Стать нижней

Но вот увидеть в мае, после долгой зимы, когда все интересные места закрыты. Первые трусики девочки в этом году. С почином! Такие Один Из видел, когда глаза ловили заветную цель. Заветное место все мальчишки знали. Потом его спалили, кто-то проболтался. В благопристойной школе доступ в эту точку немедленно перекрыли, шкаф туда поставили. (Опять же уточню: здесь я привожу воспоминания другого человека, из которых я взял ключевую сцену детства.)

Подсматривать трусики у девочек – интернациональный, но несколько устаревший вид спорта, которым массово увлекались в прошлом веке в разных странах мира. Правда, в Японии популярность этого спорта, если ориентироваться на аниме, только растёт. Как там у Курта Воннегута? «I see England, I see France; I see a little girl’s Underpants!»

Итак, Маринка в ностальгической форме. Комсомольский значок на белом фартуке. Белые бантики.

Тут я как автор сего опуса не выдерживаю и накидываюсь – может быть и при помощи моего интерактивного читателя – на создаваемый мной образ: «Нет, нет и нет, дядя! Туда ты уже не попадёшь, слышишь? Это всё не тем воздухом дышало, не тем питалось, не те передачи по телевизору смотрело. Тогда был реальный сексуальный голод. Сахара. Бредятина. Дрочка на «Маху одетую» и «Маху обнажённую». (Гойя, иллюстрации в «Памятниках мирового искусства», изданы в семидесятые, использовались мальчиками моего поколения и чуть старше не только по чисто эстетическому предназначению, если подобные издания были в семье.)

Невероятный стыд перед собой в детстве за эротическое восприятие физических наказаний. Тайное от окружающих, разумеется! Думаешь, что ты только один ёбнутый. Извините, я как автор употребляю мат крайне редко, но не откажусь, когда нужно обозначить резкий и важный по смыслу момент. Слышь ты, «Один Из»? Не зови меня с собой, меня не обманешь!

В масштабах развратности знаний тех поколений овладеть девушкой в школьной форме – взрыв, целый пласт незабываемых эмоций. Признаемся: в юности не всем такое было дано, многие врут. Когда-то прочитал в советском журнале «Крокодил» мудрую фразу: «Фильм до шестнадцати смотреть было нельзя. А после шестнадцати – неинтересно».

Нам неизвестно, каким образом достигает совершенства своего образа человек уровня «Один Из». Всегда тяжело описывать желания и состояния людей, которых по развитию считаешь выше себя. Причём не только социально, не только интеллектуально, но и личностно. Может, он видел нечто, что не увидеть мне. Или закинулся какими-то невероятными по силе и доступными только в его среде «колёсами», чтобы попасть со своим объектом в некий параллельный мир любых допустимых человеческой фантазией возможностей?

Нет, я, увы, крайне рационален. Я не то что не ищу чего-то наркотического, но ещё и алкоголя потребляю крайне мало. Меня, как князя Мышкина по версии экранизации в «Даун-хаусе», и так достаточно прёт от окружающей действительности – «без всякого компота». А вас не прёт? Вас ведь тоже в значительной мере окружает та же действительность, что и меня.

Но назад к рассказу.

Марине надо было наклониться над столом, задрать подол и спустить трусы. Совсем несложно и очень привычно. И боль, которую чувствовала попа под ремнём, – что-то знакомое, обыденное. Пороли не очень сильно и недолго. Как бы прелюдия, некий акт, предварительные ласки.

А потом её ввели в зал. Малый гостиный зал, как я понял по описанию. Где по классике есть камин, кресла, ломберный стол со стульями, буфет – вся мебель реальной викторианской эпохи. Отреставрирована. Юная комсомолка шагнула из прошлого в ещё более давнее прошлое. Приглушённый свет, настенные прострелы ламп сведены в одну точку. Где стоит она. В той самой школьной форме. Абсолютный шаг в ту эпоху. Реальный винтаж. Всё оттуда – до гольфов, бантов и сандалий. Только тело в них другое. Которого тогда ещё не существовало. Ещё свечи. Наверное, штук пятьдесят. Господин – большой эстет.

Теневой кадровик Одного Из – спортивный и привлекательный парень лет под тридцать. На нём только короткие шорты. Он медленно на глазах Одного Из раздел Марину. У него была банка, из которой он намазал всё её тело декоративной блестящей смазкой.

Блики от свечей дают загадочные отсветы на коже. Один Из трогал щёки, уши, живот, грудь. Трогал бёдра и между ног – через трусы. Трогал так, как будто хотел вынуть что-то из её тела через кожу. Для секса трогают не так.

В пол вделана скоба. Она, кажется, для цветов? Именно она их стопорит, чтоб не съехали вниз? А сверху – кольца. Там тоже цветы на подвесках крепятся? Осторожный человек Один Из. Вдруг кто зайдёт и поймёт, для чего? Хорошо придумано с цветами. Немного расчистим их. И вот – через кольца верёвки. А вот скобы в полу – под зажимы. На ногу – чёрный кожаный девайс для фиксации… на застёжку… на руки – то же самое. Ширпотреб секс-шопа. Сейчас недорого стоит, с заклёпками и кольцами для карабина. Но не забывайте: всё на тот момент с собой «оттуда» привезённое. У нас ещё даже мало-мальского предложения аксессуаров нет в цивилизованных масштабах.

Свечи. Это ведь совсем не сложно сделать, если ты эстет – для самого себя. Красота должна присутствовать. Чувства должны усиливаться. Насколько возможно. Растяжка. Самая обычная. Пожалуйте смотреть сотни таких фильмов. Что ж тут необычного? Разве что для Марины.

И – вновь порка. Но уже с фиксажем. Не буду описывать подробностей. Не хочется мне делать комплиментов Одному Из. Кроме того, у моего интерактивного читателя очень богатая фантазия.

А потом пауза. Другая комната. Игра в вождя племени. Звериные шкуры. Зальчик загородного дома в охотничьем стиле. Что-то типа рустикального жилища некоего средневекового правителя. Факелов на стенах нет, но и здесь есть свечи. Девушка принимает участие в обряде посвящения в женщины от старейшины лет пятидесяти с лишним. Сильно лишним. У него стоит только с виагрой и укольчиком. Фентоламин или Каверджект? Вот тут я в смущении. Были ли такие препараты на тот момент? Но он что-то себе колол, она вряд ли такое придумала. И теперь можно с рычанием набрасываться на юное тело. Когда пробуждается неудержимый животный инстинкт. Инстинкт зверя.

Как в такой гипотетической ситуации с инстинктами у интерактивного читателя? Вы думаете, что нет? Или знаете, что да?

Я ощущал себя зверем, когда ел шашлык из свежей, только что пойманной белуги. Это настолько замечательно, что хочется впиться зубами и рычать. Ты рвёшь зубами плоть, как десять голодных волков. Чувствуешь себя, как воспитанный на вискасе домашний кот, которому удаётся почувствовать кровь пойманного воробья.

Разве девочка в школьной форме не анахронизм в охотничьем зале замка? Но нет, он ведь мечтал в детстве лишить её невинности в замке. Ну не на поролоне же его тогдашней кроватки шириной восемьдесят сантиметров! Скучно и как-то по-скотски.

Лежащий на подставке косой деревянный крест, на котором всё должно произойти. Заходишь между разведённых ног, пока на нужной высоте не упрёшься. Правда, спина объекта фиксирована на дерматине, подложка мягкая. Всё же на чистой деревяшке – жесть. Обездвиживание рук и ног, полная беспомощность и подчинение.

Их наружные половые органы пришли в соприкосновение. Казалось, вот она, очередная купленная девственность. Что нельзя купить дорого, можно купить очень дорого. Есть что-то, что не продаётся? «Абрам, мы разве говорили, что мы хотим купить всё? Нет, вы только посмотрите! Они таки набивают себе цену», – как говорят в Одессе.

Жертвоприношение образу. Он ведь хотел отдать девочку себе в прошлом. Себе, тому мальчику. Но вдруг понял, что объективно не сможет забрать её, будучи в образе взрослого дяди. Потому что совокупление с таким, каким он стал в зрелом возрасте, не имело смысла. Нельзя отдать мечту детства чужим телом да ещё и взрослому дяде.

Он обнажал её, срывая те самые покровы, которые хотелось сорвать тогда. Он порол её ягодицы по праву хозяина, мысленно приняв эстафету от отца. Так, как хотел тогда. Гладил её тоже он, преемник того мальчика в саду. Это как бы компенсация. А вот овладеть ею – нет. Гладить и ласкать было чувством из того времени. Даже когда трогать. Обжимался он с девочками. Но то тело не знало, что такое совокупление. И именно такое тело, как у него было тогда, должно вступить в связь, а не такое, которое у него сейчас.

Источники для чисто генитального удовлетворения у него не ограничены, есть финансы, есть оргталант. Но если он лишит девственности свою детскую мечту? Вот разве хотел бы он – внутри своей собственной фиксации – чтобы его девочку из прошлого, оставшуюся навеки юной в его сознании, поимел какой-то старый мужик? А ведь так будет по факту. Очень тонкий эстет Один Из. Немного непонятен.

Так ведь и Франклин Рузвельт пожалел своего медведя, а Линкольн – индейку. «Да неужели!» – воскликнет интерактивный читатель из Америки. Представляю, как подобное сравнение может шокировать иного американца. Если человек имеет возможность есть столько индеек, сколько захочет, то не задумываясь может сохранить одну в живых. И не потому, что стремление создать для себя некий символ может пересилить чувство голода, с которым данное историческое лицо к тому же вряд ли сталкивалось в своей жизни. В сущности, создавать себе такие символы – изначально привилегия наделённых властью и обеспеченных. Такому человеку, как Рузвельт, ну совсем не нужна смерть медведя, чтобы возвыситься в своих глазах или в глазах окружающих.

Кстати, совсем не обязательно становиться именно главой нации, чтобы перейти на этот уровень взаимоотношений с миром. Больше спонтанное решение представителя элиты в соответствии с его императивами, делающими его представителем элиты. Создавать императивы и должно быть прерогативой людей из верхних слоёв общества. Это их собственная, классовая, имманентная им, как сказали бы классики марксизма-ленинизма, мораль, которая впоследствии, по всем законам общественного развития будет навязана всем нам.

Один Из – большой человек и умеет делать самому себе ценные подарки. И пусть очень многие его вообще не поймут. Как так, заплатил деньги, рискнул, организовал, она согласна, всё надёжно и – остановиться на петтинге?

А он в какой-то момент решил остановиться. И, представьте себе, решил отдать Маринину девственность… своему младшему сыну, который был на тот момент приблизительно в том же возрасте, что и она.

«Как это? – спросит интерактивный читатель. – Вот так, открытым текстом?» Ну, нет же, конечно. Он же творческий человек, который способен создать ситуацию, не травмируя сына вторжением в его психику. Юноши в большинстве своём не любят обсуждать темы своих сексуальных желаний с отцами. Но ещё меньше – с матерями.

Всё было организовано через его секс-секретаря. Именно он должен был предложить его сыну: «Есть девственная девочка для тебя. Дёшево. Хочешь? Попроси у папы немного денег, якобы на спорт или на одежду». И сын к нему обратился с такой просьбой! Один Из, конечно же, поверил сыну и тут же дал необходимую сумму.

Съёмная квартира и целая ночь – делай, что хочешь. Возможно, он даже организовал в том месте видеокамеру, чтобы понаблюдать, как это прошло. Технически очень несложно. А было ли на самом деле – не знаю. Пусть интерактивный читатель сам и решит, установил ли папик с интересами, как у Одного Из (а он не такой, как я с большинством из вас) видеокамеру для записи такого эпизода, или нет.

Марина. Просто объект, бездействующая сторона, предмет без права голоса. Вот она сначала торжественно выходила замуж за этого дядю. Этакая свадьба на две-три ночи. Пока не надоест. Разве не бывали истории отношений и на меньший срок, чем на три дня после свадьбы? Да сколько угодно.

«Бывает, что у невесты муж умирает, а у вдовы – живёт», – заметит интерактивный читатель. Моралист скажет: плохой вариант. Очень плохой. А вариант лишиться девственности от любовника сестры безо всяких ласк? От пьяного вдрызг дембеля? При том что она реально характером податливая и безропотная, её так кто-то создал – бесконечно терпеливой. Между прочим, беспомощность и безропотность тоже весьма ценимые добродетели, и ими можно очень сильно зацепить. И ещё если смотреть взглядом, в котором отражается бесконечная преданность побитой собаки.

Потерпевшая безумно довольна тем, что она потерпела. А иначе бы жизнь не сложилась. Ну, характер такой – подчиняться и быть верной хозяину. В той степени, в какой её верность его прикалывает. Не исключено, что завтра его будет прикалывать неверность.

На задаваемые вопросы она отвечает односложно: «Тебе нравится, когда тебе приказывают? – Да. – Стараешься выполнять всё точно? – Да. – А если тебя наказывают? – Нормально. – Хотела бы ты быть одной и ни от кого не зависеть? – Не знаю. Вряд ли». Разве так не бывает? Кому-то «век свободы не видать» не зарок, не судьба, а жизненный принцип.

Можно продолжать ныть в том же духе дальше, но совершенно не нужно. Потому что, как вам это уже, разумеется, понятно, не чувствовала она всей тонкости того, что с ней произошло. Она реально понимала только физическую боль, а всё это обрамление, начиная со свечей, было ненужным. Странным. Немного удивляющим. Но нисколько не эротичным.

Надо признать, что вокруг есть люди, полностью лишённые восприятия того, что называется «тонкая эротика». Ни в одежде, ни в аксессуарах, ни в антураже, ни в словах, ни в текстах. Вы ведь тоже встречали таких? У них есть понятие двух состояний: состояния секса (то есть генитальный контакт и ничто кроме него) и состояние без секса (без генитального контакта). И всё. Остальное лишнее. Не нужны ни одежда, ни свечи, ни вообще хотя бы что-то. Вот он, чистый замес хуя и пизды.

Раз меня прорвало на мат, то это пиковая точка рассказа. Хочется сравнить этот мат с клавишами субконтроктавы пианино. Нажимаешь крайне нечасто, но они тоже бывают нужны.

А тут получилось так. Всё для неё кругом непонятно, но в то же время совершенно не противоречит её сути. Она смутно понимает, что всё должно как бы и быть таким. Это соответствует её натуре. Она грубо, по-народному, хотела отдать себя в чьи-то руки. Типа так. Пусть бьёт, если любит. А бить меня надо по-любому: я ленива и могу делать глупости. Но ему виднее. А там пусть скажет, что и сколько делать. Я всё сделаю, я выносливая.

Всё, что с ней происходит; всё, что с ней делают, реально отвечает этому её внутреннему запросу. С одной стороны, совсем не необходимо, но в то же время абсолютно естественно, потому что не противоречит картине мира в преломлении её сознания. Она и родом из среды насилия, где понимают телом. Где практикуют такое в течение нескольких сотен поколений.

И в нынешнем поколении тоже, не прервались ещё династии тех, у кого в роду не было бы никого, кто не подвергался физическим наказаниям. И сколько таких династий? Их всё ещё больше пятидесяти процентов населения? Или всё же значительно меньше? Тут каждый интерактивный читатель должен, сверившись с интернетом, прикинуть по-своему. С учётом того, что любой статистике по данному вопросу, как мне кажется, верить нельзя ввиду крайней неоднозначности затрагиваемой темы.

Один Из всё же позаботился о Марине. В посёлок, где она жила, приехал человек с корочками и небольшой пачкой денег – всё уладил. И с органами опеки, и с бабушкой. Говорят, дембельнувшийся Ромик, когда с ним разговаривали, чуть не описался от страха. А саму Марину потом определили к тематическому товарищу в том же поселении, где была вилла Одного Из. Люди одного уровня могут не только знать друг друга, но и иметь одинаковые запросы.

В её обязанности входило самое обычное: следить за домом, убирать, учиться готовить разные блюда по книжкам, о возможности приготовления которых она в детстве даже не подозревала. Тот, кому её отдали, не хотел себе полноправную жену, а хотел такую – зависимую полуприслугу без права голоса. Чтобы реализовать в себе присущие на самом деле многим желания примитивно доминантного самца, упивающегося покорностью самки. Пожалуй, многие специфические мужчины разделили бы желание иметь в качестве нижней женщину, которая органически привыкла к грубости и жестокости, на которой можно всегда безопасно разрядиться и выместить злобу. Психосоциальные диплодоки, в вечном когнитивном диссонансе с правильным и гуманным обществом. Скрипя зубами, исполняют публично законы, но в постоянном искушении послать всех и всё – на… Дома, извините, такой индивид порой уже просто скот.

«Вон ты куда, аффтар. Знакомо. Но по этому поводу как раз папаша Мюллер мрачно сказал Штирлицу: “А в подоплёке-то одна суть: простая и понятная, человеческая суть”. Он и это тоже имел в виду», – вклинивается в изложение интерактивный читатель.

Новый хозяин учил её правильно сервировать стол. И с тем же усердием – удовлетворять разные его потребности. Он был ею вполне доволен, давал денег, покупал хорошую одежду, косметику, бижутерию и не возражал, когда она всё свободное время тупо проводила перед телевизором за просмотром бесконечных мыльных опер и популярных базарно-скандальных телешоу. И не сильно, без фанатизма пробовал на ней кое-что, что считал любопытным из нашей Темы.

А потом он неожиданно умер. Какая-то мутная история. И вот тут Марине уже повезло конкретно. Наследники оказались очень порядочными людьми и не стали выкидывать её на улицу. Догадываясь, чего она натерпелась за несколько лет с их родственником, чей характер они испытали на себе в детстве, наследники предложили ей из всего полученного и поделённого полюбовно большого наследства однокомнатную квартиру в ближайшем Подмосковье. Вот это настоящая удача! Говорят, у того человека была целая пачка свидетельств права собственности на недвижимость; тогда как раз начиналось время стремительного ценового роста московских и подмосковных квартир.

Марина могла попасть и ко мне. Связей с тематическим миром она не порвала. Она нашла кого-то, кто выступил в роли своеобразного сутенёра. А может, просто находил прикол в том, чтобы сдавать её в аренду верхним. Дико звучит для кого-то? Но только не в отношении той, которая сама хочет быть в этой роли. «Сдать в аренду» – для неё это развлечение: почувствовать нового хозяина, сравнить. Не подумайте о таких плохо. Не подумайте плохо и обо мне, я её «в аренду» не взял. Но познакомился и пообщался.

В жизни она совсем не была такой уж робкой и застенчивой девушкой, как может показаться из рассказа. Наоборот, очень даже скандальной бабой, причём довольно самоуверенной. Я был свидетелем одного эпизода. Как-то заехала во дворе на газон тогда ещё милицейская машина, след остался. Вышли двое с автоматами. Так она их так бесстрашно охаяла, что они опешили и даже извинялись, что для людей их профессии несвойственно. Какой-то характер есть, иначе она до сих пор жила бы в трёхэтажке около завода.

Марину можно понять, если представить себе, что она человек из более далёкого прошлого. Она всё воспринимает, как столетия назад. Она там осталась в своём развитии. Она, как и наши предки, физически понимает, что такое голод. Удар розги. Унижение, которое надо терпеть, потому что законы и обычаи ставят одних членов общества выше других. А дальше на… можно класть остальное. Иголка в попку. Пинок. Грубый окрик. Взрослый хозяин. Это всё там.