ПОЭЗИЯ КАМНЯ: ТРОПАМИ ПОТАЕННОГО СТАМБУЛА

Как обычно цивилизаторским началом среди всего этого великолепного многообразия выступили греки. Отстроенный в истинно греческом стиле Византий с населением в 20 тысяч человек быстро стал центром притяжения всей округи, представленной в основном варварскими племенами. Бани, водопровод, колоннады, священные игры, праздники и многое другое для них выглядело просто завораживающе, как привнесенное с другой планеты.

Но процветание имеет и обратную сторону: оно приманивает лихих людей, захватчиков. Галлы, готы, македоняне, родосцы, персы. Да и греческие полисы, – Афины, Спарта. И, наконец, Рим. Переход от греков к персам и обратно станет не только сущностью ранней истории города, но и предопределит его дальнейшую судьбу как сплава Запада и Востока, в этой точке, как будто, вопреки Киплингу, сошедших со своих мест.

В начале славного пути. Византий становится столицей

Попытки перенести столицу Римской империи на Восток предпринимались не раз на протяжении многих веков. Еще Цезарь рассматривал как варианты Трою и Александрию. Вот и Константин решил пойти по стопам своего великого предшественника и отправился все туда же, на берега Геллеспонта, в легендарную Трою. Он много успел сделать: нашел место стоянки греков во время войны, могилу Аякса вблизи современной бухты Бешик, очертил границы будущего города и даже возвел на холме ворота. Ночью, однако, было ему видение. Сам Бог (в другом варианте Он действовал через своего посланника, ангела) повелел найти иное место, прямо указав «на Византию фракийскую».

Нужно сказать, что хотя Константин и был первым христианским императором, но он благоразумно предпочитал не складывать «все яйца в одну корзину». Поэтому его любви, почитания и веры хватило не только на Христа, но и на греческого Аполлона, троянских героев и даже на новый культ Непобедимого Солнца Востока. В честь последнего он даже назвал день недели. Название оказалось столь удачным, что и по сей день его менять никто не собирается: Sunday (Sun day, день Солнца, т.е. воскресенье). По всей империи статуи официально посвящались «Августу Константину, Всевидящему Солнцу». Каждый год, в его день рождения, на золоченой колеснице бога Гелиоса мимо трибун Ипподрома провозили скульптуру богини удачи Тихе, которую лишь немного переделали из слегка «загримированной» Кибелы (о ней речь чуть ниже). И Кибеле, и Тихе возводили отдельные храмы. А еще Юпитеру, Юноне, Минерве и, конечно, Христу. Так встретились язычество и христианство. Больше они не расстанутся никогда. Несмотря на безоговорочную победу последнего, язычество продолжит жить в символах, предрассудках, ритуалах вплоть до конца средневековья, да и позже.

Ну а Константин был весьма предусмотрителен и осторожен. Видимо по этой причине он принял крещение лишь… на смертном одре (да и то от епископа-еретика, арианина), что не помешало церкви причислить его к лику святых. Тогдашние наблюдатели, впрочем, объясняли такой поступок исключительно рационально: если креститься непосредственно перед смертью, то шансы попасть в рай возрастают многократно, ведь уже нет ни времени, ни возможности нагрешить.

Официальная церемония торжественного открытия города состоялась 2 апреля 330 г. Она началась с бескровного жертвоприношения (жертвы животных были официально запрещены в Новом Риме) и продолжалась целых сорок дней, до 11 мая. Поначалу жители немного беспокоились насчет своего благополучия в будущем, но после того как получили не только бесплатный хлеб, но и масло, и даже вино, обрадовались и принялись праздновать с утроенным энтузиазмом.

Да, были праздники и была помощь властей, но были и заботы: ежедневно простому человеку приходилось обходить по 7—8 храмов и святилищ, вознося молитвы, оставляя мелкие подношения, чтобы побудить богов моря, небес и земли к участию в своей жизни. Ведь боги, богини, полубоги и духи были повсюду и во всем, а в городе на Босфоре, «благословенном», многоликом и многоязыком, их обитало намного больше обычного. И всех нужно было задобрить, иначе удачи не видать. Отсюда и хлопотливость жизни простого византийца. Хотя, и о себе не забывали. Как писал уже значительно позже византийский историк Никита Хониат: «В Константинополь кто ни приедет – пьян будет. Здесь целыми неделями пьянствуют!».

После праздников официальный статус «второго Рима» закрепили в законе, а чтоб никто не усомнился, текст выбили на порфировой колонне, которую воздвигли на так называемом военном поле близ конной статуи самого императора. Сегодня от нее сохранился лишь небольшой фрагмент, находящийся на Гранд базаре. Цвет колонны выбран не случайно. Порфира или пурпур принадлежали исключительно императорам. Считалось, что в раю свет должен быть именно таким, т.е. неярким, сумеречным. Удивительным образом с этим представлением перекликается современная научная теория о том, что раньше наша планета была не голубой, а пурпурной. Ибо «формы ранней жизни на Земле основывались на ретинале, а не на хлорофилле».

А город поражал современников. Во все времена. Такова была, видимо, его судьба. Все то, что после падения Рима исчезло в Европе на века, продолжало в нем жить и развиваться. Здесь были водопровод и ночное освещение, городская полиция и пожарная служба. Многое было настоящим ноу-хау. Например, впервые в мире появились больницы и гостиницы.

Кошки и боги

Нынешний Стамбул, – настоящая столица кошачьего царства. Кошек здесь, как и по всей Турции, можно встретить где угодно. Обычно такое уважение к ним объясняют особым расположением Пророка, который как-то даже отрезал полу собственного халата, чтобы отлучиться, не потревожив священный сон хвостатой особы.

Однако, котики «рулили» еще задолго до появления ислама. И тут мы опять возвращаемся к уже упомянутой могущественной и таинственной повелительнице природы Кибеле. Странному и безжалостному существу.

Далеко от Стамбула, в скалах, затерянных в безжизненной и безбрежной анатолийской пустыне, вырублены врата. Они стоят между жизнью и смертью, между нашей реальностью и иными измерениями. Жуткий переход в безмолвии вечности. И здесь мы сталкиваемся с ней, с Кибелой. Самой древней, божественной и зловещей. Ее «род» появился еще 10 тысяч лет назад в Чатал Хююке. Она – мать гор и покровительница Константинополя. В 205 г. до н.э. ее могущество признал сам Рим. Он просил защиты, когда армия Ганнибала стояла «у ворот» и судьба будущей империи висела на волоске.

Мало кто в мире мог сравниться с ней. Но даже всемогущей Кибеле нужны защитники. Ими стали… кошки. С тех пор они – сакральные животные. Еще тогда, на самой заре цивилизации, была замечена их связь с потусторонним миром. С тех пор она всегда вызывала почтение, и даже страх. Сакральная и несколько неземная часть кошачьего существа внушает уважение и поныне.

Боги и собаки

При входе в Черное море, на азиатском берегу пролива на небольшом полуострове, находился храм Иерон, который ныне скрывается под византийской крепостью Йорос. На другом берегу Босфора легендарный Ясон, перед отплытием в Колхиду построил другой храм, – земное пристанище бога Сераписа и богини Кибелы. Им приносили жертвы сильные мира сего. Например, царь Дарий перед вторжением в Скифию. Здесь же находилась глубокая гавань (ныне бухта Макар, а в эпоху античности – гавань Фрикса), последняя остановка перед длительными путешествиями.

В IV в. до н. э. у Византа появился такой могущественный покровитель как Геката. Иногда так называют Артемиду, богиню лунного света, преисподней, тайн, магии и колдовства. Ее очень почитали на Западе Малой Азии (достаточно вспомнить Эфес с одним из чудес света – храмом Артемиды). Поскольку сфера ее «ответственности» представляла собой своеобразный перекресток обычного и сверхъестественного миров, то ей в жертву приносили тех, кто сторожит земные ворота и границы, – собак. По ночам эта бледная женщина с черными волосами выходила на свою адскую охоту в сопровождении огромных псов. В честь Гекаты воздвигли статую, которая возвышалась над Босфором и называлась «Факелоносица».

А в IV в. до н. э. собаки спасли Визант, как несколькими веками раньше гуси спасли Рим. Только на этот раз от Филиппа Македонского, солдаты которого ночью попытались захватить город. Говорили, правда, что это не собаки залаяли, а богиня мрака, ночных призраков и кошмаров пришла на помощь. Она же зажгла факелы, осветив ими всю округу.

Филипп еще немного поосаждал, но уже без особого энтузиазма. «Отбыв номер», пришлось уйти не солоно хлебавши. Правда, даже в этой незнаменитой войне Византий умудрился возвеличить свою роль второго плана. Пока папа-Филипп вел бесконечную возню с местными жителями, Гекатой, собаками и прочими сущностями, гарантирующими бесславие походу, его юный, мало кому известный 16-летний сын Александр, оставшись «на хозяйстве» впервые получил реальный опыт управления государством. Отец терпел первое в своей карьере поражение, а на родине начинался стремительный взлет его сына, одного из самых ярких военно-политических гениев за всю историю человечества.

В память о спасении Византия символы покровительницы города, богини Гекаты – ночь, звезда и полумесяц, – стали символами сначала Византийской, а позже – Османской империи. Сегодня их можно увидеть… на турецком флаге!

Глава 3. Крушение мира. Заря Новой эры

Крест вознесся над пожарищем, чтобы через тысячу лет стать поверженным

А вот в какой обстановке занималась заря славы Византийской империи. Контекст эпохи.

В 476 году командир преторианской гвардии Одоакр сверг последнего императора Римской империи и отослал знаки его власти – инсигнии – в Константинополь. Так закончилась эпоха европейской античности. Рим – «золотой якорь человечества» – канул в лету. Началась жизнь в катастрофе. Вот в каких обстоятельствах пришлось отстаивать свое право на жизнь новорожденной Византии.

Все города Италии разрушены. Милан снесен до основания. Рим лежит в руинах. Из миллиона человек, населявших столицу мира, в живых осталось едва 50 тысяч. На некогда прекраснейших площадях варварское племя лангобардов сеет хлеб и выпасает свиней. Римское право повсеместно отменено, государственная и административная системы – уничтожены.

Утонченных аристократов либо убили, либо превратили в рабов. Хозяевами земли стали варвары. При всех своих различиях, они сходились в одном, – радикальной бесчеловечности, как в поступках, так и во внешнем облике. Готы были подобны «диким зверям, сломавшим свои клетки». Лангобарды представляли собой звероподобных существ с огромными всклокоченными бородами и лицами, измазанными зеленой краской. Столь же дикими были вандалы. Еще хуже – гунны. По свидетельству Аммиана Марцеллина, «своей дикостью гунны превосходили все мыслимое. Они покрывали щеки новорожденных глубокими шрамами, чтобы на лице не росли волосы. Они уродливы, шириной своих плеч внушают ужас и их скорее можно принять за двуногих животных. Пищу они не готовят, питаясь кореньями и сырым мясом, которое лишь согревают, положив на лошадь наподобие седла. С лошадей же они не слезают почти никогда, даже если едят или спят. Одеждой служат сшитые шкурки полевых мышей, которые они носят, не снимая, пока те не истлеют от ветхости… этот невиданный дотоле род людей, поднявшийся как снег из укромного угла, потрясает и уничтожает все».

Варварские воины с песьими головами неукротимой лавой неслись в атаку, неистово рыча и сметая все на своем пути. Они не были людьми, нет, они превращались в своих тотемных предков, диких зверей, а потому рычали по-медвежьи или лаяли, в неистовом раже вгрызаясь зубами в край своего щита. А потом, на пиру победителей пили хмельное зелье из чаш, сделанных из черепов поверженных врагов. Они были неуязвимы, свирепы, бесстыдны, не стесненные никакими нравственными представлениями, а также весьма пристрастны к оргиям.

Разгромив остатки Римской империи, варвары приступили к истреблению друг друга. Война всех против всех, уничтожение государств, экономики, инфраструктуры вызвали повсеместный голод, а вместе с ним и эпидемии. Вот как выглядела Испания в описании епископа Иллирия: «На Испанию набросились варвары, с не меньшей яростью обрушились заразные болезни… Голод свирепствует столь жестокий, что люди пожирают человечину. Матери режут детей, варят и питаются их плотью. Дикие звери, привыкшие к человечине, набрасываются даже на живых и полных сил людей, не довольствуясь мертвечиной, они жаждут свежей плоти. Война, голод, болезни и звери как четыре бича неистовствуют во всем мире, и сбываются прорицания Господа нашего и пророков его».

А вот что писал о Галлии того же времени епископ города Оша: «…Немало гибло в засадах врагов, но не меньше – из-за насилия, творимого народом. Те, кто сумели устоять перед силой, пали от голода. Господин вместе со своими рабами сам оказался в рабстве. Многие стали кормом для собак, другие сгорели в домах, охваченных пламенем. В городах, деревнях, виллах, вдоль дорог, здесь и там – повсюду смерть, страдание, пожарища, руины и скорбь. Лишь дым остался от Галлии, сгоревшей во всеобщем пожарище».

В сердце некогда прекрасного античного мира – на территории нынешней Италии – дела обстояли не лучше. Как пишет хронист Павел Диакон, «многолюдные некогда деревни и города оказались погруженными в полное безмолвие из-за всеобщего бегства. Бежали дети, бросив непогребенными тела родителей, родители же бросили еще теплыми своих детей. Если кому-то случалось задержаться, чтобы погрести ближнего своего, то он обрекал себя самого на смерть без погребения… Время вернулось к тиши, царившей до сотворения человека: ни голоса в полях, ни свиста пастуха… Земля тщетно ждала жнеца, и виноградные гроздья оставались висеть до зимы. Поля превратились в кладбища, а дома людей – в логовища диких зверей».

А вот Англия. – «Печальное зрелище! – восклицал современник. – Повсюду на улицах, среди камней поверженных башен, стен и святых алтарей лежали тела, покрытые запекшейся красной кровью, словно их раздавил некий чудовищный пресс, и не было для них иных гробниц, кроме развалин домов или внутренностей диких зверей и птиц небесных… Иные из несчастных, – продолжал он, – были загнаны в горы и безжалостно вырезаны. Другие, изможденные голодом, вышли и покорились врагу, готовые принять вечное рабство за кусок хлеба, если только их не убивали на месте. Некоторые отправлялись за море, громко сетуя… Другие остались на своей земле и, охваченные страхом, вверили свои жизни высоким холмам, укрепленным и неприступным, густым лесам и приморским скалам».

Но даже на фоне длительной катастрофы после распада Рима особняком стоит VI век. А в нем чудовищные полтора десятилетия 536—551 гг. Многие ученые их считают худшими за всю историю человечества!

…Все началось с сильнейшего извержения гигантского супервулкана где-то в Исландии. За полтысячи лет до этого Везувий похоронил Помпеи, но та давняя трагедия казалась лишь небольшой неприятностью на фоне развернувшегося апокалиптического действа. По свидетельству Прокопия Кесарийского, потрясенным народам явилось величайшее чудо: «весь год солнце испускало свет как луна, без лучей, как будто оно потеряло свою силу, перестав, как прежде, чисто и ярко сиять. С того времени, как это началось, не прекращались среди людей ни война, ни моровая язва, ни какое-либо иное бедствие, несущее смерть».

На целых полтора года Европа и Ближний Восток погрузились в непроглядный мрак. Солнце почти исчезло, что стало очевидным свидетельством наступающего конца света; говорили, будто оно больше никогда не будет сиять, как прежде. На земле воцарились страшные холода, подобных которым не знала античность. Сегодня такое воздействие на климат вулканических выбросов ученые называют «эффектом ядерной зимы». Последствия были поистине ужасны. Толпы нищих людей кутались в жалкое тряпье, жались друг к другу, пытаясь хоть как-то согреться. Но тщетно. На место цветущего праздника античности пришла ледяная пустыня. Дул нескончаемый заунывный ветер, время от времени его сменяла вьюга, и только поземка в сумерках заметала окоченевшие трупы, руины городов и едва заметные следы немногих уцелевших обитателей этих развалин.

Сегодня мы забыли, какое это страшное испытание – холод. Ужасно, но к нему невозможно привыкнуть. К голоду еще можно, а к холоду – нет. Только подчиниться. Он проходит через тебя насквозь, не задерживаясь, и помутневшее сознание чувствует его каждой клеточкой, каждым органом, каждым миллиметром замороженного словно бревно, но по-прежнему пронзаемого болью организма, который еще недавно был Тобой. От Тебя же не осталось ничего. Одни инстинкты. И то самые примитивные. Надо выжить. Но как? Главное – не дрожать. И не терять надежду.

О, эти страшные зимы тех лет… Сошедший по весне снег обнажил жуткую реальность: в городах и селах, по одному и целыми группами повсюду валялись неубранные трупы. Ночью их обгладывали одичавшие собаки и забегавшие из леса, ошалевшие от холода и бескормицы волки.

Результатом беспрецедентных заморозков стал тотальный неурожай и голод, угрожавший окончательно стереть с лица земли род человеческий. Вскоре к нему добавился еще один всадник Апокалипсиса – мор. Точнее, чума. Начавшись в Египте, она очень быстро достигла Константинополя, после чего распространилась по всей тогдашней ойкумене. Вымерло от трети до половины населения Византии, поэтому чуму назвали Юстиниановой, по имени тогдашнего императора ромеев. В иные дни только Константинополь лишался 10 тысяч жителей. Живые хоронили мертвых и беспомощно шептали строки из Откровения Иоанна Богослова: «Она отворила кладязь бездны, и вышел дым из кладязя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух… Так видел я в видении коней и на них всадников, которые имели на себе брони огненные, гиацинтовые и серные; головы у коней – как головы у львов, и изо рта их выходил огонь, дым и сера… От этих трех язв, от огня, дыма и серы, выходящих изо рта их, умерла третья часть людей…».

А вот что пишет о той чуме очевидец, – известный историк Прокопий Кесарийский, волею судеб оказавшийся в Константинополе:

«Когда все прежде существовавшие могилы и гробницы оказались заполнены трупами, а могильщики, которые копали вокруг города во всех местах подряд и как могли хоронили там умерших, сами перемерли, то, хоронившие стали подниматься на башни городских стен. Подняв крыши башен, они в беспорядке бросали туда трупы, наваливая их, как попало, и наполнив башни, можно сказать, доверху этими мертвецами, вновь покрывали их крышами. Из-за этого по городу распространилось зловоние, еще сильнее заставившее страдать жителей, особенно если начинал дуть ветер, несший отсюда этот запах в город». Торговля прекратилась, ремесленные мастерские закрылись. Город обезлюдел. Следом за вспышкой болезни пришел голод.

«В это время трудно было видеть кого-либо гуляющим по площади. Все сидели по домам, если были еще здоровы, и ухаживали за больными или оплакивали умерших. Если и доводилось встретить кого-нибудь, так только того, кто нес тело умершего. Всякая торговля прекратилась, ремесленники оставили свое ремесло. В городе, обычно изобилующем всеми благами мира, безраздельно свирепствовал голод».

Впрочем, природные катаклизмы вовсе не остановили войн. Жизнь шла своим чередом. Та же Византия, несмотря на голод, мор и отсутствие Солнца, на западе вела яростные битвы с готами, а на востоке – с сасанидским Ираном. Франки завоевали Южную Бургундию и Прованс. Привычно бесчинствовали гунны…

Всего же за несколько лет только от чумы погибло более 100 миллионов человек, на территории Ближнего Востока – 66 миллионов, в Европе – 25 миллионов. Византия лишилась половины населения, Константинополь – 2/3. Даже отдаленная Ирландия была опустошена, в ней погибло не только множество граждан, но и короли и святые. В 540 и 547 годах опять произошли мощнейшие извержения вулканов с эффектом, аналогичным 536 году. Хаоса добавили землетрясения, одно из которых в 539 году полностью уничтожило Антиохию.

Глава 4. Исламская эра

Голубая мечеть, Стамбул

Мы ищем и находим в Стамбуле следы великого византийского прошлого, и все же он уже больше половины тысячелетия мусульманский город. Был и остается им. На каждом шагу мы сталкиваемся с наследием Османской империи. Малоизвестной большинству из нас цивилизации, о которой стоит сказать несколько слов.

Мехмед II Завоеватель в 1453 г. уничтожил Второй Рим, как тысячу лет назад варвары уничтожили Первый. Но в обоих случаях гибель великих, но порядком обветшавших империй дала жизнь новой эпохе.

Османская империя. Загадочная и таинственная даже для современников. Европейцы с их иерархией аристократии не могли понять, как может существовать государство, в котором нет наследственных привилегий, где имущество чиновников – вплоть до великого визиря – после их смерти возвращается во владение государства. Где султан обладает абсолютной властью над каждым человеком. «Да они все рабы!», – восклицали в один голос послы и путешественники. Отчасти это верно, но в таком рабстве не было ни позора, ни унижения. Султан и сам был сыном рабыни, и в то же время сакральной личностью. Подобно Христу, он соединял в себе два начала. Можно ли унизиться, подчиняясь воле самого Пророка? Так что звание раба султана не только не бесчестье – это самая великая честь, какой мог похвастаться житель Османской империи.

Подданные были, в сущности, большой и послушной семьей монарха. «Судьба и счастье их поистине зависят от него самого. Все они рабы одного хозяина, от которого только и получают награды и богатство и который, с другой стороны, один волен наказывать их и предавать смерти – стоит ли удивляться, что в его присутствии и в соперничестве друг с другом они способны на изумительные свершения? Они подбирают людей, как мы подбираем себе лошадей. Именно поэтому они владычествуют над другими народами и с каждым днем расширяют границы своей империи. Нам такие идеи не свойственны; у нас способностями высокого положения не добиться; все определяется происхождением; благородное происхождение – единственное условие для того, чтобы сделать карьеру».

Благодаря тщательно разработанной системе отбора, люди, занимавшие значимые посты на всех этажах иерархии, сочетали в себе знание простой жизни (их набирали в деревнях, нищих местечках, маленьких городках) с природными талантами и трудолюбием. И они обеспечивали колоссальное конкурентное преимущество Порты в период расцвета.