Алхимия и амбивалентность любви-2

– Если только в самый ад. – Не так уж и с иронизирует Леонид в ответ, готовый провалиться в самый ад от таких на сегодня унижений своей гордости и гордыни.

Но вот окно начинает постепенно опускаться, и Леонид ничего с собой не может поделать, как начать проявлять видимое со всех сторон любопытство и нетерпение знать, с кем ему таким судьбой навязанной способом назначена встреча.

И вот чёрт! Опять не выдержанно в себе Леопольд приоткрывает завесы своего остервенелого желания видеть сейчас перед собой именно этого человека, кого он так сугубо претенциозно и интеллектуально называет.

А Татьяна, если что, то ничего не имеющая общего с тем, с чем в своём исступлении имеет общего Леопольд, максимум она стерва, не подавая виду в сторону заждавшегося в предел видового приобретения Леопольда, выходит из автомобиля самолично, без привлечения в свою сторону со стороны Леопольда принципов и форм этикета (она принимает в расчёт его растерянное состояние), останавливается строго напротив него и изучающее на него смотрит, ожидая от него первого слова, ведь последнее всегда остаётся за ней.

А Леопольд отошёл от первого шока, и даже начал осваиваться к тому положению, в которое его, нет, не поставили, а его заманили в эту ловушку.

– Татьяна. – Лёгким кивком приветствует Татьяну Леопольд, отдавая должное факту его прибытия и перед собой нахождению. Плюс он даёт ей понять, что он её запомнил и не собирается забывать, как минимум при личной встрече.

– Леопольд. – Зеркальным способом отвечает Леопольду Татьяна, давая ему понять, что и она не пальцем деланная и всегда найдёт, что ему ответить соответственно.

– С вами всё в порядке? – Спрашивает Татьяна.

– Безусловно. – Без заминки даёт ответ Леопольд.

– Мне показалось, что вы чем-то удручены, и может быть даже расстроены. – Делает свои выводы Татьяна, когда её об этом никто не просил. Что видимо становится последней каплей в чаше терпения Леопольда, чего он уже терпеть не намерен. И он выскажет Татьяне всё, что она заслуживает, и заслужила своим, ни в какие разумные ворота не лезущим поведением.

– Я всегда считал, – с глубоким акцентированием на личном я, являющимся самым важным звеном во всяком счёте, к которому всё остальное приложится, отвечает Леопольд, – что пунктуальность прерогатива и ваших в том числе высочеств. – А вот что это такое сейчас было со стороны Леопольда, считающего родовую ветвь Татьяны за нечто побочное, то этого уже она терпеть не намерена, оправдывая эти отклонения в сторону сердиться и обзываться Леопольдом на его нервное состояние.

– Как и умение держать марку, сохраняя лицо. Я верно понимаю? – с такой предельной жёсткостью вопросила Татьяна, не сводя своего пронзительного взгляда с Леопольда, что тот самопроизвольно попятился назад.

– Верно. – Ничего другого не остаётся делать Леопольду, как сквозь зубы процедив, во всём согласиться с Татьяной. Но при этом он не может удержать в себе своё возмущение таким фактом загнанности себя в тупик. – Я всегда считал, что принцессы все сплошь избалованные особы. – Вот такую, в высшей степени неучтивость и чуть ли не оскорбление высказывает Леопольд, ставя под сомнение весь институт воспитания царственных особ. Кому, получается, что не прививают в процессе их обучения и воспитания нравственных начал, а им во всём потакают из своих внутренних побуждений, и тем самым их с самого детства может и не развращают, а из них делают ни к чему самостоятельному не приспособленных людей. Кто ничего сам не сможет делать без участия и помощи со стороны доверенных лиц – их учителей. И теперь становится ясна стратегия людей, взявшихся за обучение царственных особ, они создают на внутреннем уровне от себя зависимость людей по своему факту рождения зависимых только от одного, от своего места при короне.

Что, естественно, возмутительная для слуха всякой принцессы вещь, прямо коробящая их и приводящая Татьяну в состояние предельной с концентрированности на гневливой мстительности.

– А что насчёт себя можете сказать. – С вызовом делает это заявление Татьяна. – Вы что, в других условиях воспитывались? Неужели крестьянский труд на себе пробовали или испытывали? А ну, покажите свои руки. – Очень вдруг и неожиданно для Леопольда делает такое заявление Татьяна, да ещё и при этом его хватает за запястья рук, что Леопольд в себе весь теряется, и не может дать никакого ей сопротивления, отдавшись полностью в её руки.

А Татьяна в один поверхностный взгляд убедилась по рукам Леопольда в своей правоте, и с той же небрежностью откинула от себя руки Леопольда, обескураженного в предел таким своим одноразовым использованием – попользовалась и бросила – и вот к какому выводу пришла. – Фи. – До чего же противно морщит с такими звуками свой носик Татьяна, брезгливо смотря в сторону рук Леопольда, как будто в них содержится нечто такое, что вызывает только одну тошноту. Отчего у Леопольда даже руки вспотели от такого на них психологического давления, и он принялся их об свои брюки вытирать. – Нет в них ничего такого в помине. – А вот это уже предельно возмутительно своей фальсификацией действительности. И если физически сейчас в руках Леопольда ничего и нет, то формально в них находятся бразды правления его княжеством. Так что нечего лезть в те вопросы знаний, в которых вы не имеете познаний.

– Как это понимать?! – а вот так Леопольд собрался поставить на место зарвавшуюся Татьяну, которой он слишком уж много позволил. Хватать себя за руки ладно, но делать из этого хватания не верные выводы, это уже неприемлемо.

– Нашла коса на камень. – Даёт, да ещё и с усмешкой вот такой удивительный ответ Татьяна, вгоняя Леопольда в умственную паузу.

– Что? – ничего не понял Леопольд.

– Любите пословицы? – ещё больше озадачивает Леопольда своим ответом Татьяна.

– Какие ещё пословицы?! – уже ни черта не понимает Леопольд.

– Да разные. – Усмехается Татьяна. – Всё равно они все сводятся к одному. К познанию человеком своей недалёкости.

– Это на кого вы намекаете? – сурово так вопросил Леопольд.

– А разве это нужно? – вопросом на вопрос отвечает Татьяна.

– Нет. Вам меня не заговорить. – Ставит перед Татьяной стоп-сигнал Леопольд. Да куда там. Татьяну не остановить.

– Так вы что, болтун? – прямо сбивает с основания стоять крепко Леопольда Татьяна.

И опять Леопольд разориентирован в пространстве и потерян, и только и может, как зацикливаться на своём: «Who?».

– Может, начнём с начала? – вдруг резко в себе видоизменившись в сторону быть серьёзной, делает предложение Татьяна.

– Начнём. – Букой соглашается Леопольд.

– С чем пришли? – задаётся вопросом Татьяна.

А вот на этот вопрос Татьяны у Леопольда, как сейчас выясняется, есть заранее заготовленный ответ.

– Один момент. – Говорит Леопольд, щёлкая поднятыми вверх пальцами руки. А вот куда был направлен этот его сигнал, то это может проследить Татьяна в сторону стоящего неподалёку автомобиля, из которого в момент выходит некто, выхолощенный возложенными на него задачами и их нормативами выполнения, и в его руках находится коробка из-под обуви. И Татьяна, завороженная своей озадаченностью в сторону разгадки содержимого этой коробки, не может оторвать своего взгляда от этой коробки.

– Что это? – всё же Татьяна была подловлена Леопольдом на своём любопытстве, которое не дало ей выдержать паузу, когда посыльный Леопольда принёс коробку и встал напротив Татьяны, смиряя и одновременно разгоняя её дух такой близостью от неё загадки и разгадки содержания этой коробки.

Ну а Леопольд ожидаемо не торопится раскрывать ей загадку этой коробки, он хочет всё это дело растянуть.

– В качестве примирительного жеста и знака особенного внимания, – говорит Леопольд, – прошу принять от меня этот презент. – Леопольд снимает крышку с коробки, и для Татьяны раскрывается загадка этой коробки, содержащей в себе номинально спортивную обувь для игры в теннис, для игры в который они здесь и встретились, ну а если посмотреть на этот, так называемый презент, дальновидным взглядом Татьяны, то это обувь в последнюю очередь. – Знаю я, что это за жест такой. – Смотря на обувь, рассудила про себя Татьяна. – Хотите заключить меня в границы понимания и обозначения моего места в жизни, сдавив через тесноту этой обуви, а может, наоборот, через широту данных именно вами мне свобод мою волю к жизни, и тем самым подмять меня под себя. Ничего у вас из этого не получится, Леопольд. О чём я вам ответственно отвечу, и можете не беспокоиться, своим не отказом от неё, – я не буду упирать на их не подходящую мне миниатюрность, – а своей игрой на поле, которой ничто не сможет помешать одержать над вашей заносчивостью и зазнайством победу. Даже этот ход с подставным подарком в виде этой обуви, чья цель одна – ограничивать мой ход и ставить мне подножки своим невероятным трением от их стеснения моих ног.

А вот вслух Татьяна выразила признательность заботой о себе Леопольда, правда у неё есть некоторые сомнения в верности глазомера подручных Леопольда, кто, всего вероятней, и стояли за сбором информационной составляющей насчёт размера её ног.

– Думаете, подойдут? – рассматривая обувь, задаётся критически для всех сторон этого разговора вопросом Татьяна, не смотря не прямую на Леопольда, а смотря на прикрытую его лицемерием ехидную ухмылку искоса.

– Крайне сомневаюсь. – Вот как смотрит Леопольд на свой выбор обуви для Татьяны, кто, по его сугубо авторитетному и авторитарному мнению, не соответствует ни одному стандарту, присущему отпрыску царственного рода, в частности принцессе. Для проверки чего, этого соответствия, Леопольд и прибегнул к этой уловке с преподнесением ей этого презента. И посмей только Татьяна не принять этот его фигуральный тестиметр на предмет вашего соответствия к предъявляемым в вашу сторону требованиям венценосной стороны, мигом вы будете вычеркнуты из списка людей в глазах Леопольда осязаемых.

И Татьяна даже представляет каким фарсом он обставит этот процесс её нежелания надевать не собственноручно выбранную обувь.

– Неужели?! – приторно и притворно удивится Леопольд нежеланию Татьяны принять столь дорогой сердцу Леопольда подарок, а если знать насколько скуп и прижимист Леопольда в плане оторвать от себя хоть что-то, то она поняла бы, на какие жертвы он пошёл ради неё. – Вы считаете, что они вам не подходят лишь по тому, что я их вам подобрал. И значит, есть первейшая вероятность в том, что я ошибся размером. Но я действовал исходя из метрики причин нашего общего значения, принцепса, в чьих рамках действий мы с вами существуем, и значит, не можем ничего предпринять и сделать вне этих рамок. И если что-то подобное происходит, то это указывает на отсутствие в нас этого природного принцепса. – И с таким, бл*ь, посылом в сторону ног Татьяны это принципиальное хамло смотрит, так иезуитски утверждая только за собой право быть тут принцепом, да ещё и на римский манер, что Татьяне ничего другого не остаётся делать, как принять этот его подарок с секретом.

– Идёмте. – Говорит Татьяна, забирая обувь из коробки, поразительно похожую на ту, которую Адам держал в руках при передаче её…вот чёрт! Именно этому типу, как только всё это сейчас заметил Адам, чуть присев в коленях. А дальше…А дальше для Адама, как и для того человека, кто, уже по его сугубо личному мнению потерялся, этот человек неожиданно им находится, оказавшись лицом к лицу с Адамом.

– Надеюсь, ваша бледность лица, которую вы с навязчивым постоянством демонстрируете мне при нашей встрече, не есть ваша аллергическая реакция на мою встречу. – Сразу отметая все второстепенные, приветственные слова, Ламбада Розальевна, кто и был тем самым на данный момент для Адама ожидаемым человеком, поставила его перед фактом своей неготовности и давайте уж соберитесь с собой к встрече с ней, и с тем, что она для него в этом месте спортивной геолокации приготовила.

– Я при ярком солнце почему-то всегда бледнею. – Вот такую глупость сподобился ответить Адам.

– Сочту за комплимент. – Отвечает Ламбада Розальевна, и больше ничего не говорит, молчком смотря на Адама и на то, как он выпутается из этой мало информативной для него ситуации.

– А почему стадион? – спрашивает Адам, ничего более умного не придумав.

– Разве вам будет предпочтительней проверять ваше кардио в душной кабинетной обстановке. – А вот этот ответ Ламбады Розальевны вносит некоторые прояснения для Адама в причинах этой назначенной ею для него здесь встречи. И остаётся невыясненным для него, почему всё-таки за его физическое здоровье так в последнее время все взялись. Ламбада Розальевна, как ещё не забыл Адам, всё-таки занимается психологической составляющей, и причём тут тогда его физическая метрика. Но задаваться он этим вопросом к ней не будет, будучи уверенным в том, что она точно обоснует связь между физическим и нравственным здоровьем, которую, впрочем, и он не отрицает.

– Нет. – Вот так противоречиво соглашается Адам, а дальше они следуют на сам стадион, чтобы приступить к измерению всех параметров его сердцебиения и всего того, что связано с так называемым кардио окружением Адама. Ещё и сомневающегося в том, что профилактические и физиологические процедуры проводятся на стадионе, а не в каком-нибудь специализированном больничном кабинете среди таких же как и ты больных своих здоровьем людей. А разве ему ещё непонятно, что такая дискриминационная и довлеющая на тебя обстановка не просто медицинского кабинета, а ассоциированного кабинета со всякими с тобой физиологическими проблемами в самом лёгком случае, а вот если в тебе имеет место сложная для понимания обычных людей психология, то от себя ты точно не убежишь, наводит и направляет твои мысли не в самую для тебя здоровую сторону. И тут синдром белого халата так повышающее твоё артериальное давление есть только прелюдия к другим синдромам, которыми ты вскоре будешь охвачен.

А вот здесь, на стадионе, где всякий человек не просто занимается спортом, а он по факту разбрасывается своим, переполняющим его здоровьем, физическими и душевными силами, ты и чувствуешь себя соответственно. Так что в предложении Ламбады Розальевны проверить здоровую самооценку Адама, было своё разумное зерно. И Адам, видя здесь в отличие от больничных палат, погруженных в уныние и пессимизм, здоровый оптимизм и стремление людей всем этим с тобой делиться на беговой дорожке, и сам начинает широко дышать своей грудью.

– Вот держите. – Перебивает все мысли Адама Ламбада Розальевна этим к нему обращением. И Адам не сразу поймёт, что она ему даёт, и он берёт, принявшись в руке вертеть микроскопическое устройство, задаваясь вопросом: Что это?

– Наушник. – Как само собой разумеющееся говорит Адам.