Прощание

Прощание
Игорь Вячеславович Судоргин

Немолодой уже мужчина приходит на могилы своих родителей. Что бы он хотел рассказать им, о чём хотел бы спросить сейчас, когда прожита большая часть жизни…

Посвящается нашим родителям.

* * * * *

Пасмурный осенний день. Моросит мелкий дождь, всё небо заволокло тяжёлыми серыми тучами, и аллеи огромного кладбища совершенно пусты. Нигде не видно ни единого человека. Нет ни посетителей, ни работников кладбища, которые, едва только завидев какого-нибудь человека, копошащегося возле могилы, подходят к нему и предлагают множество услуг; нет похоронных процессий, и ритуальных автомобилей, которые привезли предать земле ещё одного человека, прошедшего свой земной путь и готового к вечному покою и тишине. Кладбище как-будто вымерло, как ни странно звучит это словосочетание.

Хотя нет, – один посетитель всё-таки есть. Это мужчина за сорок, медленно идущий по мокрой аллее. В руках у него цветы, что сразу говорит о том, что он не работник кладбища, а пришёл навестить кого-то из своих близких. Его зовут Юрием, и он пришёл навестить своих родителей.

Ну вот наконец и его участок, номер 95. Как же всё-таки разрослось кладбище за эти двадцать пять лет, после того как здесь похоронили его отца. Он был первым, и вот два года назад рядом с ним легла и мама Юрия, умершая от страшной болезни. Сколько здесь выросло деревьев за эти годы, а ведь двадцать пять лет назад здесь было чистое место, без единого кустика, без единого деревца. И земля здесь не очень, – сплошная глина, а всё растёт, как на дрожжах.

Подойдя к нужной аллее, Юрий привычно отмерил тридцать шагов от пяти берез, стоящих вдоль неё, а потом повернул направо и прошёл еще сорок пять шагов вглубь участка. Эти цифры он помнил наизусть. Здесь всё так разрослось, что без этих шагов могилу сразу и не отыскать.

Ну вот и она. За несколько месяцев со времени его последнего посещения тут почти ничего не изменилось. Травы выросло не так уж и много.

– Ну, здравствуйте, дорогие мои родители, вот и я пришёл, ваш сын, – как всегда поздоровался Юрий, глядя на два креста, стоящие рядом друг с другом.

– Как вы тут, – скучали, наверное, без меня? Чувствую, что скучали, – обращаясь к ним, как к живым, промолвил мужчина.

Он всегда разговаривал с ними, как будто они живые, сидят на скамеечке рядом с маленьким столиком, который был установлен тут же, справа от могил.

Сняв рюкзак, он достал оттуда бутылку коньяка и закуску, разложил и расставил всё на столике, после чего сел на скамейку, облегчённо вздохнув: – Да, неблизкая сюда дорога, совсем не близкая!

Огромному городу нужны новые большие кладбища, потому что многие старые в черте города уже давно закрыты. Хотя нет ничего невозможного в России. Миллион, полтора, – и можно найти место везде.

Юрий разлил по стопкам коньяк, порезал сыр и колбасу, достал бутылку кваса и, подняв рюмку, произнёс:

– Ну что, выпьем за встречу, дорогие мои папа и мама! У меня всё хорошо, – живу, работаю, – правда, не женился пока, но что ж с этим поделаешь! Знаю, мама, что ты расстроилась бы, узнав об этом, но не нужно по этому поводу слишком уж переживать. Одному трудновато, конечно, но я справлюсь, ты знаешь!

Выпив коньяка, Юра сразу же налил себе снова. Почувствовал как приятное тепло растеклось по груди. В такую сырую погоду несколько стопок хорошего коньячку совсем не помешает. Закусив бутербродами, Юрий продолжил свой монолог:

– Хорошо здесь, на кладбище, хотя и звучит, конечно, немного странно. Я вам этого не говорил, но я очень люблю бывать на кладбище, а почему, непонятно. Может, потому, что здесь тишина и покой? А может, потому, что здесь нет людей? Или, может, потому, что я глядя на могилы других, понимаю, что я ещё жив, а они уже нет! Наверное, таких людей не очень много, которым нравится приезжать на кладбище. Да и с вами вот поговорить могу, рассказать про свою жизнь.

А знаете, что только что пришло мне на ум? Я с вами по душам стал разговаривать только здесь, на кладбище. Как это странно и нелепо! Почему для того, чтобы я мог рассказать о том, что у меня на душе, рассказать о своих радостях и несчастьях, нужно было, чтобы вы умерли? Почему раньше мы не собирались все вместе и не разговаривали обо всём, не делились всем, что у нас на сердце? Может, потому, что не понимали друг друга? Непонятно почему одно поколение не понимает другое! Как будто пожилые вдруг начисто забыли, что они тоже были молодыми, забыли о том, что было для них важно, что их радовало и тревожило, – почему пожилые вдруг совершенно забыли про то, сколько глупостей и ошибок сделали они сами, когда были молодыми?

– Я только сейчас начинаю понимать, что мы, по сути, ничего и не знали толком друг о друге! Вы никогда не спрашивали, чем я живу, что меня беспокоит. Вас всегда интересовало, тепло ли я одет, что я ел на обед; вы очень хорошо знали, почему мне нельзя встречаться с Катей, потому что она неряха; и почему мне нельзя встречаться с Машей, потому что она плохо умеет готовить, – а что творилось у меня в душе, вас не интересовало никогда. Вы точно знали, какую профессию мне выбрать, и от этого я всю жизнь занимаюсь тем, что мне совершенно неинтересно, и так и не стало для меня делом по душе.

– А я, как вёл себя я? Одно время я очень хотел расспросить вас, папа и мама, о вашем детстве, о ваших родителях, – то есть о моих дедушках и бабушках, но всё время откладывал и откладывал, и вот – не успел. Вас больше нет, и я никогда не узнаю, как жили вы во время войны, когда были ещё маленькими, во что вы играли, что вы ели, как жили вы и ваши родители в те далёкие-далёкие времена. Теперь я не узнаю об этом никогда! Никого не осталось, чтобы рассказать мне об этом.

– Я всё время куда-то спешил, торопился сделать и то, и это, и всё это в конечном итоге ни к чему хорошему не привело. Я проработал на своей последней работе почти двадцать лет, вкладывая в неё всю душу и все силы, и чем всё это кончилось? Как только в фирме начались проблемы, – меня, как отработанный материал, выкинули на улицу хозяева фирмы, эти тупоголовые щенки, которые непонятно каким образом встали во главе фирмы, и в конце концов довели фирму до ручки. И я, естественно, стал им не нужен, потому что вокруг ходят тысячи молодых людей с большими амбициями, но часто ничего не умеющие делать, несмотря на их институты.

– Может, если бы я больше уделял времени вам, папа и мама, чаще заходил к вам в гости, вы бы положили подольше? И вот теперь вас нет, а я не знаю куда деваться от моего чувства вины. Конечно, на многое в вашей жизни я вряд ли смог бы повлиять, но видеться с вами, общаться с вами я мог бы намного больше, это уж точно! Наверное, надо бы нам ещё по рюмочке махнуть, а то что-то заболтался я с вами, родители! Вы не возражаете? – Юрий налил себе ещё и, опрокинув рюмку одним глотком, поднял воротник куртки. Мелкий дождь не прекращался. Также, как и раньше, вокруг не было видно ни единого человека.

– Не хотел вам сначала говорить, чтобы не расстраивать, но не сказать не могу. У меня для вас невесёлая новость. Я пришёл навестить вас последний раз. Скоро мне придётся уехать, и уехать навсегда. Сюда я больше не вернусь, как бы мне этого не хотелось. Раньше я думал, что когда помру, меня похоронят тут же, рядом с вами, и будем мы лежать рядом друг с другом, и уже никогда больше не расстанемся, но этому сбыться не суждено. Я думал, как оставить вам память о себе, и вот что пришло мне в голову, Я думаю, – вы не будете против. Тут вот у меня есть саженец берёзки, и я хочу посадить его у вас на могиле, чтобы она всегда напоминала вам обо мне. Не возражаете?

Достав из рюкзака лопату, Юрий выкопал ямку в углу участка, достал саженец берёзы, установил его, присыпал землёй, и после всего этого полил водой из бутылки, которую также принёс с собой. Притоптал ногой землю, потрогал рукой маленькое деревце, надежно ли сидит оно в земле. Вроде не качается. Всё нормально, – вырастет.

– Ну вот, кажется и всё. Вас навестил, берёзу посадил. Мне пора идти. Только что ругал себя за спешку, и вот опять куда-то бегу. Наверное ничего с этим поделать уже нельзя, это у каждого из нас уже крови.

Прощайте, дорогие мои папа и мама! Если бы я верил в Бога, то точно знал бы, что мы с вами обязательно встретимся. Но в Бога я не верю, и в загробную жизнь тоже. Эта берёза будет вам напоминать обо мне. Вы будете слышать шум её листьев и вспоминать меня. Я тоже буду всегда помнить о вас, до самой смерти буду помнить! Ну что, посидим перед дорогой?

Юрий присел на скамейку. У него было такое чувство, как будто он прощался навсегда с живыми родителями, а не с их могилами. Вот они здесь, сидят на скамеечке напротив, рядом друг с другом, смотрят на него, молчат и улыбаются.

Вдруг слёзы подступили к горлу, и Юрий не смог сдержаться. Он плакал так, как не плакал уже несколько лет. Последний раз это случилось не на похоронах, – это случилось в тот самый день, когда врач в больнице сообщил ему, что мама его больна раком на последней стадии.

Прошло уже полчаса, а Юра продолжал молча сидеть на скамеечке. Он больше ничего не говорил, он просто сидел, не в силах подняться и уйти. Он знал, что больше сюда уже никогда не вернётся, и ничего с этим поделать было нельзя.

Наконец, он встал, посмотрел последний раз на могилы и медленно пошёл прочь. На столе остались стоять три полные рюмки коньяку. Отойдя несколько шагов, он вдруг остановился, и, оглянувшись, произнёс:

– А знаете, что сейчас пришло мне в голову? Я ведь ни разу в жизни не говорил, что люблю вас! Ни разу не сказал, пока вы были живы, – ни единого раза! Говорю теперь, когда вы умерли. Говорю, хотя и знаю, что вы меня не слышите. Мама, папа, – я люблю вас!

А может быть – слышите???

* * * * *

ДЕТИ, НАВЕСТИТЕ РОДИТЕЛЕЙ!

19 марта 2019 года

Для подготовки обложки издания использована авторская фотография.