Ермак. Начало

– Понимаешь, Марфа, – потеребил усы станичный атаман, не отводя глаз от взгляда женщины, – непонятно мне…

– Что непонятно?

– Непонятно, как мог четырнадцатилетний казачонок, даже не малолетка, двенадцать вооруженных варнаков извести.

– Чего-то боишься, Никодимыч? – спросил, подковыляв, Афанасий.

– Не знаю. Пусть Марфа Тимофея посмотрит. Она ведунья сильная, душу видит. Пусть посмотрит! Мало ли чего!

Прервав разговор, к стоявшим казакам и женщине на взмыленном жеребце подлетел казак с лычками младшего урядника на погонах и, свесившись с седла к атаману, негромко проговорил:

– Господин атаман, на берегу острова Зориха обнаружено двадцать наших коней, четыре мертвых вооруженных китайца и их лошади. Китайцы все убиты из винтаря. Всех лошадок перегнали на нашу сторону. С китайцев все собрали.

Конь под урядником начал играть, перебирая ногами.

– Да сойди ты с коня, Башуров, и доложи подробно, – похлопывая жеребца по морде, сказал Селеверстов.

Наум Башуров, соскользнув с коня и взяв его под уздцы, продолжил:

– В овраге, что вправо от Амура перед Соворовской лощиной уходит, нашли еще пятерых мертвых хунхузов и их лошадей. Двое убиты кинжалом со спины в сердце одним ударом, а у троих глотки от уха до уха перерезаны.

– Да… дела! – Атаман озадачено сдвинул фуражку с желтым околышем на затылок, а старый Афанасий застыл столбом.

– Еще что нашли? – спросил Селеверстов.

– У хунхузов зарезанных, которые вооружены были винтовками Бердана, подсумки для патронов пустые, – продолжил доклад урядник. – Варнаков на острове Зориха положили с нашей стороны. Нашли лежку Тимохи, откуда он сделал, судя по гильзам, четыре выстрела.

– Что скажешь, Афанасий? – повернулся атаман к старому Аленину. – Смог бы твой внук за двести-триста шагов четырьмя выстрелами попасть в четверых скачущих всадников? И не просто попасть, но и убить?

– Не знаю, Петр Никодимыч, – с сомнением покачал головой старый казак. – Стреляет Тимоха хорошо, но чтобы так… И прирезать пятерых варнаков, да еще таким образом… Не знаю.

– Ага, прирезали варнаков знатно, ни один и пикнуть не успел. Мы их по оврагу шагах в ста друг от друга нашли, кроме двух последних, которых, видимо, одновременно зарезали, причем одному башку почти напрочь снесли. А предупредить друг друга они не успели! – встрял в разговор Башуров.

– Урядник, чьи-то еще следы были?

– Никак нет, господин атаман, – вытянулся в струнку Башуров. – Только следы Тимохи Аленина. Нашли место, где он перевязку делал, там же и двух зарезанных хунхузов. Лежку на берегу, где он по бандитам на острове стрелял, и на холме позицию, рядом с которой нашли его ножны от кинжала, ремень и пустую китайскую сумку для патронов. Там же недалеко и карабин Тимохин нашли. Стреляли из него, судя по нагару в стволе, много. А на вершине холма, где Тимоха последнего варнака кинжалом убил, в траве револьвер нашли.

– Одно непонятно, как он столько варнаков смог завалить! – Башуров задумчиво почесал голову под фуражкой. – Мы с казаками обсуждали: ни один из нас не смог бы такого сделать.

– Вот и мне непонятно! – Селеверстов внимательно оглядел стоящих перед ним казаков и женщину. – Как мне наказному атаману докладывать: «Ваше превосходительство, у нас хунхузы на днях хотели станичный войсковой табун лошадей угнать, да только четырнадцатилетний Тимоха Аленин взял да и убил их один всех. Да чего там, ваше превосходительство, их был-то всего двадцать один варнак. Для наших казачат это все равно что стакан молока выпить».

– Ладно, – махнул рукой атаман, – об этом позже будем думать. Марфа, ты иди Тимоху смотри, мы с Наумом пока еще переговорим, а ты, Афанасий Васильевич, иди, присядь пока на лавочку.

Сказав все это, атаман с урядником отошли в сторону и стали что-то негромко обсуждать.

– Не волнуйся, Афанасий Васильевич. – Марфа положила старику руку на плечо. – Все будет хорошо. Я чувствую.

Погладив старого Аленина по плечу, знахарка и ведунья легкой походкой пошла в дом, куда уже перенесли раненого Тимофея.

Афанасий с трудом доковылял до лавки, кряхтя, опустился на нее и застыл, глядя пустыми глазами куда-то вдаль.

Селеверстов, переговорив с урядником, пошел по двору, останавливаясь по очереди и разговаривая о чем-то с казаками, находящимися на подворье Алениных. Поговорив со всеми, он вернулся к старику Аленину и, присев рядом с ним на лавку, тихо произнес:

– Вот что, дядька Афанасий, я переговорил с казаками, и мы решили, что из захваченной добычи утаим трех лучших лошадей с полной сбруей и три хороших винтаря с патронами. Все это пойдет тебе и Тимохе. – Атаман поднял руку, предупреждая возражения Аленина. – Пойми, дядька Афанасий, твой внук наш станичный войсковой табун спас. Сколько бы казаков в станице могло без строевого коня остаться. Да что кони, Тимоха моего Ромку да Дмитра Данилова сына, Петруху, от верной смерти спас. За что всю оставшуюся жизнь буду за Тимофея твоего молиться. Кроме того, мы со станичниками решили, что всю премию за хунхузов и за их снаряжение, что начальство в Благовещенске даст, тебе отдать для Тимохи. Ему деньги понадобятся, если сможет в Иркутское училище поступить. Да вам и сейчас деньги не помешают.

Афанасий Васильевич из-под густых седых бровей внимательно посмотрел на атамана.

– Да, дядька Афанасий. Завтра повезем в Благовещенск захваченное у хунхузов оружие, амуницию и их лошадей погоним для доклада. – Селеверстов поднялся, надел фуражку. – Там я с наказным атаманом о Тимохе и поговорю. Все равно докладывать о том, как он отличился. Может быть, под этот случай и вопрос о его поступлении в училище решим.

Атаман направился к своему жеребцу.

– Дядька Афанасий, я твоих коней и тех, которых отберем для тебя, пока у себя оставлю, а вечером Ромку пришлю для помощи. Он и поснедать тебе привезет, и бульон куриный для Тимохи.

– Спасибо тебе за все, Петр Никодимыч! – Старый казак поднялся с лавки и склонил голову.

– Тимохе твоему за все спасибо.

Селеверстов поклонился, затем перебросил повод на шею коню и легко, не касаясь стремян, вскочил в седло, будто и не шестой десяток шел атаману.

На выход со двора за атаманом потянулись верхами остальные казаки, ведя в поводу несколько заводных лошадей. Из дома вышла Марфа и подошла к Аленину.

– Что скажешь, Марфа?

– Не знаю, что и сказать, Афанасий Васильевич. – Женщина на несколько секунд задумалась. – Показалось мне вначале, когда Тимофея разбудила, что смотрит на меня старик. Только я попыталась вглядеться в него, как он как будто бы в скорлупу спрятался, а потом уже твой внук появился.

– Как он? – Старый Аленин подался ближе к ведунье.

– Не помнит ничего. Говорит, что когда погнали табун в падь, услышал выстрел, что-то ударило в бок, и он слетел с коня, ударился головой, и все. – Марфа покачала головой. – Не знаю, что и думать, Афанасий Васильевич. Казаки-то с атаманом говорили, что Тимофей всех хунхузов убил. Других следов не было. А он не помнит ничего.

Афанасий Васильевич пригладил ладонью свою седую бороду.

– А ты что думаешь? Все знают, что ведунья ты сильная и знахарка знатная.

– Не знаю, не сталкивалась я с таким. И бабка, что учила меня, тоже не сталкивалась. А вот ее бабушка, моя прапрабабушка, говорила, что был у нее случай, когда в одном теле как бы два разных человека жили.

– И что делать?

– Не знаю. Смотреть буду. А может быть, тот другой, что не Тимофей, появляется только в минуты смертельной опасности для них обоих? – Знахарка ласково улыбнулась старику. – По сути, он же спас Тимофея, да и убить варнаков столько – это каким же воином справным надо быть?

– Да… – продолжая оглаживать бороду, протянул Аленин. – Уж насколько я в молодости был умелым казаком, но такого количества ворогов точно бы не одолел. Так что мне делать, Марфа?

– А ничего! Живите, Афанасий Васильевич, как жили. Внука выхаживайте от ранений. А я наезжать буду, смотреть. Может быть, что и прояснится.

Женщина приобняла старика.

– Все хорошо будет, дядя Афанасий. Тимоха жив. Молодой. На поправку быстро пойдет. Да может, и ошиблась я, привиделся мне взор старика. Ладно, поехала я в станицу.

Марфа подошла к телеге, села в нее и, понукая лошадь вожжами, стала разворачивать телегу для выезда со двора.