Петербургский сыск. 1873 год, декабрь

– Фу, ты черт, – тихим голосом выругался человек в тёмном пальто, – этого мне не хватало. – Поначалу он помедлил, пропустив незнакомца на десяток шагов, потом пошёл вдоль стен домов, где была гуще тень.

Сперва он не обращал внимания, но заметил, что незнакомец тоже старается держаться в тени, подумалось, что это всего лишь случайность, но после того, как незнакомец свернул за Левовским на Кузнечный, а потом и на Новый. У человека в тёмном пальто это вызвало большой интерес.

Когда Сергей Иванович свернул в Невский переулок, незнакомец змеёй юркнул туда же. Человек в тёмном пальто потерял их из виду всего лишь на несколько секунд. Когда он заглянул в переулок, то поначалу ничего не заметил, кроме темноты, но донесшийся глухой всхлип заставил отпрянуть назад и затаиться.

Тяжёлые шаги прогрохотали почти рядом, человек в тёмном пальто едва успел вжаться спиною в небольшое углубление в стене, но тусклый свет все же позволил увидеть пылающий взгляд тёмных глаз, рассечённую надвое бровь то ли старой раной, оставившей шрам, то ли просто показалось, и пышные усы незнакомца. Сердце пыталось вырваться на свободу, отдаваясь быстрыми ударами в голове.

– Что за напасть? – так с минуту он простоял в углублении, прислушиваясь ко всем звукам ночного города. Только когда успокоился сам и убедился в отсутствии постороннего шума, вышел из укрытия и решился войти в переулок. Ступал на носках, словно боялся, что кто—то может его услышать. Он не сразу заметил лежащее у стены тело, опустился и когда нащупал ручку ножа, внезапно отпрянул, но затем приподнял Сергея Ивановича, тот был мёртв, неосознанно сунул руку в боковой карман пиджака, нащупал мягкую кожу бумажника и аккуратно его вытащил, не иначе боялся потревожить убитого, сунув в карман своего пальто, таким же осторожным движением опустил убитого. Хотел вернуться на Новый проспект, но заслышав скрип снега под чьими—то ногами, бросился бежать в сторону канала, где его скрыла ночная темнота.

Глава третья. Прерванный сон в зимнюю ночь

В третьем часу, когда крепкий сон не даёт возможности после тяжёлого дня оторвать голову от мягкой подушки, раздался настойчивый звон колокольца. Иван Дмитриевич проснулся с первым звуком, наверное, многолетняя привычка ко всяким неожиданностям остаётся гореть непогашенной свечой. Сквозь дубовую дверь было слышно, как прошаркала по коридору незаменимая Глаша. Звякнула железная цепочка, с едва слышным скрипом отворилась дверь. Послышались неясные голоса, словно бубнили себе под нос. Путилин не пытался прислушаться, а тихонько поднялся с тёплой постели, чтобы не потревожить чуткий сон жены, не дай Бог, дать повод для ворчания. Накинул толстый халат, подвязав его тонким поясом, взялся за потёртую ручку, когда раздался тихий стук. Глаша жалела супругу и не хотела нарушать её сладкого сна, потому и знала, что Иван Дмитриевич услышит даже едва слышимые звуки.

Путилин осторожно повернул ручку и потянул на себя. Глаша от неожиданности отпрянула назад, ёкнула, трижды быстро перекрестилась и прикрыла лицо рукой, во второй дрожал огненный мотылёк на кончике свечи.

– Ой, Иван Митрич! – только и смогла выдавить из себя, блестя глазами.

– Кто там?

– Посыльный, – она дышала тяжело и с придыханием, словно не могла успокоиться.

– Проведи в кабинет, пусть там подождёт, – а сам повернулся, чтобы одеть брюки и рубашку.

Через несколько минут, застёгивая верхние пуговицы рубашки, вышел в освещённый несколькими свечами кабинет, где с ноги на ногу переминался немолодой мужчина в полицейской форме. При появлении начальника сыска он вытягивается во фрунт.

– Здравия желаю, Ваше Высокородие, – произносит он хорошо поставленным голосом, но не слишком громко, чувствуя, что пошёл третий час ночи.

Кивнул головой на приветствие.

– Что стряслось?

– Ваше Высокородие, в половину второго городовой Петров, несущий службу на Николаевской улице, проходя мимо Невского переулка заметил тёмный мешок, лежащий у дома господина Ивановского. Решил проверить, мешок оказался телом. Доложился приставу, тот меня направил к Вам.

– Убитый, – констатировал Путилин.

– Так точно.

От уличного морозного воздуха в первое мгновение перехватило дыхание и Иван Дмитриевич прикрыл нос меховым воротником, который так и оставался под защитой, пока под санями хрустел примятый снег и фырканье лошади оглашало округу тяжёлым дыханием, которое с каждым выдохом сопровождалось молочными клубами.

Улицы города были пусты, только на некоторых перекрёстках горели костры для обогрева прохожих по давнему распоряжению обер—полицмейстера. Дрова закладывались в круглые решётки из железных прутьев. Почти у каждого костра находился городовой, который распоряжался, чтобы хозяева близь лежащих домов выделяли дрова для обогрева бродяжного люда. Около полицейского жались к кострам несколько замёрзших человек в рваной одежде, в рваных шапках или с завязанными платком ушами, дворовые голодные собаки с поджатыми хвостами вздрагивали от каждого движения людей и отскакивали в темноту при чувстве опасности. Иногда у таких костров стояли сани, извозчики подходили обогреться в ожидании седоков. В нынешнюю зиму, когда большие морозы опустились на город, костры горели круглые сутки, даже чайные открыты днём и ночью. По улицам несколько раз за ночь разъезжали конные патрули городовых или солдат. Они смотрели, не замерзает ли кто на улице: пьяный, заснувший извозчик или бедняк, у которого нет пятака на ночлежный дом.

В Невском переулке, подняв высокий воротник и спрятав руки в тёплые перчатки, расхаживал, притаптывая снег, пристав Московской части 1 участка подполковник Василий Евсеевич Тимофеев, приехавший тотчас же после получения сведения об убийстве неизвестного хорошо одетого господина. Пристав угрюмым видом показывал своё недовольство ночным вмешательством в спокойный сон, это было удивительно, тем более, что он сам послал за начальником сыскной полиции одного из городовых.

Путилин вышел из тесных саней, где сидел вполоборота с городовым, у фонаря, в котором за не очень чистым стеклом на столбе стояла керосиновая лампа, дающая больше сумрака, чем света, начал разминать затёкшие от неудобного сидения ноги.

– Здравия, Иван Дмитриевич, – услышал простуженный голос пристава, огласившего вслед за словами улицу сухим кашлем.

– Думаю Вам, Василий Евсеевич, здоровья не помешало бы Вам, – ответил на приветствие. С год или нет, поменее будет, на дворе стояла в то время весна, на набережной Лиговского канала были найдены трое убитых, если бы тогда не шли проливные дожди, смывшие берега канала, их никогда бы не нашли, а так обнажилась из земли почерневшая рука, которую заметил полицейский. С этого и началось знакомство, Василий Евсеевич проявил себя думающим, знающим своё дело чиновником, дающим толковые распоряжения. Он никогда не пытался переложить свою вину на подчинённых, а вставал когда надо на их защиту. За что был уважаем сотрудниками, но оставался неугодным вышестоящим начальникам. Полицмейстер 2 отделения полковник Адриан Иванович Дворжицкий оставался доволен приставом 1 участка Московской части.

– Вы правы, – Василий Евсеевич приложил к лицу платок, – немножко прихватило. Морозы доконали. А с нашими горожанами даже поболеть по—человечески невозможно, происшествие чуть ли не каждый день.

– Вот бы на время болезни начальника сыскной полиции преступления отменить, – подошёл ближе и негромко добавил, – я бы, честно говоря, болел до отставки.

Пристав засмеялся хриплым сквозь кашель натужным смехом.

– Кто там у нас? – Путилин кивнул на убитого, черным мешком лежащего у стены дома.

– Судя по одежде человек не бедный, но меня занимает вопрос, что он делал в этом переулке, рядом с каналом, славящимся людьми отнюдь не примерного поведения?

– Попробуем разгадать эту загадку. Позволите мне взглянуть?

– Да, да. Правда ваша, сегодня я Вам не помощник, извините.

– Василий Евсеевич, перестаньте. Лучше пройдите в тёплое место, чтобы окончательно не слечь, болезнь надо лечить, а не давать ей тело на растерзание.

– Хорошо, – произнёс пристав, – если я понадоблюсь, пошлите за мной городового.

– Идите, Василий Евсеевич, я после полудня буду у Вас и проинформирую об убитом и мерах, предпринимаемых мной в сторону розыска преступников, и тем, чем можете Вы мне помочь.

– Вы думаете, он был не один? – пристав имел в виду преступника.

– Пока не знаю.

– Тогда разрешите откланяться?

– Лечитесь, Василий Евсеевич.

Сколько на веку пересмотрел и убитых, и покалеченных, но всякий раз не мог со спокойным сердцем видеть деяния рук человеческих, хотя убийцу и нельзя назвать по правде человеком, но можно отдать должное некоторым вполне образованным, как нынешнею весною. Из Обводного канала артель грузчиков выловила в мешке тело без рук и ног, следствие не заняло много времени, но тогда в результате розысков поймали шайку, возглавляемую образованным человеком дворянского звания.

Вчера, как и предыдущими днями, снег не падал с наших питерским небес, а дворники имеют приказания ранним утром убирать выпавшее за ночь, приводя свой участок улицы в надлежащий вид. Здесь, в Невском переулке, удалённом от центральных проспектов, по всей видимости не слишком ретивые хозяева, поэтому их дворники не выполняют надлежащим образом свои обязанности.

– Кто нашёл убитого? – Спросил Иван Дмитриевич, не поворачивая головы, все равно в свете едва живого фонаря видны только тёмные тени.

– Я, Ваше Высокородие, городовой Петров!

– Подойди ближе, – когда он приблизился, Путилин вновь сказал в темноту, – и принесите сюда света.

Городовой вытянулся, словно на параде.

– Как тебя по батюшке?

– Иван Иваныч.

– Так, Иван Иваныч, рассказывай, как его, – указал на чёрный куль, – нашёл.

– Ваше..

– Иван Иваныч, обращайся ко мне Иван Дмитрич, – устало выдавил из себя. В минуту, когда люди именуют предписанным уставным обращением, становишься для них начальником и они начинают рапортовать казёнными сухими фразами. Зачастую от них невозможно добиться нужных сведений, а имя с отчеством как—то делают разговор более приближенным к земле.