Мир сошёл с ума. Опять?! 4

Вот перед какой философской дилеммой ставит Артурчика этот кровопийца Болтон, и ладно бы в стороне и без участия Женевьевы. Но нет, он в своём философском цинизме дошёл до самых пределов и Артурчик должен решить судьбу Женевьевы лицом к лицу к ней и притом немедленно. Ведь он отлично знает Женевьеву и она, как самодостаточная, либеральных взглядов на себя современница той самой повестки дня, которая вбивает в самую ничтожность человеческую данность, которая не имеет статистической основы, а она динамичная по своей сути и имеет для себя такое же право на изменение своей личности, и Женевьева будет отстаивать саму себя до последнего волоска с твоей головы, за которую она ухватится, когда вы всем мужским скопом попытаетесь пропихнуть её в люк выхода в орбитальное пространство.

На пути к которому встанет не только несоразмерность с этим выходом Женевьевы, но и потенциальная угроза и опасность со стороны женской части коллектива ковчега, который небезосновательно для себя сочтёт, что раз так безнаказанно попираются права одной представительницы их сообщества, то кто даст гарантию им в будущем, что и их не постигнет та же участь в случае самого банального, непростительного только с мужской точки зрения их проступка. Той же их неуступчивости в свою сторону их навязчивости поведения. И тут в любой момент ожидай и своего проталкивания в спину и в сторону выхода в открытое пространство астрономии пусть будет так. Мол, не чё вам прятаться вечно за хрупкие женские плечи и спины, и вот сейчас мы и посмотрим, на что вы все способны.

Но сейчас на пути ко всему этому встал генерал Маккартур со своим ответом президенту, после того, как он внёс некоторую ясность и уточнение в собой сказанное, которое относилось к разговору их посланников с представителем самой недружелюбной, – они там никогда не улыбаются, а это что-то да значит, и точно не проблемы со стоматологией, скалиться то в ответ там умеют, – и недружественной страны, и последовавшему затем предложению её представителя Победоносцева.

– А всё это значит то, что наш партнёр в кавычках, вероломен, подл и коварен. – Генерал Маккартур всегда прямолинеен и говорит, как думает. – И он никогда, слышите, никогда не осмелится быть честным, как мы честны перед всем мировым сообществом, озвучивая во всеуслышание все наши приоритетные цели, стратегические планы и что мы обо всём этом и том думаем. И если мы кого-то считаем врагом и угрозой нашей нацбезопасности, то мы так это и говорим, и прописываем в своей доктрине безопасности. Для чего, собственно, мы и скупили по всему миру все средства коммуникации и информации. Чтобы донести правду до людей, и чтобы они знали, кто борется за их права и свободы, а кто на всём этом паразитирует. А вот наш давно не партнёр и что уж умалчивать, враг, ведёт себя категорично противоположно всей нашей политике. Ничего открыто не говорит, ведя скрытую политику. Что уже нечестно по отношению к такой нашей открытости и что указывает на его слабость.

– И что ты предлагаешь? – перебил генерала президент, видимо уставший от такого непозволительного в своих глазах многословия генерала Маккартура, всегда забывающего о регламенте при докладе президенту, где для каждого высшего чиновника время выступления строго норматировано. И генерала Маккартура только и спасает его честность и простота его помыслов.

– Мы уже подготовили несколько превентивных планов по купированию предложения нашего противника, который следуя своей вероломной политике уже приступил к операции с кодовым названием «Дальтоник», целью которой является переформатирование всем нам знакомого ландшафта нашего существования. – В один выдох, без остановки на паузы и дыхание выдаёт всё это генерал Маккартур. И что сказать, кроме как охренеть как умеет генерал Маккартур ловко и мгновенно обозначить контур возникшей проблемы, придумав за противника название им проводимой операции на подконтрольной не им территории.

– И какой будет наш ответ? – задаётся вопросом президент.

– Операция «Хамелеон». – И опять верен себе генерал Маккартур, так звучно и понятно обозначив этим названием суть ответной операции.

– Хм. Сразу сложно понять, но…– почесав выдающийся подборок, которому частично обязан президент своим президентством, задумался вслух президент, вслед добавив: А что конкретно?

– В первую очередь нам нужно обозначить отвечающее за операцию лицо. – Следует ответ генерала.

– И кого вы в нём видите? – спрашивает президент. И хотя перед генералом Маккартуром нет зеркала, его ответ на этот вопрос очевиден – «кто если не мы, а в частности я», как это написано и зафиксировано в девизе их конспиративной организации по выявлению всех видов недостатков в человеке и на их основе решения всех насущных проблем. Это наш дзюдо ответ другой школе дзюдо. И посмотрим чья школа дзюдо сильней.

При этом генерал Маккартур не демонстрирует в себе поспешность принятия столь важного решения, а он нагнетает интригу и кульминирует возникшую по его же инициативе паузу, обратившись взглядом на поставленный на общий стол тот самый чемоданчик, с пусковой в сторону вызова Армагеддона кнопкой. И этот чемоданчик не просто так всегда выкладывался президентом на стол и на общее обозрение, а он таким образом дисциплинировал на свою огромную ответственность членов совета безопасности, в чьих руках, как бы они не забывали, находится судьба всего человечества. И всякое с их стороны решение, будь оно поспешным или наоборот, запоздалым, всех их приближает к выяснению на личном примере, что из себя представляет личный Армагеддон или на крайний случай казематы ада, куда их поместят после того, как они примут крайне необдуманное решение по самому пустяшному вопросу, которые всегда и приводят к нажатию вот такой красной кнопки.

А вот что сейчас такое неизведанное задумал генерал Маккартур, зафиксировав свой взгляд на этом чемоданчике, что осложняет то, что у генерала имеются коды для запуска этой кнопки, то это вопрос, очень провоцирующий на нервное и волнительное состояние остальных членов совета по безопасности, прежде всего от таких как генерал Маккартур вспыльчивых дегенератов, и кто спрашивается, ему доверил коды от запуска красной кнопки. Кстати, от того не зелёной и не какой не синей, а именно красной, чтобы такие, как генерал Маккартур люди, свои руки, как сейчас, к ней не тянули.

– Так вот что значит эта операция «Дальтоник»?! – все до единого в этом совете безопасности люди ахнули от такого только что пришедшего откровения неминуемости нечто такого всегда ими ожидаемого по причине своего недоверия официальной точке зрения, и что главное, интуиции, и непредвиденного со стороны психопата генерала Маккартура, который им всем покажет наглядно что из себя представляет теория большого взрыва. Где его руки уже дотянулись до чемоданчика и начали под онемевшими в испуге взглядами всех этих людей-кроликов против этого удава, открывать его замки.

И вот крышка чемоданчика открывается и генерал Маккартур, продолжая сохранять интригу и держа всех членов совета безопасности, включая президента, в напряжении и в неведении своих дальнейших и последующих шагов (а это две разные категории разума), пока что ничего не делает, а со всем вниманием заглядывает внутрь этого чемоданчика. Куда и всем остальным хочется заглянуть, опять же включая президента. И если члены совета безопасности жаждут это сделать по причине своего любопытства, они ни разу в этот чемоданчик не заглядывали и не находились тет-а-тет и лицом к лицу с Армагеддоном и возможностью его вызвать, то что так заинтересовало господина президента, однозначно не раз уже испытывавшего те самые невероятные чувства собственного всемогущества и бесконечного милосердия, которые им овладевают от осознания того, что захоти он сейчас, то мир в один момент будет в труху испепелён, но он себя сдерживает и тогда кто он, как не бог, то кто его знает.

А вот генерал Маккартур, находящийся в самой предельной близости к этому чемоданчику, который он ещё и подвинул ближе к себе, может без особых проблем и трудностей заглядывать в его внутрь, и на этом создавать интригу и особые трудности восприятия картинки происходящего и в будущем для всех остальных здесь людей, кого уже начали одолевать различного рода и вида смутные сомнения насчёт его дальнейших намерений в первую очередь на их счёт.

– Никогда меня здесь не уважали, считая тупым солдафоном и увальнем. – Примерно вот так сейчас рассуждал генерал Маккартур по всё тому же недалёкому на свой счёт мнению всех этих, самого высокого порядка людей. – Что ж, я вам сейчас всем покажу, что значит со мной не считаться. – И на этих, сугубо провокационных мыслях, генерал Маккартур отрывает свой взгляд от чего-то там в чемоданчике, при этом держа под контролем содержимое чемоданчика, и окидывает не самым простым, а с внутренним подтекстом взглядом всех этих людей за общим столом. А те и не пытаются даже отвести своих трепещущих перед генералом взглядов и готовы по первому его требованию быть ему полезным.

Вот попроси генерал Маккартур любого из них прикурить ему сигарету, – сами же видите как я занят, так что давай, генерал МакТиберий, живо мне сигарету прикури, – то генерал МакТиберий, формально не находящийся в подчинении у генерала Маккартура, да и приписан он к другому ведомству, плюс на погонах у генерала МакТиберия не меньше командных звёзд и тогда какая быть может идти речь о соблюдении субординации, даже не будет согласовывать свои дальнейшие действия с господином президентом, у кого быть обязательно может особое мнение на курение в кабинете в его присутствии, – я только, только курить бросил и с трудом с этой привычкой борюсь, а вы тут меня провоцируете опять вернуться к этой привычке, – и впопыхах начнёт шуровать по карманам своего кителя в поисках спичек и сигарет, совершенно забыв о том, что он за здоровый образ жизни и не курит.

На чём и погорит такой не предусмотрительный генерал МакТиберий, забывший об истине, что спички и сигареты всегда нужно при себе иметь на вот такой экстраординарный случай, который может стать единственным твоим шансом получить билет на своё спасение. От которого генерал МакТиберий по личной эгоистичной причине, – он самонадеянно посчитал, что личное здоровье важней и стал сторониться сторонников, нет, не некультурного и вредного образа жизни, а людей трудоголиков, кто не пожалеет своего здоровья ради общего блага, о котором они пекутся в том числе и курилках, – и отказался.

А вот вице-президентша в отличие о генерала МакТиберия не так глупа и бессмысленна на своё будущее, и она в момент перехватывает эту инициативу, находя требуемые спички и сигареты. И генерал Маккартур, в общем, ожидая от неё вот такой дисциплины духа, благосклонно всё это от неё принимает, своим хитрым подмигиванием давая ей понять, на что ей в будущем можно также рассчитывать – на безраздельные со мной привилегии, ведь я буду в дальнейшем вождём этого вновь образовавшегося народа-племени, и мне нужна будет хозяйка моей пещеры.

В общем, все сидящие за столом и на этом совете люди что-то подобное предполагают в будущем для себя и всего человечества в этом настырном взгляде генерала Маккартура, и …ничего поделать не могут против этого навязанного им судьбоносного решения генерала. А тот, что за недооценённая личность ими всеми, на такое соглашение с собой и рассчитывал. И он, получив от совета безопасности таким визуальным образом согласие на все собой предполагаемые действия в будущем, переводит свой взгляд на чемоданчик и со словами: «Предлагаю поставить во главе операции «Хамелеон» Мака», протягивает руку к чемоданчику и…там, навису задерживает свою руку, ожидая коллегиального и что главное, верного решения совета безопасности.

А совет безопасности, включая господина президента, не привык, чтобы с ним разговаривали языком шантажа и неуважения, и его первой реакцией на это безальтернативное предложение генерала Маккартура был внутренний ропот и только через мой труп согласие. Правда, это была только его первая, рефлексивная реакция. А так как все здесь люди более, менее разумные и рассудительные, то они не стали делать столь поспешные и чреватые большими осложнения решения, тем более генерал Маккартур всем был известен своей крайней неуравновешенностью поведения, с большой готовностью натворить всякого беспрецедентного безобразия, за что собственно его и держали здесь (он выполнял все самые грязные поручения). И он, получается, что сейчас точно не шутит и всех их держит, не за дураков, что было бы самым лёгким решением, а за фигуральные яйца, с готовностью каждого из них оторвать от этого продолжения своего рода человеческого. И члены совета безопасности конструктивно подошли к предъявленному к ним требованию генерал Маккартура, что-то не совсем поняв, кого из Маков он имел в виду, когда каждый из них имел такую приставку в своём имени. А это уже другого рода интрига и борьба за хотя бы то, чтобы тебя не обошли на этом резком повороте.

– Ты что и кого имеешь в виду? – проявляет решительность и верность своему долгу господин президент, задав этот вопрос.

Генерал Маккартур, как-то уж не скрывая на своём лице неудовольствия, покоробился в сторону вот такой слепоты и недальновидности президента, вот ничего не могущего понять без своих советников (а полагаться всецело только на своих советников, ведущая к рецидивам провалов во внешней политике организация мыслительного процесса, и на выступлениях в дебатах всё это сказывается, перестаёт президент на себя одного опираться) и ладно уж, попытается ему объяснить то, что очевидно.

– Всё новое это хорошо забытое старое. И это не возврат к прошлому, как хотят в этом убедить противники прогресса. И как говорят, сложные времена требуют сложных оргвыводов. И мой Маккартизм это конец времени Леннона. – На одном вдохе и выдохе всё это произнёс генерал Маккартур, демонстрируя, таким образом, как он на дух не переносит всё то, что у него ассоциируется с Ленноном – либерализм и своеволие. А вот члены совета безопасности опять ничего из им сказанного не поняли, своими недоумёнными лицами и открытыми пастями демонстрируя не просто свою несообразительность и неумение собирать общую картинку из её фрагментов, а чуть ли не супротив решениям генерала фронду.

И одно их всех сейчас спасает от персонального недовольства генерала Маккартура, это его состояние подъёма в самые небеса духа. Куда его вознесло так немедленно и беспредельно то, что он, наконец-то, заставил себя всех тут слушать и что главное, беспрекословно. И генерал Маккартур, пребывая в этом удивительном ощущении все возможности и вседозволенности, как это всегда бывает и случается с людьми беспечными, ослабил за собой контроль и что уж поделать, расслабился, и забыв учитывать нахождение своей руки не просто над самим чемоданчиком, а он её держал над той самой красной кнопкой, не просто её отпустил вниз, а он на неё буквально опёрся, и как немедленный, все тут до единого ошарашивший результат вот такой человеческой оплошности и в чём-то разгильдяйства – всё вокруг в один момент погрузилось в тьму под вой сирены и мигание красных ламп, не давая находящимся в помещении людям хоть что-то сообразить на свой счёт и вылезти из под стола, куда их всех загнала вся эта гармония набата тревоги и назревающего апокалипсиса. Где первым апокалипсисом, то есть откровением, стали слова президента, неожиданно для всех проявившего хладнокровие и здравость суждений:

– Как я и думал. Мир вначале сойдёт с ума, а уж затем будет стёрт с карты мира в результате человеческой оплошности. И даже не заговора.

Глава 3

Положение третье: Принципиальное

– Господа! – обратился президент к… Но сперва и прежде этого обращения президента, произошло ряд знаменательных и в чём-то замечательных событий. Для людей наблюдательных и информированных, заодно расставивших на свои места то, что они итак знали, а для тех людей, кто и раньше больше полагался на свою изобретательность и крепкую хватку, то для них ничего не изменилось и они ничего другого не ожидали увидеть, а затем услышать от президента и от тех людей, кто в себе никогда не проявлял независимость мышления и выдержки, и что ж тогда удивляться тому, что они, как только создались условия для демонстрации их приверженности к своей ведомости, так они сразу и начали во всём быть готовым помочь президенту, даже в его оголтелой клаустрофобии.

А если в общем и ближе к развивающейся буквально некоторое время назад теме, то господин президент в который уже раз (бессчётный) решил обмануть и ввести в заблуждение насчёт себя всё своё окружение. Между прочим, людей не шибко глупых, крайне рациональных и дальновидных. Ну а то, что они часто демонстрируют свою приверженность к сумасбродным и безалаберным поступкам, то это всё необходимость ввести в ложные понятия идеологем своего вероятного противника. Что всё это значит, то они и сам до конца не знают, да это им и не нужно знать, когда это всё это за здорово живёшь, эффективно действует. Их не только вероятный противник считает не в своём уме, с безвозвратно утраченными там территориями здравого ума, – деменция головного мозга, вот как, – но и местный чиновничий контингент начинает питать надежды на своё скорое повышение по служебной лестнице.

– Наш-то окончательно рехнулся, на чистом глазу уверяя наших противников и союзников в том, что для того чтобы добиться всеобщего мира, – а для этого как раз пришло время, стрелка часов судного дня находится, бл*ь, в моих руках, – нужно переступить через самих себя и сдвинуть эту стрелку на время «Ч». И тогда время пойдёт в обратную сторону, удаляясь от той самой черты, которая разделяет наше прошлое и настоящее. И это будет отличным основанием для мира во всём мире. – С вот какими пробелами в стратегическом и корпоративном мышлении рассуждают те из чиновничьего аппарата люди, кому очень правильно была не доверена кнопка от лифта, ведущего в то самое подвальное помещение, где находится специальная комната, в которой принимаются все судьбоносные решения, чтобы на их основании отправить специальную команду всё состоящую из самых проверенных людей, кому доверяются коды доступа в самый секретный на этом этаже отсек, где хранится тот самый пресловутый чемоданчик, а вернее пульт управления всеми стратегическими силами планирования и сдерживания в первую очередь себя от приступов нервного расстройства и неотвратимости наказания для всех тех негодяев и подлецов, кто вот чего себе надумал – не просто не уважать наше мнение и возможности уважать наше мнение, но и самим требовать к себе толики уважения. От одного только этого уже сводит скулы и теряется самообладание и последовательный дар речи, переходящей на проклятия и на ненормативную лексику, которая как все знают, скудна до осточертения, и с помощью неё не только не выпустишь весь пар, но и не сформулируешь свою чёткую позицию в сторону этого, со всех сторон подлого неприятеля.

А вот всё больше и ближе вероятный противник, очень умело использует свою природную данность на выразительность своих проклятий в адрес уже своего противника, то есть нас с вами, самых белых и пушистых, и ничего из того, что нам вменяют в вину, с нами не происходит, и всё это происки наших недоброжелателей, кто всегда питает лютую зависть к богатым и успешным, и от одного только деепричастия, сформулированного в нашу крайнюю плоть, становится до того в себе крайне неудержимо и неуравновешенно на проявление паскудства в эту предвзятую сторону, что теряешь в себе всякую рациональность и предметность.

Вот что объясните это означает: «Облако в штанах», где этим орфографическим и фонетическим силлогизмом в одно мгновение подменяют устойчивые до этого момента понятия в женских головах, принявшихся не просто раздумывать над расшифровкой этого идиоматического выражения (подстать употреблённому, и точно после употребления не сто грамм), а начинать себя записывать в героини, которой по плечу справиться с этой джентльменской проблемой, о которой он так галантно заявил. А это всё ведёт к расколу в наших, как никогда сплочённых рядах, где рядом друг с другом, пока что только плечо к плечу стоят все идентификационные модели восприятия человека, и даже подвиды, паразитирующие на личностях человека без личности.

Но вернёмся к господину президенту, чьё облако в штанах тоже имеет право на судачества, на серьёзный пробел в чьём-то воспитании и необходимость проведения профилактических мер по выявлению недостатка в организме президента тестостерона. И только было генералы из его ситуационного штаба слегка, конечно, удивились его завидной выдержке на этот сигнал тревоги и одновременно набата, – с таким президентом, если это не побочный эффект его придурковатости, можно идти хоть против танков, – и даже в лёгкой степени наполнились дополнительным мужеством, крепко так ухватившись за подлокотники, чтобы не сорваться раньше президента с места, и бегом спасать мир, как господин президент выкидывает вот такой обескураживающий всех финт.

Он, ничего никому не объясняя, вводя в заблуждение своим выкриком: «Мама дорогая!», на удивление резво откидывает в сторону свой стул, и падла, всех их бросает в растерянность и в недоумение о сути сейчас происходящего и его вот такого поступка. Где он с ходу попытался проскочить через закрытые двери, уж и непонятно на что рассчитывая – на фотоэлемент, открывающий двери при его приближении, на иронию судьбы, и уж совершенно удивительно, на собственные плечи и силу собственного духа, который ему позволит проломить эти бронированные двери.

Но так как ничего из ожидаемого только одним президентом у него не получилось, – вот сука! – и при этом с самыми грустными и злопамятливыми на плеч президента последствиями, – он принялся с грустным и огорчённым видом потирать свои плечи, – то, как бы не мешала этому наблюдению за президентом всё продолжающая тревожная иллюминация и звуковая сирена, он продолжил наглядную демонстрацию для всех тута того, к чему приводит паника и желание собственного эгоизма за счёт всех решить собственные проблемы.

И президент, – зря всё-таки ему дали имя Легитимный, он всеми своими действиями разрушает природу легитимности, – так вжился в роль лектора по чрезвычайным положениям, что ни у кого из находящихся в этом кабинете людей не возникает мысль о том, что президент всё это не играет на публику, а он и в самом деле дышит и поглощён собственным эгоизмом. Где он, не обращая никакого внимания на всю эту публику, – тьфу на неё, – начинает рвать на себя двери, схватившись руками за её ручку, а ногами уперевшись о стену, всё больше удивляя всех вокруг своими акробатическими способностями, когда прижмёт.

При виде чего опять не воздержанно и по-хамски проявили себя лица оппозиционного толка, у себя в голове придумав вон какую причуду: «А ведь если президенту и в самом деле приспичило, то что ему делать, если он дверь так и не откроет?». И вон же какая невообразимая в добром здравии и не соизмеримая с выдержанным интеллектом хамская и неуважительная к человеческому интеллектуальному началу штука в голову этим альтернативно с президентом мыслящим людям приходит. Они начинают с опаской и предупреждением смотреть на головы своих соседей, коим точно не поздоровится, если президент так двери и не откроет.

А между тем господин президент перешёл ко второй стадии пролома действительности и вот такого основополагания, где его не выпускают и не пропускают. Он принялся грозить тем, кто там дверь запер и его не выпускает всеми муками ада, и что главное, крайне неизбирательным словом. Что в его случае не просто недопустимо, а такого быть по сути не может, если президент Легитимный. Но как говорится всё теми же альтернативно настроенными к президенту лицами: «Хочешь знать, кто ты, запрись в одном помещении с другими людьми. Из тебя все гадости и вылезут».

– Вот чёрт! И на сколько нас тут всех заперли?! – до истеричности нервно, но только внутренне, а внешне в ней было всё до беспокойства спокойно, задалась этим вопросом испытания действительности Шарлотта Монро. Уже начавшая чувствовать в себе глубокую обеспокоенность насчёт своего представительства на людях, с кем ей придётся провести хотя бы одни полноценные сутки, включая самую опасную для её, незапятнанной случайными связями чести часть суток – ночь.

Глава 4

Возврат к государственному образу мышления

– Господа! – вернувшись обратно к действительности, но не к столу, повторился и забылся, судя по всему, и затем уж очень быстро на этом месте сразу завис господин президент, почему-то и с какой это стати в первую очередь обратившись не к ним, леди, так категорически и безответственно подчёркивая не ведущую, а чуть ли не второстепенную роль в жизни общества дам, если в данном контексте было решено обращаться к государственным служащим и деятелям, на данный момент собравшимся в ситуационной комнате – здесь все действия, движения тела и души регламентированы сложившейся на данный момент ситуацией и оттого выбранный тон обращения президента к всё-таки на одну, как минимум, ступеньку иерархической лестницы государственной машины ниже его стоящим чиновникам не оспаривается. Хотя бы открыто, и оттого имеет место быть вот такое к ним обращение. А вот почему в единственном социальном роде, то это пока что не ясно и находится под пристальным вниманием присутствующих здесь дам, госпожи госсекретаря Шарлотты и вице-президенши Томы в первую очередь, а уж затем знающими своё место в системе субординации: леди командующей силами специального назначения, Лолы Рифрежиратор и проледи командующей и контролирующей все хозяйственные взаимоотношения в системе власти (она аудитор), Сесилы Мантело.

Ну и пока господином президентом, о ком уже прошёл слух, как о политике более чем легитимном и такая его концепция президентского правления, собой охватывающая внешнюю политику государства и его контроля за волеизъявлением всего просвещённого и всеми фибрами своей души стремящегося к демократическим ценностям и институтам своего правления народа, более чем удовлетворяет представителей системы власти и кажется перспективной для представителей глубинного государства (а это все они: если они сидят и принимают решения под землёй, на большой глубине от белого света, где они друг друга видят в этом тайном и тёмном свете, их все считают за мудрецов, и очень хитрых, раз они напоказ дураки дураками себя выставляют, то кто ж они тогда, как не эти могущественные люди), сделана вот такая недоговорная пауза, дающая повод подумать о многом и не только об очередной попытке себя дискредитировать, чему некоторые, самые несдержанные представители и представительницы государственной машины власти поддались, – «а для меня ты всё равно нелегитимный президент, сколько бы ты не судачил и не навязывал нам всем тут эту официальную точку зрения», не трудно догадаться, зная политические расклады, кто смотрел на президента с такой точки зрения, – многие за этим столом начали усыпляться и поддаваться выбранному президентом тону умиротворения в них все на нервах страстей. Что и говорить, а умелый президент политик, умеет он усыпить бдительность своих врагов, а что уж говорить о своих союзниках, видящих в нём одни лишь для себя преимущества.

Ну а кто не был в своей бдительности усыплён президентом, – ни за что он для меня не будет легитимным президентом и точка! – то тот, спровоцированный его умолчанием их заслуг перед миром на земле, если глобально всё рассматривать, и перед обществом, это в местечковом порядке, так им ловко уведённый от основной повестки сегодняшнего заседания, принялся в себе испытывать душевные страдания из-за такой своей дискриминации по природному происхождению.

– Сколько уже можно всё это терпеть. Нужно с этим вопросом кончать. – Так яростно зыркнула своим взглядом в сторону президента госсекретарь, что женская половина этого штаба разрешения конфликтных ситуаций, кто единственный мог увидеть не в своих, женских глазах, вот такую переоценку ценностей, до нитки в себе промокла ощущениям внутреннего дискомфорта и переворота в душе госпожи госсекретаря. Дамы крайне изобретательной в своей мстительности и оттого очень опасной в своих противниках. И из всех, кто насчёт Шарлотты так сейчас заметил и её понял, не нашлось никого, кто бы не ощутил в себе малую толику сожаления и жалости к господину президенту, кто всё-таки своей безответственной политикой по отношению к ним, добился того, чего он так долго напрашивался – крайне степени осуждения и превентивных мер со стороны той части истеблишмента, который не потерпит такого своего затирания на задворки политики и истории.

А между тем и тем, что себе тут надумали представительницы задвинутого по их только мнению истеблишмента (и здесь дискриминация, и они больше не будут всего этого терпеть и начнут свою борьбу за свои изгаженные мужским разумом права с самых азов, назвав себя истеблишвументом), господин президент Легитимный, собрался со своими всё равно мало конструктивными и неразборчивыми мыслями, по мнению его политических врагов, ловящих в нём любую погрешность и помеху, чтобы самим занять его место, и, проигнорировав полностью пожелания истеблишвумента, обратился ко всем в кабинете с другой сложности интригой и загадкой для ума и сердечного ритма всех тут присутствующих людей и генералов. Кто, все знают, не совсем люди, когда они находятся при исполнении своего служебного долга перед родиной, а они функционально киборги, которые без всякого сожаления и пауз на нравственное обозрение своих будущих поступков, будут аннигилировать своего и врага государства. А уж только затем на правах победителя разбирать, кто прав, а кто виноват безусловно на правах проигравшего.

– Буду с вами откровенно честным. – Только это сказал президент Легитимный, как все находящиеся в этом кабинете люди отозвались внутренним гулом падения своих сердец и надежд на самое дно своей и общей обречённости. Вот чего-чего, а такой бескомпромиссной постановки на паузу мировой реальности и её системы жизнеобеспечения от президента, да ещё и Легитимного, никто не ожидал даже в самом своём страшном сне услышать. И первой реакцией на такое откровение президента, всё-таки дошедшего до самой предельной точки, был отскок человеческих рефлексов и инстинктов самосохранения. Никто не хотел верить своим ушам и интеллекту.

– Да кто тебе дал добро и ключи доступа к Армагеддону, предшественнику Апокалипсиса?! – в своих рефлексах изошёлся общественный идеолог, лоббист и теперь даже в чём-то марксист советник Маркс, совершенно непонимающий, как так бесконтрольно с его стороны произошло, и президент, заручившись поддержкой одной из контролирующей политику государства групп, получил в своё распоряжение коды доступа к машине Армагеддона. А иначе никак не трактовать этот его призыв к откровению. И Маркс начинает стрелять своим потерянным взглядом по лицам генералов, сидящих за общим столом, пытаясь по их мимике выяснить, кто из них выдал президенту коды запуска машины судного дня.