Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1

Надо отметить, что расценки были весьма высокие. Так, только в мае 1903 г. прачка заработала «на носках» – 104 рубля 40 копеек. 2 мая стирка шести женских сорочек – 51 рубль; 6 мая вышивка шести монограмм «под короной» – 6 рублей. К 13 мая прачка выполнила следующие работы: перешила воротники на 17 рубашках за 17 рублей; «поправила» шесть эполет за 4 рубля 50 копеек; постирала 17 рубашек за 8 рублей 50 копеек; в этот же день постирала шесть черных подтяжек за 9 рублей, а также выстирала 36 носков за 5 рублей 40 копеек. Все это было привезено во дворец, с оплатой транспортных расходов в сумме 3 рубля. В июне все было скромнее: перешиты рукава восьми рубашек (8 рублей); заштопаны четыре рубашки (6 рублей); постираны восемь рубашек (2 рубля 80 копеек) и четыре пары черных подтяжек (7 рублей). Перевозка рубашек в Петергоф – 3 рубля.

У поставщиков императорского двора приобретались также шляпы и перчатки. Для Николая II на протяжении 1903 г. несколько раз заказывались перчатки «у Моррисона» на общую сумму 222 рубля 30 копеек. Поставщик императорского двора с 1872 г. Фабрицио Бруно (фирма «Братья Бруно») заработал в 1903 г. на царских заказах только 36 рублей, продав шелковый цилиндр за 16 рублей и мягкую шляпу за 12 рублей, взяв 8 рублей за доставку.

Императоры верхом

Говоря о внешнем облике российских императоров, следует также упомянуть и о такой особенности, как их навыки и умение держаться на лошади. Следует иметь в виду, что первый памятник российской монументальной скульптуры – «Медный всадник» Этьена Фальконе увековечил Петра I верхом. Это было данью европейской традиции. Конный памятник первому лицу – это неотъемлемый атрибут европейской художественной традиции. Все мы помним памятник Николаю I на Исаакиевской площади работы Э. Монферрана и барона Клодта. Николай I действительно был прекрасным наездником и легко управлялся с лошадьми, верхом на которых прошла значительная часть его жизни.

Что касается его сына Александра II, то современники весьма критично оценивали его навыки наездника. При этом следует иметь в виду, что первые лошадки-пони у царских детей появлялись в 3–4 года, а систематически учить верховой езде их начинали с 7 лет. Тем не менее мемуарист утверждает, что «государь Александр II ездил неважно, постоянно шпоря лошадь, когда она стояла на месте, и не замечая того»

. Возможно, скульпторы учитывали это, поскольку на конном памятнике Александру II, сооруженном в Софии, император спокойно сидит на спокойной лошади, без всяких акробатических упражнений. В России преобладали его «пешие» памятники.

Александр III тоже был плохим кавалеристом. Это во многом связано с весом императора, которому требовались лошади-тяжеловесы. Доброжелательно относящийся к Александру III граф С. Д. Шереметев писал о царе: «Ездок он был плохой и вообще не охотник до верховой езды. Кавалерийской жилки у него не было, и это ставилось ему многими в упрек»

. Тем не менее самым известным памятником царю так и остался конный памятник работы Паоло Трубецкого. В результате конкурса вариант Трубецкого выбрала сама вдовствующая императрица Мария Федоровна. Памятник этот воспринимался публикой очень по-разному. Либеральная интеллигенция считала его пародией на российское самодержавие. Монархисты видели в нем символ незыблемости российский монархии. Споры об этом памятнике не утихают по сей день.

Самой лихой кавалеристкой среди российских императриц считалась императрица Мария Федоровна, жена Александра III. Граф С. Д. Шереметев упоминал, что «цесаревна наслаждалась верхом, скакала через рвы и канавы, брала препятствия, с трудом за нею угонялись»

. Дочь императрицы писала: «Мама… обожала лошадей, но папа их терпеть не мог»

.

На акварелях придворного художника М. Зичи запечатлено несколько сюжетов участия цесаревны Марии Федоровны в лихих псовых охотах. При этом иконография остальных императриц XIX в. почти совершенно исключает сюжеты, изображающие их сидящими верхом. Есть единственная картина О. Верне, посвященная Царскосельской карусели 1842 г. На этой картине изображена императрица Александра Федоровна в средневековых одеждах, спокойно сидящая верхом в дамском седле.

Николай II был хорошим кавалеристом. Он уверенно держался в седле, но при этом верховую езду не любил

. Поэтому когда у царя появилась возможность, он с удовольствием поменял лошадь на автомобиль. К концу своего правления Николай II, даже принимая парады, объезжал строй полков в автомобиле. Тем не менее во время особо торжественных случаев Николая II старались «усадить» на лошадь. Это делало императора более солидным. Дело в том что рост в 168 сантиметров не добавлял царю представительности. Кроме того, у него была непропорциональная фигура – короткие ноги при длинном туловище. Лошадь и седло скрывали эти недостатки царя, представляя его подданным в требуемом величии. Удивительно, но и императрица Александра Федоровна иногда садилась на лошадь. В мае 1906 г. Николай II записал в дневнике: «Аликс ездила верхом».

Глава 2

Взаимоотношения в семье

Семья традиционно занимает важное место в жизни любого мужчины. Так было и при российском императорском дворе. Но при этом в обыденном сознании всегда бытовало представление, что «жениться по любви» на императорском уровне невозможно. Отчасти это действительно так, тем не менее практически в течение всего XIX в. браки при российском императорском дворе заключались именно по любви

.

Для подбора невест молодым великим князьям к началу XIX в. сложилась определенная методика. Как правило, русских великих князей по завершении образования отправляли в европейские турне, основной задачей которых был подбор невесты среди многочисленных немецких принцесс. При этом конкретные кандидатуры цесаревичам не навязывались. Просто маршрут их путешествия по Европе планировался так, чтобы у цесаревича была возможность увидеть всех потенциальных невест. Опытные дипломаты тактично подводили невест, «согласованных на всех уровнях», к российским женихам.

Традиция женитьбы на иностранках была заложена Петром I, который женил своего сына Алексея на немецкой принцессе и выдал своих сводных племянниц Анну и Екатерину за герцогов Курляндии и Мекленбурга. С этого времени именно немки возглавили список невест на российском брачном рынке. За весь XIX в. только одна российская императрица была датчанкой, все остальные являлись именно немками, как и подавляющее число жен великих князей. Немки отвечали многим практическим соображениям.

Екатерина II

Во-первых, протестантки легко меняли вероисповедание, принимая накануне замужества православие. На рубеже XVIII–XIX вв. была сделана единственная попытка породниться с католическим домом Габсбургов через замужество одной из дочерей Павла I.

Этот брак был во многом обусловлен популярными тогда идеями сближения католической и православной церквей, что отчасти проявилось и в том, что Павел I стал гроссмейстером католического Мальтийского ордена.

После этого русских великих княжон за католиков не выдавали.

Во-вторых, воспитанные в бедных семьях, они были домовитыми женами, которые рачительно вели хозяйство императорской или великокняжеской семьи.

В-третьих, приехав в Россию, немки не тащили за собой родню, но при этом вводили своих русских мужей в круг самой родовитой европейской аристократии. Таким образом, в браках с немецкими невестами было больше плюсов, чем минусов.

Брак Александра I был далек от идеала даже для того весьма свободного времени. Екатерина II начала подыскивать невесту любимому внуку с 1790 г., когда ему исполнилось еще только 13 лет. Выбор был сделан именно Екатериной II. Из множества кандидаток она выбрала дочь маркграфа Баденского – Луизу-Марию-Августу. Окончательно вопрос решился, когда потенциальная невеста в октябре 1792 г. прибыла в Петербург. Великому князю Александру Павловичу, которому на тот момент было 15 лет, 13-летняя девочка-невеста понравилась. 9 мая 1793 г. состоялось миропомазание 14-летней принцессы Луизы, которую нарекли великой княжной Елизаветой Алексеевной. 10 мая последовало обручение с великим князем Александром Павловичем, а 28 сентября 1793 г. – бракосочетание.

Когда молодые повзрослели, они осознали, насколько далеки они друг от друга… Все внешние формы брачных отношений были соблюдены, но супружеских отношений фактически не существовало. Тем не менее у Елизаветы Алексеевны родились две дочери – Мария (1799–1800) и Елизавета (1806–1808). При этом можно с большой долей уверенности утверждать, что вторая дочь императрицы родилась от связи с конногвардейцем Охотниковым. У Елизаветы Алексеевны при родах второй дочери возникли осложнения, которые сделали ее бесплодной. Александр Павлович знал об этой связи, но закрывал на нее глаза, поскольку сам жил на две семьи.

Мемуаристы упоминают о многочисленных любовных связях Александра I, некоторые из них были мимолетными (актриса Фаллие, мадам Шевалье, девица Жорж, фрейлина В. И. Туркестанова), а другие продолжались годами. Его фактической женой стала одна из первых красавиц петербургского света М. А. Нарышкина (урожденная княжна Четвертинская), которая родила царю троих детей. Двое из них умерли в раннем детстве, а Софья – в 1824 г.

При этом прекрасная полячка М. А. Нарышкина являлась женой обер-егермейстера Д. Л. Нарышкина. Один из современников писал об Александре I: «Государь любил общество женщин, вообще, он занимался ими и выражал им рыцарское почтение, исполненное изящества и милости»

.

Не сложилась семейная жизнь и у второго сына Павла I – великого князя Константина Павловича. В феврале 1796 г. его женили на саксен-кобургской принцессе Юлиане-Генриетте-Ульрике, при миропомазании нареченной великой княгиней Анной Федоровной. Этот брак был бездетен, что дало формальные основания для развода в марте 1820 г. Уже в мае 1820 г. 41-летний Константин Павлович сочетался вторым, морганатическим браком с 25-летней полячкой Иоанной Грудзинской, получившей после того титул светлейшей княгини Лович.

Старшие братья, испытавшие все трудности непростых отношений с женами, искренне желали счастья младшему брату и поэтому не давили на него. Брак будущего Николая I, конечно, готовился заранее. Вопрос о браке с прусской принцессой Шарлоттой-Фредерикой-Луизой-Вильгельминой обсуждался в семье еще в 1808–1809 гг., когда Николаю было только 15 лет. Окончательно вопрос был решен в 1813 г., когда Александр I увидел принцессу в Силезии. Однако последнее слово оставалось за женихом.

С династической и дипломатической точек зрения этот брак был выгоден и Пруссии, и России. После разгрома Наполеона Россия наряду с Англией доминировала в Европе. Пруссия же, ослабленная наполеоновскими войнами, нуждалась в сильном союзнике. Поэтому прусский король Фридрих-Вильгельм одобрил возможность этого брака. Потенциальная невеста получила добротное образование, поскольку с ней занимались профессора Берлинского университета.

Впервые Николай Павлович увиделся с принцессой Шарлоттой 21 февраля 1814 г., когда прибыл в Берлин. Российского великого князя приняли в прусской королевской семье. Между молодыми (18 и 16 лет) возникла взаимная симпатия. После многочисленных согласований в октябре 1815 г. было объявлено о помолвке, но брак отложили до совершеннолетия молодых. Видимо, к этому решению подтолкнул печальный опыт Александра I.

В сентябре 1816 г. в Берлине состоялось обручение молодых по протестантскому обряду. В апреле 1817 г. Николай Павлович вернулся в Петербург. Вскоре принцесса Шарлотта с братом тоже выехали в Петербург. Наконец, в июне 1817 г. состоялась церемония обращения невесты в православие, которую нарекли Александрой Федоровной. На момент брака жениху шел 22-й, а невесте 20-й год. Церемония бракосочетания состоялась 1 июля 1817 г. в Большой церкви Зимнего дворца.

Это был брак по любви. Это был личный выбор великого князя, хотя и тщательно подготовленный старшим братом. На протяжении всей жизни Николай Павлович с трогательной внимательностью относился к своей супруге – императрице Александре Федоровне. К ней он проявлял предельную заботу, окружая ее всей возможной пышностью. На половине императрицы в Зимнем дворце традиционно собиралась вся большая семья, центром которой была слабая и постоянно недомогавшая Александра Федоровна.

Примечательно, что с начала XIX в. загар в аристократической среде считался дурным тоном. В эпоху романтизма бледные, анемичные девушки (по моде того времени) уже в семнадцать лет были «разочарованы в жизни», прогуливаясь с томиком Байрона по аллеям загородных резиденций. Поэтому, когда в 1817 г. в Россию приехала принцесса Шарлотта, дамы высшего света буквально просканировали девушку и вынесли вердикт – слишком загорелая, как простолюдинка. Графиня Ливен сочла возможным заявить Шарлотте: «Вы очень загорели, я пришлю вам огуречной воды умыться вечером»

.

В 1818 г. великая княгиня родила первого ребенка – будущего императора Александра II. В 1820 г. родился мертвый ребенок. Всего она родила Николаю Павловичу семерых детей, не считая мертворожденного. Конечно, это не могло не сказаться на состоянии здоровья еще молодой женщины.

Это стало одной из причин преждевременного старения и худобы Александры Федоровны. Она считалась крайне больной женщиной, испытывавшей периодические «припадки биения сердца». По этой причине императрица могла себе позволить принимать гостей полулежа. Врачи старались удалять императрицу из столицы на зиму, поэтому она регулярно выезжала на курорты за границу (в 1821, 1824, 1834, 1835, 1839, 1844–1845, 1852, 1856, 1859 гг.), где лечилась сывороткой и минеральными водами. Постоянными местами ее пребывания были модные климатические курорты в Спа, Эймсе, Крейте у подножия Альп. Зимы Александра Федоровна проводила в Неаполе, Палермо, Ницце, Шлангенбахе

. Современники отмечали, что императрица после событий декабря 1825 г. страдала конвульсивными подергиваниями головы.

Трогательное и внимательное отношение к жене не мешало бравому Николаю I заводить интрижки. Эти интрижки император называл «васильковыми дурачествами». Испытывал он и более сильные чувства. Так одна из фрейлин его жены – В. А. Нелидова на протяжении многих лет была его негласной фавориткой. Но следует подчеркнуть, что свои несемейные увлечения Николай I тщательно скрывал, и все выглядело прилично.

Естественно, современников, особенно дам, крайне интересовали эти «васильковые дурачества». При этом они дружно отмечали, что «дурачества» занимали далеко не главное место в жизни императора, буквально заваленного многочисленными делами и скованного очень плотным рабочим графиком.

Так, даже весьма осведомленные дамы, с надежными «источниками информации» при дворе, задавались вопросом: «Когда же царь бывает у фрейлины Нелидовой? В 9-м часу после гулянья он пьет кофе, потом в 10-м сходит к императрице, там занимается, в час или 1.30 опять навещает ее, всех детей, больших и малых, и гуляет. В 4 часа садится кушать, в 6 гуляет, в 7 пьет чай со всей семьей, опять занимается, в десятого половину сходит в собрание, ужинает, гуляет в 11, около двенадцати ложиться почивать. Почивает с императрицей в одной кровати»

.

Судя по всему, Варвара Аркадьевна Нелидова была больше другом царя, чем фавориткой, поэтому отношения Николая I и Нелидовой оставались непонятны окружающим, которые пытались уловить хотя бы намек на их «неформальность». Бывшая фрейлина императрицы, «черноокая Россети», говорила в своих воспоминаниях, что в марте 1845 г. «за ужином государь пожаловал за наш стол, между мной и Захаржевской; по ту сторону Захаржевской сидела Варинька Нелидова, которую государь всегда зовет Аркадьевна… Она очень умно себя ведет и очень прилично. Особенного не было говорено»

.

Видимо, император Николай I считал придворный флирт неотъемлемой частью своей «работы». Конечно, его «маневры» весьма критично оценивались обойденными его вниманием современницами: «В Аничковом дворце танцевали всякую неделю в Белой гостиной: не приглашалось более ста персон. Государь занимался в особенности бар[онессой] Крюднер, но кокетствовал, как молоденькая бабенка, со всеми и радовался соперничеством Бутурлиной и Крюднер. Я была свободна как птица и смотрела на все эти проделки как на театральное представление, не подозревая, что тут развивалось драматическое чувство зависти, ненависти, неудовлетворенной страсти, которая не переступала границ единственно оттого, что было сознание неискренности государя. Он еще тогда так любил свою жену, что пересказывал ей все разговоры с дамами, которых обнадеживал и словами, и взглядами, не всегда прилично красноречивыми»

. Этот приватный бал («не приглашалось более ста персон») состоялся в марте 1845 г., когда семейный стаж императорской четы составлял уже 28 лет, но при этом мемуаристка признает, что Николай I любил свою жену. Об этом же свидетельствует и диалог между мемуаристкой и баронессой А. П. Крюднер, наблюдавшими, как царь беседует с Е. М. Бутурлиной: