Спектакль

Выждав приемлемое количество времени, она отправилась в свою комнату, где принялась за чтение “Улисса”. Джойс, как и Хокинг, давался нелегко. Но если физика просто оставалась физикой, то Джойс мало того, что весил немало, так ещё и загонял в тупик количеством воды в тексте.

Но долго пробыть в спокойствии не получилось. Реджинальд вновь застучал на пианино. Голова заболела в мгновение ока, но очередного приступа можно было не ждать. Она отложила книгу и накрыла голову подушкой. Звук чуть стих, но помогло это не сильно.

– Я смотрю, ты тоже наслаждаешься? – прозвучал голос.

В проходе в обнимку с подушкой стояла Виктория в футболке с мышонком и неприлично коротких шортах. Она прошла к кровати, своевольно подвинула ноги Аделаиды и, подложив свою подушку, плюхнулась на другой край кровати. На лице Ады застыл беззвучный вопрос.

– Ой, ну да ладно тебе, – язвительно ответила она. – Ты видела, к нам пришел какой-то тип, задает Стеф вопросы о Кевине. А девчонка строит из себя директора!

Ада ответила. Благо за полтора месяца Виктория понимала много жестов, хоть сама почти не умела ничего показывать.

– Ты его знаешь? Ничего себе! Откуда?

Эстер нахмурилась.

– Ой, извини. Ну вообще, он ничего такой. Немного пухленький, правда.

Её это немного взбесило.

– Да ни на что я не намекаю, успокойся. Просто интересно, о чем они там могут разговаривать. Вот тебе разве не любопытно?

Ада отрицательно покачала головой. В этот момент мимо её комнаты прошла Ребекка, решительно идя по направлению к Реджинальду. Догадаться о её намерениях можно было по весьма красноречивой фразе “Мать твою за ногу, Реджи, я сейчас прибью тебя об это пианино”, которую она бросила как бы вскользь.

– Мда, дорогая моя, – протянула Виктория, стараясь не замечать реакцию Бекки и последующий громкий возглас “Ай, твою ж мать!” от Реджи. – Знаешь, времени то уже много прошло. Пора возвращаться в мир. Ты тут не первый день, тебе лучше. Скоро ты нас покинешь, – как-то с досадой закончила она.

Аделаида уловила эти нотки и изменила выражение лица на слегка обеспокоено.

– Да ничего со мной не случилось. Чего пристала?

Несвойственная немногословность выдала в Виктории плохое настроение, а может быть что-то спровоцировало у неё какие-то воспоминания, которыми она не хотела бы делиться. Ада подсела к ней поближе и сложила ноги в позе лотоса, спросив, что не так.

– Все нормально, говорю же. – Она отвернулась от неё.

В этот раз Аделаида не стала ничего спрашивать. Она похлопала Викторию по оголенной коленке и села вплотную к ней, облокотившись на стену и положив свою голову на её плечо.

– Да просто… Эх… Тебе лучше, ты скоро покинешь это место. Через две недели, или через месяц, но покинешь. А я… я тут так и останусь. Одна. С Ребеккой, – протянула она, взяв подушку на колени и перебирая её уголок.

Ада спросила, почему она так думает. И почему она вообще здесь. Виктория выдохнула. Перестала возиться с подушкой и взглянула в окно. Стало очевидно, что она смотрит не на улицу, а куда-то дальше. В прошлое.

– Все банально, как квадрат. У меня есть муж. Хороший человек, порядочный. Зовут Майкл. Наверное, к нему применимо описание “обычный парень”. Знаешь, чем-то на нашего Кевина внешне похож, тоже всегда в очках, растрепанный какой-то, неряшливый. Я бы в молодости даже не взглянула на такого. А потом, когда исполнилось 25 во мне вдруг что-то переклинило. Знаешь, пьянки, тусовки, бессонные ночи, наркотики, беспорядочные связи. Я прошла через это все. Сильно подсела на амфетамин.

Как-то раз я так надралась с друзьями, – при слове «друзья» Виктория пальцами сделала в воздухе кавычки, – что угнала чью-то тачку. И когда мы накатались, ребятки свалили, а я так и уснула в машине. На утро меня разбудил стук в лобовое стекло. С улицы смотрел крайне удивленный Майкл, не понимавший, как я оказалась в его машине. Оказалось, когда я отрубилась, автопилот в этой штуке отвез меня обратно на парковочное место, где мы тачку и украли. Даже не отослал никаких оповещений Майклу на браслет.

Ну, в общем-то, Майкл меня вытащил из тачки, взял отгул на работе – он старший сотрудник в нашей Научно-исследовательской Лаборатории, которая на севере от Верхнего Города – и отнес меня к себе. Я проспала целый день. Потом рассказала ему глупую и тупую историю своей “недожизни”. Ну и как-то, знаешь, я так и осталась у него. Сначала планировала, что вот чуть-чуть оклемаюсь, потом начну использовать его, буду потихоньку деньги забирать. Ну казалось бы, что кроме секса нужно таким ботаникам как он. Но я сама не заметила, как эти мысли пропали у меня из головы.

Он был так мил и добр. Черт, это такая банальная история! Глупая наркоманка, стерва и оторва становится нормальным человеком из-за влияния хорошего и порядочного парня! Но вот она я. Все так и было. Он никогда не давил на меня, не лапал, не насиловал. Он не был тем, кого я хотела, но оказался кем мне было нужно. Майкл нашел мне должность в Лаборатории в отделе по работе с сотрудниками. Сначала это была стажировка с кучей работы и маленькой зарплатой, но через пять лет я была уже заместителем отдела.

Она ненадолго замолчала, переместив пустой взгляд с окна на книги на столе.

– Мы поженились через три года. Ещё четыре прожили в счастливом браке. Потом у него появился очень серьезный проект. Он вошел в группу ученых по разработке продвинутого искусственного интеллекта для базы на Марсе. Целый год мы виделись все реже и реже. Он приходил домой к полуночи, уставший и недовольный. Работал по выходным. Мы даже сексом больше не занимались.

Но как-то раз и мне пришлось задержаться в Лаборатории. Я доделывала кое-какие бумаги, в офисе уже давно никого не было. Времени почти 12 часов ночи, и я подумала, что можно заглянуть к Майклу, и потом мы вместе поедем домой. Я шла по пустому коридору с притушенным светом, стуча каблуками. А у нас там знаешь, такие двери не на замках, просто толкнуть надо, да ещё и со стеклом по центру. И вот я дошла до его секции, собираюсь открыть дверь, а там…

Виктория всплакнула. Ада сразу дала ей одну из салфеток, которые всегда держала рядом с кроватью.

– Спасибо. Ну вот. И вижу через стекло его голую жопу со спущенными штанами, и как он трахает мою начальницу раком. Они, черт побери, даже не услышали, что кто-то идет, она так громко стонала. Я к тому, что Майкл был хорош, но не настолько.

Мне стало так хреново, что я блеванула в ближайшем туалете. А потом сразу пошла на парковку и поехала домой, даже сумочку не взяла. Когда он пришёл, я ему, естественно, ничего не сказала, сделала вид, что уже сплю. Я ему никогда ничего так и не сказала.

Два месяца у меня ушло на планирование мести. И в итоге все оказалось просто и элегантно. Я подсыпала ей яд в соль. Стерва всегда любила подсолить еду, принесенную из дома. Вот я и подменила её личную баночку. Сделать это было проще простого. Выждала момент, когда все уходили из нашего кабинета. Это случилось далеко не сразу, но случилось. Яд подействовал почти мгновенно. Готова поклясться, что посмотрев на меня в свой последний миг, она все поняла.

А дальше – дело техники. Начались паника и суматоха, в которой поменять банку соли обратно не составило никакого труда. Камер наблюдения в нашем офисе никаких не было. После работы я сразу поехала к реке и высыпала в неё всю оставшуюся ядовитую смесь, а банку из-под неё сожгла. Так чтобы не осталось ни кусочка пластика.

Недолгое время меня подозревали, но я неплохо отыграла новость о том, что Майкл изменял мне с этой женщиной, да и прямых улик против меня не было. Так что от меня вскоре отстали. Мы с мужем не стали ни о чем говорить. Я просто собрала вещи и уехала сюда. Можно сказать в добровольное изгнание. Хоть и доказательств моего участия никаких нет, убийство не может пройти бесследно. Я расколола свою душу и пытаюсь обрести покой здесь. Уже больше года. Мне до сих пор не понятно, почему Майкл мне изменил. И это незнание меня убивает ещё сильнее.

Она помолчала несколько секунд.

– Вот, моя история, Аделаида. – она посмотрела в её в глаза. – Я грохнула эту стерву.

7. Реджинальд

Дорогая Эстер!

Я сжег свои книги, записи и документы. Всё, что меня когда-либо связывало с этим миром. Считай это моим свидетельством о смерти. Я знаю, что доставил тебе много проблем. Ты верила в меня до самого конца, но оказалось, что писатель из меня никудышный. Мне стыдно перед тобой. Стыдно, что ты дала мне шанс, которым я так ужасно воспользовался.

Кем я был? Кто вспомнит обо мне, кроме тебя? И кто ты? Кто вспомнит о тебе? Я не смог оставить после себя ничего, так какой во всем этом смысл?

Я понимаю, что делаю с тобой своим поступком. Понимаю, как тебе будет тяжело. И я прошу прощения за это. Мне страшно, но другого выхода просто не вижу. Его и нет.

Мы приходим в этот мир одни, и также и уйдем из него. Я не хочу, чтобы кто-то или что-то решало, когда мне уйти. Поэтому я сделаю это сейчас. Отправлюсь в бесконечное путешествие, наперегонки с ветром, на ту сторону, где легче будет нам обоим.

Я люблю тебя, Ада. Ещё увидимся.

Руки задрожали. Воздух опять плохо доходил до легких, но не так мало, как раньше. Голова загудела и закружилась. Ада отложило письмо на край кровати, подтянула ноги к себе, обхватив их, и вновь начала раскачиваться вперед и назад. Медленные глубокие вдохи и выдохи. Она чувствовала, как истерика медленно подбирается, застряла где-то в горле. Одно единственное неверное действие – резкий вдох, ненужная мысль в голове, быстрое движение – и она потеряет над собой контроль.

Вперед-назад. Вдох-выдох.

“Эрик”.

“Нет-нет-нет. Не думай о нём. Ни о чем не думай. Дыши”.

“О, мать твою, какого черта, Эрик?”

“О нет, нет. Я… я не справлюсь. Черт-черт-черт”.

“КАКОГО, МАТЬ ТВОЮ, ЧЕРТА, ЭРИК?! ПОЧЕМУ ТЫ ПРОСТО НЕ ПОГОВОРИЛ СО МНОЙ?!”

Ада схватилась руками за голову и повалилась на бок. Голова вновь раскалывалась, казалось, из носа сейчас хлынет кровь. Воздух совсем перестал проходить в легкие. Она потеряла контроль.