Псих

Так что необходимо было срочно перевести разговор, и Белиал спросил:

– Я, знаешь, заметил, что в последнее время наша ангельская братия всё чаще устремляет свой взгляд в небеса. Что, по-моему, не может не тревожить.

– А, что тут удивительного-то. Ха-ха! – прохаживаясь вдоль своего кабинета, засмеялся Баал. – Куда смотришь – то и приходиться видеть, а значит – и осмысливать. А раз перед нами постоянно маячат небеса со своими прелестями – что поделать? Вот и приходится, может и не желая того – упоминать их в разговоре.

– Ну, это только отговорки. Ведь необязательно задирать голову, поглядывая ввысь, а оставаться верным своему делу и продолжать работать. А если уж так невтерпеж – всегда можно заглянуть в себя и отдохнуть, – отвечает, имеющий право на сомнения, Белиал.

– Но ведь небесная рать, со своей стороны, видя наши взгляды на них, пребывает в смущении и тревоге, и тем самым нервничая, допускает больше ошибок в своих действиях. К тому же, закон материальности никто не отменял, и снаружи всегда видней, чем изнутри, сколько бы ты не старался заглянуть в себя, – заявил, остановившись напротив своего критичного собеседника, Баал.

– Ну ладно, давай по делу, – понизив свой голос, заявил Белиал.

– Значит так, необходимые наработки уже есть. Уже направлена группа для сбора всех нужных компонентов, плюс параллельно этому: одному младенцу был имплантирован блокиратор, и он, можно сказать, так и остался девственно чистым без этих икс-примесей. Сейчас мы ведём за ним постоянное наблюдение, и как только будут собраны все компоненты и проведены подготовительные аналитические работы – можно будет запустить процесс отторжения, – проговорил Баал и стал ждать реакции своего визави, который не спешил с ответом, предпочитая в своих действиях (при всём своём обманчивом юном виде) тягучую неторопливость, которая всегда слишком дорого обходилась его оппонентам.

– А какие есть гарантии того, что всё пойдёт по плану, и он будет поступать так, как нам того нужно? – следует тягость речи Белиала.

– Ну это уже не ко мне. Ведь даже договор с Диаволом, не дает того, чего от него ждёшь. Хотя это может, и крамольно звучит, – хихикнул Баал.

– Что ж, надо будет покумекать, – вставая со своего места, сказал Белиал, подошёл к столу, за который вновь уселся Баал и, уперев руки в столешницу, наклонился к нему и тихо спросил. – Ну, а от меня-то что требуется? – обдал смертельным холодом он Баала, который хоть и был ко многому привычен, но Белиал умел охладить пыл любого, и даже адский огонь, бушевавший в груди у самых стойких приверженцев Люцифера, обволакивался ледяной коркой смертельного холода, который изливал Белиал.

– Всего-то ничего, – задёргал глазом Баал. – Раз дело требует беспристрастности – нам нужен независимый проводник.

– А разве… – хотел было что-то сказать Белиал, но вдруг замолчал и, выпрямившись, задумался, после чего сказал. – Хорошо. Я переговорю с теми, от кого зависит принятие решений, – после чего Белиал направляется к выходу и скрывается за дверьми.

Баал же, всё также оставаясь на одном месте, не сводит своего взгляда с дверей. При этом кажется, что в его голове идёт борьба между несколькими весьма противоречивыми мыслями. После чего он выразительно хмыкает и выдает вслух:

– Гарантии ему подавай… – затем он вдруг подскакивает с места, сложив пальцы руки в многозначительный знак из трёх пальцев, который по степени авторитетности употребляется даже чаще, чем слово «чёрт».

Что же касается употребления этого знака в данный момент Баалом – он резко выбрасывает руку вперёд и кричит:

– А вот этого ты не хочешь?! – затем приходит в должное равновесие и, садясь обратно в кресло и сложив руки в замок на груди, начинает делать прикидки. – Ему-то хорошо. Он в любом случае и при любых результатах отмажется, заявив: что он так и знал, а, что – знал, разве будет важно? А вот ему-то потом придётся держать ответ и если не перед Люцифером, то, или силовики из ведомства Агареса, или из комиссии Астароты по чистоте «Славы» найдут, что предъявить ему, вплоть до измены, а это прямиком ведёт из свободных в заключенные. – Потирая виски, думал Баал, который, впрочем, и завертел все эти дела. – Сомнения, есть ключ ко всему, – любил частенько говаривать он, чему и следовал на протяжении всего своего существования.

– И что получается: всю грязную работу выполняем мы, когда те, наверху, только указывают нам, что нам делать и как себя вести, а что тогда изменилось в результате нашего восстания? – сидя по вечерам у себя в кабинете, мучился вопросами он. – Выходит, что мы, так и не добившись признания, просто были переведены на другой уровень труда во славу Господа. Но тогда какой смысл находиться здесь, если можно, покаявшись, вернуться наверх, в блеск славы Господа, – вскакивал он с места, прохаживался по кабинету, после чего, успокоившись, садился назад для дальнейших своих откровений. – Тогда, что получается? Либо Люцифер действовал по тайному плану, согласованному с Господом, тем самым обманывая нас, – что, впрочем, требует основательного осмысления, для чего, собственно, нужна была эта скрытность, неужели каждый для себя не посчитал бы за честь служить на этом фланге ответственности? Нет, всё же это совсем не вяжется с божественной сущностью, и он не мог так поступить с нами, – либо все же Люцифер окончательно поглупел из-за своей гордыни. Что, собственно, дела не меняет, и если его устраивает нахождение здесь, то меня это не волнует, – ударом по столу заканчивал свой блок размышлений Баал.

– Пожалуй, Белиала можно будет убедить в том, что наше положение несправедливо, и его может изменить лишь кардинальная модификация системы, – прикидывал Баал дальше, вспомнив как один из высших сановников – Белиал, после назначения Вельзевула не смог сдержать эмоции у него в кабинете и, брызгая слюной, кричал: «И знаешь, что он мне говорит? Мол, Вельзевул – физико-актуален для этого, а мне сует министерство без портфеля, заявляя: что я, по его мнению, как самый преданный его соратник – выше всего этого и, значит – обойдусь. Ха-ха!». – От его смеха тогда дрожали стены, что было довольно странно для Белиала, стоящего в первых рядах не избыточности суеты.

После того памятного для Баала инцидента, он, не имеющий привычки забывать, и решил заручиться поддержкой Белиала.

Конечно, Баал не мог напрямую высказать тому свои мысли, это грозило ему в подозрении на безыдейность. Ведь, кто знает, как себя поведет Белиал, желающий любых путей для достижения своих целей?

Хотя, конечно, и тот мог подумать, что по отношению к нему проводится провокация.

Так что Баалу пришлось завуалировать свой план, скрывая истинные причины задуманной им операции.

До Белиала было доведено, что (по его – Баала – оперативным данным) со стороны Ада ведутся сепаратные переговоры с одним из представителей архангельской братии, и как ему подсказывает чутье, возможно, за ними стоит сам Гавриил, а значит переговоры санкционированы Самим.

– Дальше, – последовал жёсткий ответ Белиала, стоило только Баалу замолчать.

– Информация ещё не полная и слишком путанная, но в общих чертах, ситуацию можно обрисовать так: они хотят купировать последствия, вызванные результатом соблазнения Евы, после чего и был испробован тот плод с древа познания, – сказав это, вновь замолчал Баал.

– Но как? – не усидел на месте Белиал.

– А вот в этом, как раз нет ничего сложного. Нужно всего лишь собрать тот химический ингредиент, который вследствие употребления им плода с древа познания впитался в человека. Ну, а затем – найти неподверженного изменениям мужа и представить его Господу. После чего получить прощение и вернуть себе своё место на небесах, – выдав всё это, Баал замолчал и изучающе уставился на Белиала, который совершенно потеряв покой, то садился, то вскакивал с места.

– Я что-то подобное предвидел! – в очередной раз подпрыгнув с места, зарычал Белиал, потом прошёлся вдоль стола Баала, остановился и, посмотрев внимательно на того, неожиданно тихо спросил. – А мы можем их опередить?

Услышав это (а это было то, чего он жаждал услышать), внутри Баала всё радостно закипело (что, впрочем, должно было остаться незамеченным), и он, помедлив, бесстрастно спросил Белиала:

– Вы говорите о том, о чём я подумал.

«А ты, старый лис, предлагаешь это мне озвучить!», – смотря прямо в глаза Баала, подумал Белиал, но сказал вслух совсем другое:

– Да, действуйте по вашему усмотрению. Если что, моя поддержка будет вам обеспечена.

«Ах ты, паразит, всё на меня хочет повесить!», – ответно улыбаясь, Баал посмотрел в немигающие глаза Белиала.

– Сделаю всё, что в моих силах, – ответил Баал.

– Ну и хорошо, когда есть взаимное понимание, – завершил разговор Белиал.

После этого памятного разговора и завертелась подготовка операции, в которой первый шаг с младенцем был поручен Асмодею, с чем он прекрасно и справился.

Параллельно этому были подготовлены и отправлены на Землю для сбора данных команды из числа доверенных Баалу ангелов. Контакты с небесными ангелами (опять же, в силу секретности дела и нежелательности увеличивать круг посвященных) предполагалось поручить тому же Асмодею, который был всегда не прочь поработать на таком участке соблазнительной деятельности.

– А вот и ты, – заметив Асмодея и, развернувшись к двери, сказал Баал. – А я, видишь ли, предаюсь философствованиям, глядя на эту картину, – повернувшись к висящей на стене, позади от его кресла, картине и, сложив руки на груди, произнёс Баал.

– Что-то новое для себя увидели? – усмехнулся, подойдя к нему, Асмодей.

– А знаешь – да! И я считаю, что это вполне закономерно. Все течёт, всё меняется, и вместе с этим – и мы, которые, хоть и не столь сильно подвержены изменениям, но, тем не менее, моё сегодняшнее видение – совсем не то, что вчера. Так что, если картины только физически, ветшая от времени, видоизменяются, то для меня – не это главное, главнее – когда я сам (или моя субъективность наблюдения) внутренне изменяется и уже видит в ней совсем другое, – изредка переводя свой взгляд на Асмодея, взирающего на картину, выразился Баал.

– Всё относительно, так бы выразился этот человек с портрета, – с иронизировал Асмодей, который, по мнению Баала, не слишком уважителен к серьезности, что, впрочем, не мешало Баалу относиться к тому серьезно.

– Хм… А теперь скажи мне, почему этот портрет (подумать только, какого-то человека?!) висит здесь на самом видном месте, в кабинете начальника тайной канцелярии. А? – снизу взглядом упёрся в подбородок Асмодею более низкий Баал.

– Да кто вас знает? Может это у вас прихоть такая, или же повесили, чтобы смущать посетителей? – попытался сохранить расстояние между собой и Баалом Асмодей, пятясь назад.

– Я тебе скажу вот что: на моём месте и в моём положении, надо иметь не просто верования, а убежденность в своей уверенности, что не одно и то же. И как говорил один человек: «Убеждение – это разумная значимость суждения, имеющее объективное, достаточное основание для признания его истинности…», – чем я и руководствуюсь в своих действиях. Так что я тебе дам один совет, каким бы он странным не звучал из моих уст: иногда очень полезно прислушаться к человеку, – приблизившись к уху собеседника, прошептал Баал.

На что Асмодей немного поморщился, но, тем не менее, не изменил своей привычке иронизировать:

– А не боитесь обвинений в пристрастии?

– Ты же знаешь, где все те обвинители, – лучезарно улыбнулся Баал, отчего на мгновение даже затмил горящий свет лампы, затем отошёл от Асмодея и, вернувшись к картине, продолжил распространять свою мысль. – Это языческое изображение Эйнштейна, как нельзя лучше отражает отношение человека к миру, что и страшит многих там, наверху. Тебе не кажется странным противопоставление языческого, то есть народного, теологическим воззрениям, которые, по сути, и должны служить человечеству, но в реальности противопоставили себя ему, считая народность недожитком развития разума. Выходит, что там, где должна главенствовать вера, место занял разумный научный подход, который и близко не подпускает к себе всякие языческие верования, считая их не просто недоразвитием, а в некотором роде – атавизмом.

– Так я понимаю, это нам на руку, – ответил Асмодей.

– Да ты меня снова не понял, – дёрнулся Баал, недовольный недогадливостью Асмодея. – Получается, что мы – противники человека – на самом деле оказываемся ближе к нему, чем радеющие о его благе небеса.

– Ах, вон оно что… – сделав глубокомысленный вид и придерживая свой подбородок, сказал Асмодей, потом выдержал паузу и спросил. – И что теперь?