Гиперпанк Безза… Книга вторая

– Встречаемся через… – здесь Валькирия задумалась, видимо в уме просчитывая, сколько понадобится им времени для своей акклиматизации в новом образе (так вот зачем она решила разделиться, – догадался Алекс, – нервничает из-за того, что её новый вид не будет как прежде приниматься окружающими людьми, всё-таки привычка быть не на последнем месте в людском внимании вещь неистребимая) до пункта назначения, обозначенным как место встречи, – минут сорок пять будет достаточно. – Добавляет Валькирия, сопроводив собой сказанное взглядом на наручные часы. А вот у Алекса часов нет и как он будет тогда ориентироваться в пространстве, чтобы не опоздать. Впрочем, он этим вопросом не задаётся, его интересует более актуальный вопрос.

– А где встречаемся-то? – спрашивает Алекс. А Валькирия ведёт себя более чем странно. – А я что, не говорила? – с долей удивления спрашивает Валькирия, при этом смотря на Алекса с чётко прослеживающим посланием – имеющий сердце, сам найдёт это место.

И Алекс в каком другом случае с этим её условием завоевания её внимания и чего ещё другого согласился бы, но сейчас, как он понимает, перед ними ставятся куда как более сложные задачи, вот он и говорит всё как есть. – Нет, не говорила.

– Тогда Гермес-центр. – Говорит Валькирия так, как будто её это заставили говорить. А почему создалось такое ощущение у Алекса, то, наверное, потому что он её заподозрил в желании соединить в одном приятное с полезным. А именно: она хочет в этом торговом центре под свой новый образ поменять полностью свой имидж, прикупив для себя одежды, и вполне возможно, что проведя все эти траты в последствии через бухгалтерию их службы, как затраты на обслуживание конспиративного задания (как это она сумеет сделать, то это другой вопрос, было бы только желание, как говорят люди с возможностями, а они у Валькирии точно есть). И как не трудно догадаться, как в таком случае и при таких возможностях Валькирия себя, с достойным лучшего упорством поведёт, отдаваясь полностью этому моменту необходимости себя преобразить.

И ещё одно сейчас догадливо понял Алекс насчёт желания Валькирии разделить их группу для прибытия в этот пункт назначения, она хочет раньше его туда прибыть, – до этого центра максимум минут пятнадцать идти, – и спокойно, без приглядывания с его стороны, выбрать для себя новый образ, чтобы потом его поразить этим своим новым видом. Несколько, конечно, поспешно так рассудил Алекс, не понимая совершенно природу вещей, интересующих от случая к случаю современницу. Кто, конечно, идёт в ногу со временем, теперь с большими скоростями обрабатывая необходимую для создания своего имиджа информацию, но в тоже время они не гнушаются тратить чуть больше, чем следовало времени на физическое выражение подчёркивания своего внешнего вида и имиджа.

В общем, если всё так есть насчёт Валькирии, как себе тут решил надумать самоуверенно Алекс, и она хочет без оглядки с его стороны и внимания побыть наедине со своим выбором одежды, то ей понадобится куда как больше обозначенного ей времени. А это значит лишь одно – в эти расчёты Алекса закралась одна существенная ошибка. А вот какая, то сейчас с этим не разобраться.

Но Алекс не хочет никак признаваться в ошибочности этих своих расчётов насчёт Валькирии, и он, чтобы подыграть этой своей версии понимания Валькирии, идёт на хитрость, озадачившись вопросом времени. – А не мало ли времени? – задаётся вопросом Алекс.

А Валькирия смотрит на эту его озадаченность под своим углом зрения – хочет Алекс пообтереться в своём новом образе, вот и запрашивает у неё таким образом побольше времени. Валькирия смотрит на часы, в уме опять делает какие-то вычисления, и да, соглашается выделить ещё с полчаса времени Алексу для своей адаптации.

– Но не больше. – Говорит Валькирия, на этом ставя точку с запятой в разговоре. – Встречаемся рядом с фонтаном, на прилегающей к торговому центру площади. – А вот теперь точно ставится точка Валькирией, бросившей запоминающийся взгляд на Алекса, и развернувшись к нему спиной, принялась шаг за шагом удаляться от него в свою незримую для него даль. Далее Алекс, глядя ей вслед мог запросто поддаться романтической обрисовке их расставания на век, в трагической интерпретации этой истории о двух одиночествах, ставших жертвой служебной этики, не дающей их сердцам соединиться, но он не поддался на такие регрессивные мысли, считая себя большим оптимистом, и значит, не время и на этом вопросе ставить точку.

К тому же время не ждёт, особенно тогда, когда оно лимитировано. – И да, сколько сейчас времени? – Вопросил себя Алекс, вдруг обнаружил, что он не знает от какого времени ему отталкиваться, и всё потому, что у него нет часов. А это заставляет его поспешать.

И вот он себя приводит в какой есть порядок, только для этого порядка, рукой сбив с себя формальную пыль, после чего смотрит на тот проулок, через который они прошли сюда, и по которому ему выходить обратно, вздыхает и вперёд на выход.

И как им по выходу из проулка выясняется, то не всё так страшно и печально, как он решил думать перед тем, как выдвинуться на выход. И никто его здесь не только не начинает третировать своей эмоциональной несдержанностью: «А это что ещё генотип такой?! Ты откуда взялся такой, с такой физиономией точно неандертальца», а до него тут нет никому дела, хоть и прохожих вокруг пруд пруди.

И такое невнимание мимо снующих прохожих несколько успокаивает Алекса, правда не настолько, чтобы он окончательно успокоился. А теперь его тревожит другое, а именно это полноценное его игнорирование проходящими мимо людьми, кто мог бы хотя бы для вежливости взглянуть на него, перегородившего собой весь путь, и даже он был бы не против того, чтобы кто-нибудь из них себе в нос возмутился, выражая в его сторону претензию: «Вот же встал на дороге, другого места что ли нет, чтобы постоять».

– Я что, настолько незначим, пустое место, что меня вообще не стоит замечать?! – возмутился пока что про себя Алекс, собравшись уже зацепить первого прохожего какой-нибудь язвительной фразой, или лучше схватить кого-нибудь за нос, заявив ему, что его не проведёшь, и давай немедленно отвечай, отчего вы все отводите от меня свои носы. И смотри мне, не думай даже выкручиваться, твой нос со всем в нём содержимым, тьфу и апчхи одновременно, в моих руках.

И Алекс так бы точно поступил по отношению к приближающемуся к нему прохожему, чей нос с горбинкой как раз укладывался в оперативную схему решений Алекса, и он даже пальцы своих рук размял перед тем, как схватить этого типа за нос, – а, попался, – но тут он наталкивается на мысль о том, что алгоритмам контроля будет небезынтересно знать, кто это такой, кто так мотивирует людей с помощью своих носов быть чутким к ближнему своему, а в частности к этому неравнодушному к чужим носам гражданскому лицу, кто чихать на всех хотел таким интересным способом, с помощью чужих носов, и его в момент возьмут на контроль. Если уже не взяли по выходу из слепого пространства, как лицо ассоциированное он сам знает с кем.

А всё это заставляет Алекса немедленно втянуть свою голову в плечи, как будто он так сумеет укрыться от незримого ока контроля правосудия, и выдвинуться поскорее подальше отсюда.

И это его подальше от той точки принятия им решения так проследовать длится в одном спешном темпе где-то с квартал, пока он не упирается в объективную причину для своей задержки – на запрещающий сигнал светофора на перекрёстке дорог. Здесь он останавливается, и начинает с задумчивым видом, нет, не ожидать разрешающего сигнала светофора, а он начинает разглядывать людей на ту сторону улицы, кто, как и он ждёт зелёного света светофора, и за всем этим ожиданием не пытается выдать из себя того, кем он не является. Все тут люди можно сказать, что естественны в себе и открыты для стороннего наблюдения, прямо на него смотря. Чем и воспользовался Алекс, сейчас имеющий в себе острую необходимость познать себя, как Сигиндапала Раму (о его кино-лимитированной составляющей имени Алекс предпочитает забыть).

– Они объективно на меня смотрят, и сейчас не будут скрывать, какие я чувства вызываю. – Вот так про себя решил Алекс, окидывая внимательным взглядом людей, стоящих к нему лицом с противоположной стороны перекрёстка и всё сплошь состоящие из людей собой подчёркивающих стратегии и веяния нынешнего времени, не быть самим собой обычным и в едином однообразии. И только с первого взгляда рябит и режет глаза от этой интеллектуальной составляющей, а со временем глаза настолько ко всему привыкают, что в голову того же Алекса начинают лезь кощунственные и неприемлемые для сути нынешнего времени мысли.

– Теперь вся эта пёстрость и яркость, с их разнообразием, так навязываемые повесткой дня и актуальности нынешнего времени, чьей первоначальной, природной целью было привлечение к себе внимания противоположной стороны сознания этого мира, после подмены своего понятия, – теперь они служат для продвижения в массы идеологических установок, – став функционалом для решения иных задач, фигурально обесцветились и перестали вызывать прежние рефлекторные реакции. Что в природном понимании значит, что эта форма своего выражения физически и морально обанкротилась. И теперь та же твоя обычность и скромность выражения, стала вызывать те же рефлекторные реакции, какие предназначались для такого своего яркого преображения. – Разглядывая всю эту пестрящую разнообразием цветов и красок массу прохожих, где глазу нигде нельзя было спокойно отдохнуть на тоне спокойного цвета, рассудил так аморально для современной повестки дня Алекс. На чём он, естественно, не остановился, хоть его об этом предупреждал запретительный сигнал светофора, и продолжил деструктивно мыслить.

– И я не удивлюсь, если Сигиндапал Рама в моём выражении будет вызывать внутренний и внешний дискомфорт у людей прежде его знающих, стоит им некоторое время провести с ним, со мной. – Начал размышлять об ожидающих себя коммуникационных сложностях Алекс, всё больше убеждаясь, как сложна для своего восприятия жизнь под личной чьей-то личности. Где он, несмотря на все внутренние установки личности им задействованного в качестве своего олицетворения человека, – а это, как правило, во всём тебе противоположная личность какого-нибудь подонка и негодяя, ведь только такие жизненные типажи всё делают для того, чтобы отказаться от своей личности, – просто обязан под него подстраиваться, чтобы быть за него принимаемым.

– И хотя в круге общения этого Рамы цветёт и пышет ярким цветом твоё право на неприкосновенность личности при компоненте либеральных взглядов на всё вокруг (до границ внутренней свободы, очерченной твоим животом, центром твоей вселенной, определяющей для тебя, что хорошо, что плохо), а это подразумевает только внешнюю открытость и гостеприимность для диалога, и дальше этого ни-ни, я в лице Рамы так себя поведу необычно не только для себя, но и для его круга общения, что его коллеги и избранные временем и ситуацией друзья, не смогут сдержаться и поинтересуются у Рамы о том, что с ним не так.

Да, они так его и спросят. – Извини друг и хороший притом друг Рама, но мы не можем тебя не спросить. Что с тобой случилось? Ты сам на себя в последнее время непохож. – А Раме, то есть мне, как ничего незнающему о комплексном поведении Рамы внутри этого своего сообщества, и на этом и попавшемся в поле зрения своих коллег и друзей на век его службы в корпорации «Вспять» на позициях ведущего инженера или как там его, ситуационного программного аналитика (вот когда его снимут или повысят, то его круг друзей кардинально изменится, в первом случае он кратно увеличится за счёт таких же забулдыг что и он, раз он опустится на самое дно общества, где как раз место таким как он, не оправдавшим возложенных на него обществом надежд, или кратно сократится во втором случае, ведь все знают, что число избранных всегда малочисленно), не будет знаться и пониматься, что ответить им на этот вопрос.

Ведь я совершенно не знаю, что похоже на Раму, а что нет. И тут придётся мобилизовать все свои внутренние силы и придумывать хоть что-то, чтобы выкрутиться из этой сложной ситуации, запрограммированной между тем моим незнанием привычек Рамы. Что он такое сделал, чтобы его коллеги и корпоративные друзья на век, отступили от принципов корпоративной этики и его запросили объясниться? Определённо что-то сильно не укладывающееся в их сознание идентификации Рамы.

Рама ведь для всех был само гостеприимство в лице, а тут его как будто подменили, а на него без желания ему соболезновать в скулах не посмотришь. Рама был всегда отзывчив к проблемам своих коллег по лаборатории, а тут он сам вдруг начал обращаться к ним за помощью разобраться с самыми обычными вещами в их лаборатории, делая вид что ли, что для него всё в новинку здесь. Что очень непонятно и коллеги Рамы никак не могут прийти к единому мнению (а это их расстраивает и разориентирует насчёт Рамы и его будущего), как объяснить такое его поведение – это хитрый ход Рамы, чтобы их проверить в плане их квалификации, чтобы когда его повысят, знать на кого можно будет опереться, – на самого отзывчивого и приятного мне во всём Сашка, умеет же подлец своей угодливостью залезть мне под кожу, – или же Рама, узнав о бесперспективности своих потуг на место повыше, решил на всё забить и не быть ответственным аналитиком.

Но самое удивительное, что произошло с Рамой и это вызывает большую озабоченность у мужской части коллектива лаборатории анализа и моделирования перспектив, так это то, что Рама перенёс всё своё внимание в сторону женской части их общего коллектива, с кем он проводит без особых забот большую часть своего рабочего времени. А ведь ранее Рама никогда не был замечен в таком направлении своей интеллектуальной составляющей, – он считал, что наличие женского персонала это такая природно-корпоративная данность, и с этим подробно не его дело разбираться, – а вот с некоторого времени, буквально с позавчера, Рама начал смотреть на эту часть общества не просто с других позиций, а с пристальных воззрений на них.

При этом даже не думая скрывать эту свою заинтересованность, а подчёркивая её и демонстрирую даже некоторую предвзятость к тем представительницам женского коллектива, к кому итак есть претензии со стороны мужской части коллектива в плане того, что они так непреступно для них и вызывающе выглядят, занимаясь чёрте чем и собой больше, чем своими рабочими обязанностями, а тут вон что выходит – для Рамы отчего-то делаются исключения и большие уступки в плане его доступа к более близким разговорам и отношениям к представительницам женского пола.

И особенно всех не устраивает и про себя бесит то, что для Рамы делает вот такие предвзятые исключения самая видная и перспективная сотрудница, Анастасия Филипповна Розенрейс. Которая раньше, до этого невероятного изменения Рамы, ставшим так на себя прежнего, скромного и не хватающего с неба звёзд человека, не похожим, была полностью с головой погружена в аналитику, а сейчас, что за странности такие творятся, она и сама перестала быть на себя похожей, в один момент расцветя пышным цветом, став самым прекрасным экземпляром человеческого выражения в их отделе исследований. И возникшие у всех буквально на ровном месте подозрения в сторону Рамы, – это он своим безответственным вниманием к Анастасии способствовал её расцвету и цветению, – стали последним камнем преткновения, прорвавшим дамбу воспитанности коллег Рамы. Так что ему, а также Раме, нужно найти более чем убедительные слова для своих коллег, чтобы они перестали себе на его счёт голову себе морочить.

– Я собираюсь разделить своё одиночество с одним человеком. – Тоном голоса подразумевающего сокровенность и инсайдерскую информацию, тихо проговорит Рама, и не давая окружившим его коллегам воспылать желанием громко знать, кто этот счастливый человек, – в их альтернативной, не бинарной реальности, им может быть всякий подвид своей жизненной реализуемости, – перебивает все эти их мысли-предположения требовательным: «Тсс!». После чего Рама убирает палец от своего рта, которым он сопроводил это своё требование к тишине, и говорит. – Это пока что большой секрет для избранного мной человека, так что я буду вам признателен за то, если вы сохраните эту тайну. – На этом моменте Рама зафиксирует паузу, окинет своих коллег требовательным взглядом, выискивая в их рядах несдержанных до разглашения секретов людей, и не обнаружив среди них таких деструктивных личностей, в качестве награды для своих коллег включает их в игру-интригу «Угадай первым, кто этот выбранный мной человек». А это интересная, если что идея. – На этой мысли Алекс собрался было закончить эти мысли о взаимоотношениях Рамы в новом качестве и его коллектива. Но ему это не удалось это сделать по той объективной причине, что реальность всегда иначе живёт и мотивирована в отличие от её модели. И в реальности обязательно среди в общем дружественно к Раме настроенного коллектива всегда найдётся один кто-то, кто будет против него строить различные злодейства.

И этот кто-то, пока что неизвестный тип, злодейской и вероломной инициализацией в его сторону, обязательно не удовлетвориться этим ответом Рамы, и с нехорошим подразумеванием проговорит следующую знаковую фразу. – С виду ты, Рама, прежний, но что-то в тебе присутствует такое, чуть ли не оппортунистическое (а это ещё что такое?!), что не даёт нам всем покоя. – Здесь этот антагонист, смертельный враг и противник Рамы, зафиксирует громкую паузу, направленную подавить авторитет Рамы тем, что все его коллеги сейчас задумались и пытаются разгадать эту его загадку, на которую указывает противник Рамы. Но загадка Рамы так глубоко в нём запрятана, что утверждать, что она в нём присутствует, слишком самоуверенное решение. И тогда врагу Рамы остаётся отложить раскрытие Рамы до лучших для себя времён. И он со словами: «Я не знаю, что это такое, а может в тебе живёт другой человек, но это обязательно выяснится, только дай время», теряется из виду Рамы.

– Никто тебе не даст этого времени. – Алекс в лице Рамы посылает этого антагониста подальше, возвращаясь в итоге к нынешней реальности, которая его ждёт в виде столпившегося народа на другой стороне перекрёстка. К которому возвращается всё внимание Алекса и его прежние соображения на его счёт.

Но то ли расстояние между ними не позволяло им отчётливо увидеть имеющуюся в наличие Алекса внешнюю выразительность, а может он выглядел так невыдающе, что на него не стоило было тратить время, как последний вариант, как хотел бы думать Алекс, а может люди уже настолько прониклись духом внутренней свободы и уважения права индивидуума на неприкосновенность своих личных свобод, что они уже не могут быть самими собой даже наедине с самим собой, вот они и не могут никого отдельно выделить из этого вокруг разнообразия, даже если этого разнообразие так и напрашивается на это своё выделение, но так или иначе, а Алекс не был отдельно их вниманием выделен из общей массы людей. И Алексу ничего не оставалось делать, как продолжать пребывать в недоразумении насчёт себя, совершенно не понимая, отчего ему в своём новом я отталкиваться. От доброты и связанной с ней крепкими узами пригожести, или же от критичности взглядов, свойственных человеку с активной жизненной позицией, где второй вариант всё же был ближе этому Сигиндапале Раме, как на него смотрел Алекс.

Но Алекс лицо более чем заинтересованное, и он не может себя объективно оценивать, как ему уже говорила Валькирия, и ему нужно выйти с кем-нибудь из прохожих на контакт, чтобы себя оценить и увидеть, кто он есть такой для людей со стороны, чья оценка является настоящей определимостью тебя. И даже зеркало витрин, являющееся всего лишь внешним отражением тебя, не есть твоя объективная реальность.

Но тут встаёт новой сложности вопрос для Алекса. Как ему подойти к решению этого своего вопроса, а в частности к стороннему прохожему, когда современность предполагает и несёт в себе полнейшую личную свободу, а это значит, что оставьте меня все в покое и не смейте лезть ко мне с чем бы то ни было. Я сам себе на уме и вам того же желаю. И здесь нужно иметь наиважнейшую причину для отвлечения от самого себя современника, включающего в себе полную автономию и независимость от внешней сути мира, на счёт которого каждый в праве иметь своё наличное (осязаемое) и безналичное (оценочное) суждение.

И тут Алекс спохватывается насчёт времени, лимитированным ему Валькирией. – А чем это не причина для обращения к прохожему, кто может тем самым повысить свой социальный рейтинг в агентстве регистрации устойчивости твоего интеллекта. – Было обрадовался Алекс. Но стоило ему только посмотреть на встречные лица прохожих (а Алекс уже пересёк перекрёсток и двигался по мостовой), так погружённых и отстранённых в свою занятость от реальной жизни, как в нём опять поселились сомнения насчёт перспективности такого своего обращения с такой просьбой к прохожим. И он даже легко себе представляет, что из этого подхода к первому прохожему у него выйдет.

Так для начала он объективности ради, выберет из всей массы проходящих мимо себя людей самого обычного и обыденного для местных реалий человека, – вон тот тип, с лицом непуганого идиота и самокатом мысленной деятельности, безмерной самостоятельности и уважения в себе, будет в самый раз, – и чтобы не вызвать в нём неосторожные побуждения и толкования в испуганную сторону, с расстояния превышающего близкие отношения озвучивает ему свою просьбу. – Сразу обозначу себя, я не попрошайка и не свидетель чего бы то там ни было. И я прошу прощение за моё к вам обращение и незапланированную вами задержку. Но такова уж ситуация со мной, мне нужно узнать сколько сейчас времени.

Выбранный Алексом прохожий, остановленный им таким образом, окидывает быстрым взглядом Алекса, и не заметив за ним других видов поползновений в свою сторону, расплывается в располагающей к себе улыбке, приглашающей вас ко всему, что ваша душа пожелает, и с этой информативной подачи себя делает своё обращение к Алексу, для него незнакомому типу, вдруг себе надумавшему вон чего. – Прежде чем вы встанете на путь деструктивных отношений со мной, человеком с вами нисколько незнакомым, знать вас не знающим и не испытывающего такие желания и в дальнейшем, дабы нас обоих уберечь от конструкта отношений между людьми, зиждущихся на платформе неинформативной предвзятости друг к другу, разрешите мне вам рекомендовано заметить следующее:

– Разве ты, падла, не видишь, что у людей других дел что ли нет, как на тебя своё личное и бесценное время тратить! – это правда была отсебятина со стороны Алекса, и такой вариант развития этого разговора обязанный для себя предусмотреть. На чём Алекс не может сразу остановиться и по инерции этот разговор развивается в этом варианте своего развития. – И если ты, подлец, не удосужился всё это заметить, – а какого хера, когда я сам себе хозяин и какая мне, наглецу и подлецу, то есть самодостаточной для счастья личности, до всех забота, – то мне очень тебя жаль за то, что ты не идёшь в ногу со временем. И я даже готов принять во внимание щадящий тебя вариант объяснения этого твоего непростительного и неправомочного поступка, пренебрежения чужим правом на неприкосновенность личной жизни и её инициализации. Где ты, используя чужую слабость, как ты понимаешь гражданскую сознательность с её стремлением идти во всём навстречу ближнему своему, за счёт чужого времени строишь свою экономическую модель благоденствия. А ведь ты, и это вполне возможно, что самый что ни на есть анархист. Кто из своих принципиальных возражений не считается со временем. А сейчас им интересуешься только лишь по одной причине, чтобы остановить для всех время на задуманной тобой и твоими сообщниками, людьми вне времени, минуте. И тогда мой первейший долг, вызвать патруль времени. – И вот что на эти реалии жизни может ответить Алекс, да ничего себя оправдывающего. А говорить, что у меня часов нет по одной только причине, что счастливые люди, – так уж получилось, я невиноват, что я такой счастливчик и мне выпало счастье найти его, – часов не наблюдают, то это самому себе противоречить, раз сам интересуешься сколько сейчас времени.

– А и в правду, сколько сейчас время? – задался этим вопросом Алекс, вдруг обнаружив себя у фонтана на прилегающей к торговому центру площади, где была обговорена встреча с Валькирией. А как только он обнаружил, что уж больно скоро пришёл сюда, то принялся искать для себя ответ на вставший перед ним в первую очередь вопрос: А Валькирия случаем уже не пришла?

А учитывая ход мыслей Алекса насчёт желания Валькирии, до его прихода сюда обновить свой гардероб, то она тоже должна уже быть здесь. И не на площади, а внутри торгового центра. А это значит… – Надо её там искать. – Сделал вывод Алекс, посмотрев в сторону вращающихся без остановки дверей здания торгового центра. А вот идти туда он не торопится, размышляя над тем, что это ему даст и разве он там сумеет её отыскать, когда там вон сколько народа, не протолкнуться. А последняя мысль наводит Алекса на ещё более интересную мысль. – Она до этого очень странно говорила, что имеющий сердце всегда сумеет найти искомого человека, и тогда…Я должен туда пойти. – Решительно посмотрел Алекс на ожидающие его двери, да и выдвинулся в их сторону.

Там он на ходу вступает в местный водоворот событий, которые его вместе с другими людьми выносят вначале в холл, встречающий гостей этого пассажа мыслей и представлений о прекрасном и необходимом на каждый случай жизни, а затем…Алекс, сам своим глазам не веря в такую удачу, обнаруживает Валькирию, устремившуюся вверх на эскалаторе. И хотя он её увидел лишь только со спины и не так близко, чтобы быть на 100% уверенным в том, что это она, Алекс совершенно был убеждён в том, что он не мог насчёт неё ошибиться. Ведь тогда вся конструкция его к ней отношений рушится, и его с ней связывает только дружеское влечение, в котором нет место волшебству чувств, для которых не составляет особых проблем найти из тысячи мимо проходящих прохожих, – даже в снежную и дождливую погоду, когда люди натягивают на глаза шляпы и подымают воротники курток, – ту самую, с кем в унисон бьётся твоё сердце.

Так что тут без вариантов, и Алекс, как только её обнаружил, то немедленно бросился за ней вслед. Где на пути к ней стояло столько препятствий в виде разного рода людей, и не думающих уступать проходы между собой. И Алексу, что уж поделать, пришлось толкаться и грубить вставшим на его пути людям, определённо нарываясь на проблемы. Но так уж он был разгорячён, что и забыл о необходимости вести себя неприметно и тихо.

А между тем эта его спешка не принесла существенных результатов, а чего он только сумел добиться, так это лишь не упустить из виду спину Валькирии, идущую по широкому холлу торгового центра, то пропадая, то опять показываясь из-за спин и лиц проходящих мимо людей. Ну а Алекс, добравшийся вслед за ней по эскалатору на первый переходный этаж, на этот раз не стал себя вести так неблагоразумно, ломясь вперёд, сломя голову, и расталкивая людей перед собой (он заметил людей в служебной униформе, и это остудило его пыл), а выдвинулся за Валькирией быстрым шагом, рассчитывая на её рассеянное поведение по сторонам, и стремление не убежать от него, а найти то, что она ищет прямо здесь.

И такая стратегия приносит свои успехи. Так Алекс без привлечения к себе внимания со стороны службы порядка, – а нахождение в торговых залах предусматривает размеренность людского хода, и если ты не вписываешься в эту парадигму общего норматива, и бежишь, то тем самым создаёшь основания тебя заподозрить в нарушении неких существующих здесь правил, и тебя требуется задержать, – сумел приблизиться к Валькирии на более близкое расстояние. Что позволило ему её не потерять, когда она как-то уж неожиданно и порывисто решила свернуть в один из бутиков. Что даже навело Алекса на интригующую его мысль о том, что Валькирия в своих действиях полагается не на холодный расчёт, а она вон какая эмоциональная и действует больше по наитию.

– Вот значит как. – Усмехнулся Алекс по следам своего наблюдения за Валькирией. – А ты совсем не такая, какой ты нам представляешься. И я даже боюсь себе представить, что ты ещё от всех нас скрываешь. – Алексу на этой мысли вспотелось и он даже на мгновение застыл на месте, вдруг испугавшись быть обнаруженным Валькирией. Ведь она обязательно на него рассердится за эту его слежку, где ему в ней раскроется столько всего, что она не просто от всех скрывала, а уверенно считала, что её личное никого не касается и хотела всё это своё личное, – у неё глаза разбегаются при виде красивых вещей и она ничего с собой поделать не может, тратя всё, что у неё есть на эти, как правило, безделушки, – придержать только для себя и ни для кого больше. А Алекс всё в ней это вскрыл и теперь, когда он чуть ли не всё о ней знает, – она только с виду такая вся серьёзная, а так-то она ещё не повзрослела, – как она может ему доверять и как относиться. А это ведёт к одному, их навсегда расставанию.