Свидетели 8-го дня

И в чём Алекс безусловно не ошибся, так это в том, что сейчас двери в ту, за стеклом комнату, откроются, и в них войдёт некий человек, о ком у людей, находящихся по эту сторону стекла и определений, уже сложилось некоторое предвзятое представление, в котором больше, конечно, подозрений на свою личную правду, которую они и будут доказывать, а вошедший в эту комнату человек будет прежде всего самого себя убеждать в том, что его личная правда имеет право на место быть, и не просто быть, а она все остальные правды собой кроет.

И вот только дверь приоткрывается несколько неуверенно и как подумалось Алексу, то с напряжённым осторожно вниманием ко всему вокруг, как в сторону наблюдающих за этим входом человека игроков по другую сторону зеркала, начали поступать сигналы об этом человеке. Кто определённо чувствует в себе неуверенность, сомнения и ещё что-то из того, что даёт свои предпосылки тому же Алексу заподозрить его в наличие неких фактов в его прошлом, которые бы он не хотел озвучивать, и хотелось бы, чтобы о них никто не знал.

А вот когда этот вошедший человек вступил в области освещения этой комнаты, то Алекс уже смог его узнать. Это был, как-то не слишком неожиданно и в тоже время с необходимостью спросить – Омертон. А вот что вызвало у Алекса желание спросить, то это то, почему сюда первым зашёл Омертон, а не Альфис, кто всё-таки виделся для Алекса наиболее расторопным человеком. И если посещение этой комнаты включено для сотрудников этого учреждения в распорядок их рабочего дня, как, к примеру, посещение медицинского специалиста работниками транспорта перед выездом на свой маршрут, где им меряют давление, – а здесь идёт проверка на психологическую уравновешенность и устойчивость, – то прибытие сюда Альфиса первым, показалось Алексу более вероятным. А оказалось не так.

Но да ладно. А сейчас всё внимание Алекса сосредоточено на Омертоне и на его поведении в этом кабинете. И первое, на что сейчас вдруг натолкнулся Алекс в себе, при наблюдении за Омертоном, так это на мысль о том, что Омертон, как и другие посетители этой комнаты, почему-то, не смотрят на неё и не видят в ней всего того, что Алекс по заходу сюда в ней увидел – кабинет дознавания. А вся эта неуверенность в себе и настороженность вызвана совершенно иными причинами. А именно своим прикосновением к тайнам мироздания, где нужно себя вести крайне почтительно и дисциплинированно, если хочешь быть им услышанным и принятым за разумное существо.

И наличие в этой комнате зеркала на всю ширь стены, как раз отвечало всем этим задачам. Человек прежде чем задать свои вопросы вселенскому разуму, времени, должен не просто на себя посмотреть, а он должен заглянуть вглубь себя и отыскать там действительно достойные вопросы. Что, конечно, совершенно невыполнимая задача для человеческого ума, живущего разумом своего личного бытия. Но всё же эта его готовность хотя бы попытаться, будет учтена и принята.

И видно по Омертону и его поведению, где он аккуратно так занял место на самом краешке стула, и затем посмотрел на себя в зеркало исподлобья, то он на самом деле хочет получить ответы на свои вопросы, которые на этот раз в нём назрели, а не пришли прямо сейчас, на ходу.

И вот когда Алекс уже сам себя хотел спросить: «И как здесь регламентируется время задавания вопросов?», как Омертон, в одно мгновение побледнев в себе от натуги и внутреннего напряжения, начал из себя выдавливать те самые вопросы, которые его привели в такое напряжение.

– Сколько ещё я буду мучиться? – звучит первый вопрос Омертона.

– Когда же, наконец, она будет моя? – буквально вслед звучит второй вопрос.

– Должен ли я сделать то, что от меня требуют? – А вот третий вопрос прозвучал как-то скомкано, без возможности переспросить Омертона. Кто тут же слез со стула и вперёд на выход из комнаты. Оставив после себя и этого его последнего вопроса, определённо центрального, от решения которого зависят ответы на остальные вопросы, уже свои вопросы у прежде всего Алекса. Кто в первый раз находился на вот таком сеансе откровения, и он себя почувствовал в некоторой степени не по себе оттого, что он сам того не хотя и, пожалуй, не ожидая этого, оказался свидетелем копания в своей душе человека, где эти его вопросы были стонами его сердца и сознания.

И Алекс было рефлекторно дёрнулся в сторону Максимилиана, кто точно знает ответы на все задаваемые в этом помещении вопросы, но дальше этого не пошёл, почувствовав в себе категорическое нежелание знать ответ на вопрос откровенности, который здесь в первую очередь все задаются подспудно.

Да и в общем, Алексу в этом ещё и повезло. Ему для всего этого не представилось времени зашедшим сейчас в это помещение Альфисом. Кто своим появлением перебил все обуявшие Алекса мысли, переключив всё его внимание на себя. А вот его поведение в этом кабинете было несколько отличным от Омертона. И он чувствовал себя здесь определённо раскованней и уверенней, чем Омертон. А вот с чем было это связано, с тем, что ему нечего в себе от всех скрывать или же он так часто каялся, что для него всё это вошло в привычку, то этого вот так, без того, пока Альфис не задаст свои вопросы к вечному, никак не узнаешь.

Впрочем, даже после того, как он задал свои вопросы, к нему тоже остались вопросы у всё того же Алекса. Но видимо так и должно быть. Ведь они находятся в кабинете для вопросов. И любые здесь действия рождают собой новые вопросы. А вот в комнате ответов, всё наоборот. И там даже самые вопросительные события дают тебе ответы на то, что ты до сих пор и знать не знал, как разгадать. И только Алекс начал через себя прогонять ощущения от этой встречи с Альфисом, как тот начал задавать свои вопросы.

– Смогу ли я обмануть судьбу? – задаёт первый вопрос Альфис, иронично и самонадеянно так посматривая на себя зеркало, которое, конечно, в первую очередь отражает его, а уж затем только… Внешние прерогативы, так считать, что подразумевает этот его вопрос. И основания для этого у Альфиса заключаются в том, что он насквозь видит сущность того, что скрыто за покрывалами тайн и вот таких зеркал с двойным дном. Там нет ничего до тех пор, пока он это ничто не заполнит собой. И задаёт он этот вопрос лишь с одной целью – наполнить этим новым смыслом ничто, и запустить процесс выполнения задач его мироздания.

– Могу ли я на неё рассчитывать? – а вот этот второй вопрос большей конкретики Альфиса, уже относился к процессу реализации поставленной им в первом вопросе цели.

– Мне ли одному всё это нужно? – третий вопрос Альфиса, скорей всего, заключал в себе поиск для него соратников и наоборот, недругов. Где с одними он захочет разделить радость победы, а на вторых придётся списать горечь неудачи.

И на этом как бы здесь всё. И Альфис быстро покидает это помещение, чтобы с той же быстротой добраться до помещения ответов. А почему он так в этом плане спешит? То уж точно не из-за желания поскорей развеять для себя сомнения. А Альфис, однозначно много на себя беря, в плане самонадеянности размышления в сторону того, кто ему будет давать ответ на его вопросы, решил, что он таким способом не даст тому времени пораздумывать над его обманом, и вселенскому замыслу придётся выдать ему свои самые реалистичные мысли на его счёт.

– Идём. – Как-то очень неожиданно звучит голос Максимилиан, а всё потому, что Алекс совершенно забыл о его присутствии здесь, уж очень сильно углубившись в происходящее. И оттого, наверное, Алекс не сразу сообразил, что тот от него хочет.

– Куда? – недоумённо спросил Алекс.

– В комнату для ответов. – С долей недоумения даёт ответ Максимилиан. Алекс выказывает понимание Максимилиана, и они выдвигаются в сторону выхода отсюда вначале, а затем тем же путём, сказать сложно будет неправильно, а вот подобным, окружным путём до входа в подобное служебное помещение, то это было прямо сейчас сказано.

А вот здесь, в этом служебном помещении, служащим для дачи ответов на ваши вопросы, ничего отличного от комнаты для вопросов не было. И более того, она была один в один, как её практически наперсница, в чьи задачи входит вас выслушать и дать оценку вашей всей этой вопросительной деятельности.

При этом, когда Алекс с Максимилианом зашли внутрь этого служебного помещения, на другой стороне этого кабинета, там, за стеклом, уже находился Омертон с покаянным выражением и положением лица. На которого посмотришь, и только одно на его счёт решишь. Он считает, что приговор ему уже вынесен и он обжалованию не подлежит. Хотя надежда в нём всё-таки ещё есть, и он готов прислушаться к голосу разума в себе, который может в самом беспощадном для него вынесенном приговоре найти для себя внутренний подтекст, дающий возможность избежать этого приговора.

И вот только Алекс набрал воздуха, чтобы влиться в эту среду, как раздаётся со всех буквально сторон объёмный голос, который и озвучивает совсем-совсем короткие ответы на ранее заданные вопросы Омертоном, где он после озвучивания каждого для себя ответа, как под тяжестью только что взваленного на него груза подгибается в себе:

– Всегда. Никогда. Как считать.

Ну а как только голос неизвестности, по своим физическим характеристикам очень похожим на голос всемирного тяготения, который так и вдавливает тебя своими откровениями и знаниями тебя, как самого ничтожного и никчёмного элемента жизни, и другого тебе не дано, всё это проговорил, и как Алексу показалось, то развеялся дым после выстрела из пушки, то Омертона и след очень неожиданно простыл. И сейчас в его половине помещения стоит одиноко стул и своим одиночеством навевает на множество мыслей Алекса.

И как предполагал Максимилиан, то все пришедшие сейчас Алексу мысли при виде этого скорого покидания места здесь Омертоном, всё были ответного, не вопросительного характера. И Алекс даже не думал себе задавать очевидные вопросы по следам этого быстрого убытия Омертона: «А что его так в этих ответах всполошило? И куда это он побежал?». А Алексу многое открылось и стало ясным из всего происходящего с Омертоном, и того, что тот хотел узнать от времени посредством этих вопросом его сомнений и нерешительности. И единственное, что не мог правильно или хотя бы с большей вероятностью для себя решить Алекс, так это в какой очередности выбрал Омертон данные себе ответы на свои вопросы временем.