Оформитель слов

Но поэт растёт и развивается. Душа требует изливать слова на бумагу и издаваться миллионными тиражами. Со временем появляется интернет и всякие сайты, где твои гениальные стихи наконец-то будут читать ВСЕ.

Но оказывается, на сайтах этих сидят исключительно сами поэты, которые только и делают, что свои стихи загружают, а чужие стихи не комментируют – они им в общем-то, совершенно не интересны. Хуйня потому что графоманская.

Вскоре я понял, что современные «поэты», на всех этих сайтах литературных – самоизверженцы. Своими стихами они ничего полезного для общества сделать не могут. Только говорят, что талантливые и творческие, но это пиздёшь. Это ранимые, вредные и коварные личности. Очень сильно при этом бесполезные для общества и прогресса. Потому что ноют, от того, что их не ценят.

Уже много лет спустя работая в книжном магазине, я понял, что поэтическая натура, в лучшем случае, издаст книгу со своими стихами нахуй никому не нужными за СВОЙ счёт и ЛИЧНО отнесёт в магазин на полку. Потом будет туда невзначай заходить, облачившись в пальто, шляпу и усы, и спрашивать между делом:

– А скажите: у вас есть книги с ГЕНИАЛЬНЫМИ стихами?

Такому поэту дадут в дрожащие от предвкушения авторского триумфа руки томик Пушкина.

– Александр Сергеич… м-м, – скажет поэт кисло. – А что-нибудь без трагических метаний у Чёрной речки? Более актуальное?..

Дадут Бродского.

– А что-нибудь за пределами комнаты? Эроса? Вируса?

Дадут пизды и выгонят нахуй из магазина.

Книги таких самодеятельных поэтов не нужны никому, кроме самих поэтов. Даже родственникам. Те вообще редко понимают душевные переживания сородичей.

Я так однажды спалил все свои сочинения на дороге перед домом. Просто бросал в костёр и вытирая слёзы, говорил:

– Я – бездарность!

А началось всё с того, что десять минут назад я сидел в своей комнате и сочинял новый жалостливый стих для газеты. Задумчиво так, никого не трогая, как вдруг в комнату ворвалась младшая сестра и, размахивая уставшей от жизни куклой Лапшой, сказала:

– Дейзик погрыз Лапшу! Это всё потому, что ты не посадил его обратно на цепь, после прогулки! Это ты виноват! Ты!!!

Наш пёс Дейзик, несмотря на большую усадьбу, никогда не гадил на её территории. Для этой цели его отпускали с цепи побегать за калитку, и он за десять минут успевал обоссать всю округу, чуть ли не до самого Панамского канала. Потом возвращался и спокойно совал голову в ошейник. А тут меня ударило вдохновение, и я забыл определить его на привязь.

Расстроенная сестра начала бить меня покалеченной Лапшой по голове. Я опешил, а потом выхватил из её рук куклу и строго сказал:

– Уйди, мелкая! Ша! Видишь, я сочиняю СТИХ!

– Да пошёл ты, мудила, со своими беспонтовыми стихами никому не нужными! Сидишь тут… – она схватила листы со стихами, смяла и бросила на пол. – А-а-а-а-а! Изверг!

Горько заревела и убежала.

Тут же прибежала мама.

– Ты зачем сестру обидел?! Почему она плачет?!

– Да я сижу, пишу, а она тут…

– Вставай, бегом! Иди успокаивай её!

Успокаивать я никого не стал. Потому что я гордый и задеты мои хрупкие чувства творца. Сжимая от обиды кулаки и надув губы, я собрал все свои стихи, вышел на дорогу, развёл костёр и принялся бросать в него исписанные листы. Из гаража появился папа, поморщился, понюхал рукав и огляделся.

– Что делаешь? – спросил он.

А я, весь исполненный трагизма, сунул башку в клубы дыма, чтобы на слезу прошибло и ответил:

– Стихи свои сжигаю…

– Понятно, – отозвался он, оглядываясь по сторонам. – Как закончишь, поможешь мне вон то бревно в конец огорода унести.

И снова скрылся в гараже.

Стихи и рассказы горели, но никому до этого не было дела. Я начал переживать. Неужели, всем настолько безразлично? С кем я живу?..

Но потом всё-таки пришла сестра.

– Ладно, не обижайся на меня, – сказала она, глядя на пламя – Я случайно сказала про стихи… Они у тебя хорошие. Но Лапша не заслужила такого обращения…

– Мы починим Лапшу, – отозвался я и выбросил последние листы в огонь. – Обязательно починим.

– Хорошо, починим, – согласилась сестра. – А ты стихи новые напишешь.

– Обязательно. Мир?

– Мир.

Мы пожали руки. А сжигал я, конечно же, черновики, которые давно пора было выбросить.

Вареньевый эпизод

У моей сродной старшей сеструхи был знатный пёсель-доберман по кличке Джек. Иногда она приходила с ним в гости. Тогда я страшно радовался, ведь у нас у самих в квартире никогда не было кошки или собаки. На то были причины.

Мама выросла в деревенской глухомани и поэтому считала, что нечего держать в квартире домашних животных. Зачем? Это бессмысленно. Мышей здесь нет, случайные прохожие по квартире не ходят. Вот в деревне кошка нужна, чтобы паскудных грызунов ловить, а собака служит непревзойдённым охранником и сигнализацией. Присутствие котопсов оправданно вполне ощутимой пользой.

К тому же, со слов мамы было ясно, что в деревенской избе за такими «домашними» животными убирать не надо, как и выгуливать по утрам, нацепив намордник. Они САМОСТОЯТЕЛЬНЫЕ. А вот в квартире – лотки, обоссаные обрывки газеты, изгрызенная и обслюнявленная мебель, а также ЗАПАХ. Кошмар. Вето касалось также различных попугаев, хомяков и рыбок – их мама тоже категорически не понимала.

К Джеку же она относилась нейтрально. Как гость он был всегда учтив, молчалив и чистоплотен. Их общение сводилось к минимуму. Суровый мамин взгляд как бы говорил: «будешь плохим мальчиком, я из тебя шапку сделаю». Поэтому по всем параметрам Джек был совершеннейший хороший мальчик.

Сеструха жила на улице имени лихого революционера Олеко Дундича, а мы на проспекте матёрого чекиста железного Феликса. Путь от лихого революционера до главного чекиста не сильно труден и далёк. Примерно шесть остановок. Наверное, поэтому, приходя в гости, утомлённый прогулкой Джек всегда садился на диван и смотрел телевизор, пока люди разговаривали на кухне.

…В тот хмурый осенний день нас, второклашек, неожиданно повели на экскурсию в «Берёзовую рощу» собирать листья для гербария. Я сильно обрадовался. Раз-вле-ку-ха. По городу шагала осень, в рюкзаке болтался новый пенал, а под ногами шуршала золотистая листва. Неожиданно мои ботиночки наткнулись на что-то мягкое в листве. Я остановился.

– Ильюша, ты чего там встал, как вкопанный? – спросила учительница.

– Тут белка… мёртвая, – отозвался я.

Все мальчишки немедленно подбежали ко мне посмотреть внимательнее, а девчонки сказали: «Фу! Бедная белочка!» и жалостливо отвернулись. Мы же с пацанами раздобыли палки и начали тыкать бездыханную тушку несчастного животного.

– Давайте сделаем из неё ЧУЧЕЛО?

– Давайте её в школу отнесём?