Спектакль

Затем она сняла со своей головы тарелку, стараясь не шевелиться и начала втирать себе в волосы подтаявшее мороженое, придавая тем самым себе новый оттенок. Громче всех заливались смехом Виктория и Стефани. Даже Реджинальд едва сдерживал улыбку. Бриттани прикрывалась ладонями, но тоже потешалась вместе со всеми, а за всем этим гордо наблюдал Кевин.

Мороженое окончательно стало частью волосяного покрова Ребекки. Она вскинула руки, как бы демонстрируя результат:

– Ну что, как вам? Может мне сменить стиль? – и громко засмеялась со всеми.

4. Жители

Следующие несколько недель можно назвать неоднозначными. С одной стороны, приступы у Аделаиды сократились. Жизнь в особняке казалось роскошной. Жителей тут было всего шестеро, персонала – несколько больше. Оказалось, что на языке жестов говорит не только директор, но и её дочь, а также несколько сиделок, которые время от времени проведывали Аду. С ними удавалось хорошо поболтать. Много времени она проводила со Стефани. Её познания языка глухонемых все же оказались не настолько глубокими, как у матери, но общению это не мешало. Ада учила её новым словам и оборотам, от чего они понимали друг друга лучше и лучше.

Стефани на первый взгляд казалась обычной девушкой, но на деле же она не так давно справилась, насколько это возможно, с раздвоением личности. В прошлом это серьезно осложняло ей жизнь, вплоть до побега в другой город, где она провела несколько месяцев, живя на улице. Раскол сознания, по словам Стефани, произошел в 10 лет после нескольких неприятных инцидентов, связанных с её отцом. Что конкретно имеется в виду, она не говорила, но Аде было нетрудно догадаться. Они с матерью прошли тяжелый курс восстановления, который Бриттани же и спланировала, и к шестнадцати годам девушка практически полностью победила вторую личность. Как с ней жилось, Стеф не говорила. Она даже не называла имени, лишь то, что личность была женского пола. Сейчас Стефани в норме и могла разговаривать о прошлом без болезненных воспоминаний, но предаваться им она все же не желала.

Кевин периодически мелькал в коридоре. Он жил на третьем этаже, где была лишь одна комната, зато с личным душем. Туда он пускал только Бриттани. Сиделки оставляли у его двери чистые полотенца и постельное белье. Старое он всегда сам относил в прачечную. Поначалу казалось, что Кевин тоже не разговаривает, но спустя почти неделю Аделаида услышала, как он что-то напевает себе под нос, проходя мимо её комнаты. Стефани, хихикая, отмечала, что он не просто так ходит рядом, якобы раньше Кевин практически не спускался со своего этажа.

Реджинальд хоть и имел при себе манеры, все-таки большую часть времени был козлом. Несколько раз он чуть ли не сшибал Аделаиду в узких проходах, нарочно не уступая место. Но фразами с ней практически не обменивался. Ада решила, это потому, что она ничего не может сказать в ответ, а значит не может начать словесную перепалку. В основном именно этим он и занимался с остальными членами группы. Реджи оказался большим любителем игры на музыкальных инструментах, в том числе на скрипке и пианино. И хоть любителем он был большим, навыков и таланта ему явно не хватало. То, что вырывалось из инструментов даже с натяжкой нельзя было назвать музыкой. Так и проходили некоторые дни. Реджинальд начинал играть на пианино, кого-то из группы это раздражало, чаще всего это была Ребекка или Виктория, но иногда и Стефани подключалась, они начинали спорить и орать друг на друга, пока не придут сиделки и не разнимут их. Потерпевший поражение в споре Реджи драматично брал скрипку и удалялся играть куда-то в сад, откуда все равно прекрасно было слышно его бренчание.

Чем страдала Виктория наверняка сказать сложно. Она постоянно разговаривала, делилась впечатлениями, рассказывала какие-то истории из своего прошлого, но при этом не говорила в общем-то ничего. Как она сюда попала и из-за чего никто не знал. Даже у Стефани не было никакой информации, хотя её мать прекрасно знала состояние Виктории. Да и её работа над собой проходила странно. Все из группы так или иначе разговаривали с Бриттани о своих проблемах, и делали это в самых разных местах. Иногда в своих комнатах, в гостиной, на террасе, в саду и у фонтана, на берегу реки, куда был ступенчатый спуск и беседка у воды. Все с ней разговаривали открыто, не закрываясь от остальных. Все, кроме Виктории. Их беседы всегда проходили в кабинете Клэтуотер, за закрытой на замок дверью. Ещё иногда Виктория запиралась в своей комнате на несколько часов. Бывало, что она сидела там весь день, выходя лишь на прием пищи.

Но самым запоминающимся персонажем тут была, безусловно, Ребекка. Да, она та ещё непоседа. Казалось, черноволосая бестия делает все просто так, будто голоса в голове ей велят совершить что-то плохое или хорошее. Её решения всегда носили неожиданный и нелогичный характер. Она провела в пансионе намного больше времени, чем все остальные вместе взятые. Судя по рассказам Стефани, у Ребекки не было ни родственников, ни мужа, ни детей, а содержалась она тут исключительно на деньги Бриттани. Видимо для психолога девушка была загадкой, потому как состояние её не улучшалось, а лишь скакало из крайности в крайность. Не раз под её шалости попадала и Аделаида. После того эпизода с мороженым она ещё как-то смогла сдержаться, но однажды произошла поистине жестокая история.

Ада сидела на террасе вместе со Стефани и Бриттани. Они молча разговаривали о разных жизненных ситуациях, как где-то за домом раздался сначала странный крик, а потом хохот Ребекки. Спустя всего пару секунд, она вылетела из-за угла, за ней гнался один из охранников, но он сильно отставал. Бекка держала в руках какой-то серый сферический предмет, похожий на небольшой мяч. Она неслась прямо на террасу, безумно оглядываясь по сторонам и назад. Аделаида слишком поздно поняла, что было у неё в руках. Слишком поздно, чтобы забежать в дом. Не поняли и Бриттани со Стефани. Промчавшись на бешенной скорости мимо них, она с силой кинула прямо им под ноги осиное гнездо и убежала дальше, спускаясь к реке. Можно сказать, что девушкам отчасти повезло: гнездо практически не было заполнено насекомыми. Из развалившейся дома вылетело несколько ос, а к ним присоединилась ещё парочка, гнавшихся за Ребеккой. Поднялся крик, резкое дерганье, которое ещё больше спровоцировало членистоногих. Аделаиду укусили два раза, в правую руку и левую ногу. Стефани получила порцию яда в плечо, но мать её быстро увела, а потом вернулась за Адой. Места укусов начали моментально жечь, болеть и чесаться. Раны распухли. Так у Аделаиды начался приступ – третий из четырех.

Санитары принесли её, бьющуюся в беззвучной истерике и не в силах успокоиться, в комнату. Она брыкалась и кусалась, истекая слезами. Помимо головной боли сюда добавились ужасающие укусы. Уже через полчаса шишка на ноге была размером почти с кулак, а на руке немногим меньше. Клэтуотер распорядилась принести успокоительное и обезболивающее. После уколов стало легче, и Ада уснула почти на сутки. За это время раны осмотрели и обработали. Когда она проснулась осталось лишь легкое жжение, а шишки стали меньше. Чуть больше недели пришлось похромать. Ребекке за эту выходку не сделали практически ничего. Бриттани устроила прилюдную порку, но судя по выражению лица Бекки на неё это не произвело никакого впечатления.

Второй приступ произошел спустя пару дней после прибытия и первого срыва. Аделаида прогуливалась в саду после обеда. Солнце уже давно перестало яростно палить, стало не так жарко. Небо разливалось приятным лазурным цветом. Глядя долго на него можно было подумать, что паришь над океаном. Ада решила не упускать такую возможность и расположилась на диванчике в саду, рядом с открытой беседкой. Яркие лучи звезды немного слепили, и она надела темные очки. Уже через пару минут по гранитной тропинке застучали туфельки Виктории. Ада поняла, что идет именно она, даже не глядя в ту сторону. За это непродолжительное время молчания она научилась распознавать людей по походке и звуку их шагов. Каждый издает уникальный стук ногами о поверхность. Среди местных у Виктории были ярко выраженные короткие шажочки, с время от времени подскакивающей походкой. Вик уселась рядом в кресло, предусмотрительно сообщив, что будет сидеть молча, читая книгу. Ада восприняла эту новость с восторгом, продолжая наслаждаться спокойствием. В течении получаса Виктория действительно не произнесла ни слова, слышен был только порхающий звук переворачивающихся страниц. Но все-таки Аде надоело лежать, и она решила узнать, что читает загадочная постоялица пансиона. Оказалось, что она в восторге от книги её мужа, которую и держала в руках. Видимо из-за того, что не так давно похожий приступ уже случался, этот прошел относительно легче. Сначала, как обычно, заболела голова, сердце стучало в висках. Потом заложило нос и невозможно было вдохнуть, как при астме. Ада упала на колени, хватая жалкие глотки воздуха, едва поступающие в легкие. Благо до Виктории быстро дошло, что происходит, она откинула книгу в сторону и позвала на помощь.

Последний – четвертый – приступ случился не так давно, но практически не успел развиться в более тяжелую форму. Случилось это за очередным ужином, в начале которого подавали довольно простенькое филе курицы в итальянских специях. Некогда нечто подобное готовила сама Аделаида для Эрика, он очень любил такое блюдо, особенно поданное с томатным соусом. Этот ход мыслей привел к воспоминаниям о муже, хотя, казалось бы, слишком далекая ассоциация. Ада опять начала задыхаться, но Бриттани моментально сообразила, что происходит. Она быстро подскочила к ней, взяла за руку и вывела на террасу, усадив на мягкий диванчик. Следом на улицу выскочила и взволнованная Стефани. Мать жестом показала ей присоединиться, и вместе они успокоили Аду, благодаря нехитрой практике вдохов и выдохов, держа её при этом за руки. Буквально через пару минут она пришла в себя, но идти на ужин отказалась и осталась на балконе. Чуть позже Кевин вынес ей тарелку греческого салата, и Ада с радостью его отведала. Молодой человек спросил, может ли он посидеть с ней. Аделаида не возражала и символически подвинулась на диване в сторону, а Кевин сел рядом.

Так они просидели вместе несколько минут, потом на террасу начали выходить и остальные постояльцы, присаживаясь на свободные места. Последней вышла Ребекка. Ада заметила её виноватый взгляд, но та тут же отвернулась и прошла дальше к самому парапету. В дверях стояла только Бриттани. Она оглядела всех свои постояльцев и, довольно улыбнувшись, ушла внутрь особняка. Аделаида, Кевин, Виктория, Стефани, Реджинальд и Ребекка ещё долгое время молча сидели на террасе, вглядываясь в заходящее Солнце сегодняшнего дня.

5. Кевин

Прошло полтора месяца с момента её пребывания в особняке. Приступы практически сошли на нет, а те, что случались имели в основном легкий характер. К тому же рядом всегда был кто-нибудь, кто мог её успокоить. Чаще всего этим человеком оказывался Кевин. Первое впечатление о нем стало несколько ошибочным. Да, Доннелли оставался тихим и замкнутым молодым человеком, но довольно словоохотливым в правильной компании. Каким-то образом этой компанией стала Ада. Они проводили вместе довольно много времени. Вероятно потому, что ей он мог рассказывать, что угодно, не боясь быть перебитым в середине монолога, или вообще отправленным куда подальше. Аделаида всегда внимательно его выслушивала, с радостью составляла ему компанию для прогулок в саду. Иногда она сидела рядом, когда Бриттани вела с ним беседу. Директор отметила, что в её присутствии Кевин становился более разговорчивым, а его паранойя отступала.

Со стороны казалось, что у них начались какие-то романтические отношения. Об этом любили похихикать вместе Стефани и Виктория, однако для Аделаиды это было совершенно не так. Она была рада помогать Кевину раскрываться, чувствовать себя более уверенно в коллективе, что и происходило, но кроме этого между ними ничего не было. Она понятия не имела, знал ли сам Кевин, в какой форме проходят их отношения, но до определенного момента он не предпринимал никаких действий. Может пытался набраться смелости?

Очередной день подходил к концу. Аделаида удобно устроилась у себя на кровати и пыталась дочитать ещё одну книгу Стивена Хокинга, недавно обнаруженную почему-то в шкафу для одежды, под названием “Чёрные дыры и молодые вселенные”. Давалось это нелегко. Хотя в предисловии Хокинг говорил, что “не согласен с мнением, что Вселенная – это загадка, не поддающаяся пониманию и анализу”, его книга для Ады как раз не поддавалась “пониманию и анализу”. Её скудные познания в классической механике и уж тем более в квантовой физике не способствовали пониманию суждений великого ученого и популяризатора науки.

Ада отложила книгу, слегка проморгалась, потерла переносицу, расправила плечи и размяла шею. В этот момент мимо её комнаты прошел Кевин. Он заметил, что она не особо занята и демонстративно постучал в открытую дверь, прося разрешения войти. Аделаида мило улыбнулась и кивнула. Она убрала ноги с кровати, приглашая Кевина сесть рядом, закрыла книгу, положила на стол в стопку к другим и взяла блокнот с пружиной, на котором была изображена пепельноволосая девочка с мечом в руке и на черном коне. Доннелли не знал языка жестов, потому ничего не оставалось, кроме как писать ответы. Это было не так сложно, но расходовало много бумаги. Ада сменила уже три блокнота.

Кевин смущенно улыбнулся и сел рядом. В руках он держал небольшую миску с орешками. После ужина он любил взять к себе наверх что-нибудь, что можно было пожевать за компьютером.

– Привет, Ада, – начал он, слегка покраснев.

Она едва приподняла уголок губ и жестом поприветствовала его.

– Я вот иду наверх, собираюсь посмотреть новый сериал. Точнее говоря, он старый. Совсем старый. Там про то, как отец рассказывает своим детям историю знакомства с их мамой. Вроде бы неплохое шоу, очень интересное и смешное. Не хочешь… – он запнулся и покраснел ещё больше. – Не хочешь посмотреть со мной?

Всю произнесенную фразу он старался не смотреть на неё, глядя куда-то в сторону, и лишь на последних словах встретился с ней взглядом. Ада незаметно вздохнула и показала на книги, сообщая, что планировала сегодня почитать.

– А, ну, да. Да, хорошо. Конечно! – он резко встал с кровати, несколько мгновений переступая с ноги на ногу. Потом отошел к двери, но в самом проходе развернулся и спросил: – А ты не думала, может… Может, когда мы выйдем отсюда. Может мы с тобой сходим куда-нибудь? Вот.

Аделаида видела, насколько тяжело ему было это спросить. Она вновь пригласила его присесть на кровать, а он вновь согласился. Она написала в блокноте: “Я не думаю, что это хорошая идея”.

Кевин разочарованно выдохнул. Было видно, что он начинает нервничать, и Ада тоже нервничала, она не хотела обидеть его. Он снял очки и протер лоб рукавом. Миска с орешками в его руке задрожала. Ада отложила блокнот и положила свою правую руку на его. Ей тоже было неприятно и даже больно. Казалось, сейчас случится срыв. Голова начала болеть, но Аделаида смогла подавить это в зародыше. Затем левой рукой она обхватила его голову и прижала к своей. Они оба закрыли глаза. Ада глубоко дышала, Кевин тоже. Оба успокоились. Так они просидели минуту, которая длилась вечность. Кевин встал и надел очки.

– Извини меня. Это было очень поспешно.

Не оборачиваясь, он вышел из комнаты. На душе появилось ужасное мерзкое чувство предательства. Как будто она сознательно, специально, ранила в самое сердце, чтобы насладиться болью другого человека. Но она всего этого не желала. Просто так получилось. Полгода с лишним прошло с момента свободного падения Эрика с крыши дома. Этого срока слишком мало для начала чего-то нового. Как вообще подготовить себя к такому, если от одной попытки кого-то другого зарождается очередной приступ? Нет, пока слишком рано. Да и кроме Эрика в её жизни практически не было других мужчин. Вот теперь Кевин, но он слишком молод, возможно, это были бы его первые отношения. Есть ещё тот детектив, который задавал вопросы об Эрике, но он не считается. Он очень долго не мог поверить, что Аделаида настолько сильно замкнулась в себе после смерти мужа, что много дней настойчиво пытался разговорить её, из-за чего и случился самый первый приступ. После этого детектив перестал лезть к ней с расспросами. Может быть, он не верил, что это самоубийство?

Слишком много депрессивных мыслей лезло ей в голову. Она встряхнула волосами, а потом резинкой заплела их в косу. Сделала несколько глубоких вдохов с закрытыми глазами, поправила платье, взяла Хокинга и вновь устроилась на кровати.

С потолка послышался громкий глухой звук, как будто уронили стеллаж, и резкий звенящий. Ада сразу отложила книгу и подскочила с кровати, прислушиваясь. Больше ничего не происходило. Можно было бы не обратить на это внимания, если бы такое случалось время от времени, но за полтора месяца сверху не раздавалась никаких звуков. Ада подумала, что Кевин настолько расстроился и что-то разбил. Наверное, стоило его проверить.

Она сжала волю в кулак и вышла из комнаты, повернув направо в сторону винтовой лестницы. Ступеньки слегка поскрипывали. Она держалась за перила, потому что голова начала быстро кружиться от подъема.

Здесь Аделаида не была ещё ни разу. На третьем этаже оказался маленький холл с двумя дверьми. Одна, прямо напротив лестницы, очевидно вела в комнату Кевина, и была приоткрыта. Вторая слева, похоже, отведена под ванную. Видимо при проектировке о третьем этаже особо не думали, и он изначально являлся обычным чердаком. Голые стены отличались от деревянного пола лишь ореховым цветом. Ада на цыпочках подошла к комнате, стараясь не скрипеть половицами и постучала о косяк приоткрытой двери. Ответа с той стороны не последовало. Она постучала ещё раз, но громче. Без изменений.

Аделаида, наконец, открыла дверь и закрыла рот руками, чтобы не закричать, хотя сделать этого она все равно не могла.

“Твою мать, твою мать, твою мать!”

По всему полу были разбросаны орехи и осколки миски, а в самом центре лежал Кевин, лицом вниз. Его правая рука вытянулась вдоль туловища, левая – где-то под телом. Под правой ногой виднелась небольшая линия крови. Ада бросилась на колени рядом с ним и с трудом перевернула его на спину.

Душки очков погнулись, но сами линзы не разбились. Она сняла их. Глаза закрыты. На первый взгляд с ним было все нормально, лишь на правой голени была большая царапина от осколка миски, прорезавшая штаны, но ничего серьезного. Ада вскинула руки в стороны, не зная, что делать. Потом потрясла его, побила по щекам, но ничего не поменялось. Паника нарастала вместе с выделением адреналина, но гормон пока одерживал верх. Она попыталась найти пульс на сонной артерии, но ничего не почувствовала. Да и где найти сонную артерию точно не знала. Она прислонилась ухом к его груди, пытаясь услышать сердцебиение, но с ужасом поняла, что его нет. Быстро переместила свое ухо к его носу и удостоверилась в отсутствии дыхания.

“Мать твою, мать твою, мать твою! Что делать? Что делать? ЧТО ДЕЛАТЬ?”

Она металась в подкорках своего разума, пытаясь вспомнить элементарные знания оказания первой помощь.

“Так, так, так. Сосредоточиться”.

Она огляделась вокруг в поисках чего-то. Комната Кевина была как минимум в два раза больше. В углу у окна стояла кровать, рядом тумбочка и огромное растение в горшке. Прямо напротив неё многофункциональный стол, где размещался экран монитора, несколько стеллажей книг, небольшой шкафчик и письменные принадлежности, среди которых ей на глаза попались ножницы. Ада резко вскочила, перепрыгнув через Кевина, схватила их и разрезала ему футболку, оголив грудь.

Медленно и не очень уверенно знания всплывали в её мозгу. Она запрокинула голову Кевина, положив правую руку ему на лоб, а левую подложила под шею. Затем сделал глубокий вдох и, зажав ему нос, выдохнула в рот. Потом ещё раз. Быстро переместилась к грудной клетке.

“Так, два пальца от солнечного сплетения. Ой-ой-ой, давай Кевин, мать твою, нельзя же так убиваться из-за отказа!”

Ада положила одну руку на другую, сомкнув в замок, и начала надавливать на него, смотря как после каждого нажатия грудная клетка расправляется.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.