, хотя выходил и в коридор, и поднимался на второй этаж к самой двери комнаты Бориса Ивановича. Наутро, видимо, я утомился и заснул крепким сном. Меня разбудила горничная. Она отвела меня в эту комнату. Вы видите все эти предметы?

– Да, – Громов обвел взглядом обстановку в комнате.

– Все они находились в страшном беспорядке, хотя с вечера они находились на своих местах. Я спросил у Бориса Ивановича об этом. Он ответил, что искал одну статуэтку, привезенную им из Саудовской Аравии.

– И что это была за статуэтка?

– По его словам, это был какой-то бог, не то Кафу, не то Калфу, я не помню, не все ли равно. Важно то, что ни Борис Иванович, ни его жена не смогли отыскать этой статуэтки. Я спросил у Людмилы Федоровны, а была ли она вообще? Она не смогла дать ответ. Она не помнила, чтобы ее муж что-либо привозил из последней командировки.

– Каково состояние Бориса Ивановича теперь? Я должен с ним поговорить.

– Понимаю. Как его подчиненный и друг вы обязаны это сделать, но … боюсь, что вам это не удастся.

– Почему?

– Пойдемте, сами все увидите, – продолжил доктор Черемных.

На втором этаже, у самого кабинета, доктор остановился.

– Вы зайдете один, я буду снаружи, – сказал доктор шепотом. – Я не сказал вам главного, хотел, чтобы вы убедились сами, я вызвал машину … Бориса Ивановича нужно госпитализировать, там он будет под моим контролем. Это будет безопасно, боюсь, что в таком состоянии он может причинить себе вред.

– Как вы назовете это поведение?

– Я еще не определил. Ну, идите, я буду ждать здесь.

Громов, не сводя взгляда с доктора, открыл дверь и вошел.

Борис Иванович сидел у окна в своем кресле. На первый взгляд все казалось нормальным. Борис Иванович частенько проводил время в кабинете, сидя в мягком кожаном кресле. Но что-то Громову показалось не так. Что, он пока не понял.

– Здравия желаю, Борис Иванович, – громко и приветливо сказал Громов.

Ответа не последовало. Борис Иванович по-прежнему сидел, молча, не шелохнувшись. Громов подошел ближе, и только теперь он заметил то, что не увидел с порога. Во взгляде Бориса Ивановича было что-то зловещее. Лицо было бледным, почти мертвецким, верхняя губа чуть приподнята, виднелись зубы. Выражение лица напоминало злобный оскал дикого животного. Но больше всего Громова поразили глаза. Во взгляде, направленном вверх, виднелось безумие, пересекающееся со страхом. Пальцы рук сильно сжимали мягкие подлокотники кресла.

– Доктор Черемных! – крикнул Громов в смятении.

– Дверь распахнулась, и в комнату влетел доктор. Он подошел в Громову, затем подбежал к Борису Ивановичу, схватил его за руку и начал измерять пульс.

– Он давно в таком состоянии? – спросил Громов.

– Да что вы, конечно, нет, – с волнением в голосе сказал доктор. – Когда я оставил его здесь, он спокойно сидел и почти сонными глазами смотрел вниз. Он не реагировал на слова, поэтому мне и пришлось вызвать машину из госпиталя. Но теперь, похоже, его здоровье находится под большей угрозой, чем я предполагал. Пульс слегка завышен, а вот тело …

– Что тело?

Доктор ощупал больного, оторвал руку от кресла, приподнял ее и отпустил, рука безжизненно повисла.

– Его тело не реагирует, мышцы не сокращаются.

– А его взгляд, вам не кажется, что он чего-то боится? – спросил Громов.

За окном послышался шум подъехавшей машины. Доктор выглянул в окно.

– Слава богу, приехали. Вы побудьте здесь, пока я провожу санитаров.

Доктор выбежал в спешке из комнаты. Спустя минуту двое крепких санитаров положили Бориса Ивановича на носилки и унесли. Громов проводил их до машины.

– Я навещу его завтра, – сказал Громов.

– Хорошо, он будет под моим личным контролем, – сказал Черемных.

Когда машина отъехала, на пороге появилась горничная.

– Бориса Ивановича отвезли?

– Да, он будет в госпитале. Черемных будет с ним. Я завтра навещу его. Я хотел бы поговорить с Людмилой Федоровной.

– Идемте, я провожу вас, – сказала Лиза, вытирая красные влажные глаза платком.

Людмила Федоровна, дородная дама пятидесяти лет, следящая за собой, брюнетка, на лице которой безжалостное время отразилось начинающимися морщинами. Ее большие карие глаза, так же, как и у Лизы, были утомленными со следами кровоподтеков.

– Вы, вероятно, всю ночь не спали, – начал Громов.

Женщина махнула головой в знак согласия.

– Как вы думаете, все будет хорошо? – она поглядела на Громова с тревожной надеждой, неуверенная в положительном исходе.

– Я надеюсь, с ним будет доктор Черемных. Это наш лучший доктор. Борис Иванович будет под надежным контролем. А когда поправится, вернется здоровым, и все образумится. Это какое-то временное помешательство. Скажите, Людмила Федоровна, он что-то говорил обо мне, какие-то распоряжения давал?

Она покачала головой, вытирая нос платком и, глядя отрешенно куда-то в сторону.

– Нет, кажется, нет, ничего.

– Черемных мне рассказал о ночном происшествии – беспорядок в комнате, где находится коллекция Бориса Ивановича. Он упомянул какую-то статуэтку, изображавшую бога Калфу, кажется. Борис Иванович привозил из командировки статуэтку?

– Нет, не привозил, – живо ответила Людмила Федоровна, она, казалось, оживилась. Она подняла утомленные, но подвижные глаза и беспокойно поглядела на собеседника. – Где он?

– В госпитале, его сейчас …

– Я поеду с ним, пусть меня возьмут, – ее слезы почти высохли, а в глазах была видна решимость.

– Не беспокойтесь, с ним все будет в порядке. Сейчас ему нужен покой и лечение. Уже поздний вечер, куда вы поедете. Утром вы навестите его.

– Утром? Да, да, утром, – согласилась Людмила Федоровна.

В ее беспокойном взгляде виднелась неуверенность и страх. Она тяжело опустилась в кресло, свесив руки.

Громов обратился к Лизе, стоявшей у двери, и со слезами в глазах сочувственно посматривающую на хозяйку дома.