Оформитель слов

– Сиди и не высовывайся, – сказал батька. – Нам, главное, за пределы города выехать и благополучно миновать пост ГАИ. Если что-то срочное, стучи по кабине, мы откроем окошко и дадим тебе чупа-чупс.

Выехали. Я лежал и, со слезами глядел на то, как позади остаётся родимая «хрущёвка», в которой квартира, полученная тридцать лет назад дедушкой Александром Трофимовичем. Я прощался с привычным и знакомым миром, который мне страшно нравился, а впереди маячила прекрасная сельская житуха вообще блять непонятно какая.

Ехать в кузове мне, конечно же, понравилось. Миновав опасные локации, мы начали двигаться по Чуйскому тракту, где мне уже разрешили встать и глядеть на дорогу вперёд. Я открывал рот, чтобы ветер надувал меня, как дирижабль, но я не надувался, потому что на мне намертво застегнули тяжёлую шубу, а пуховую шапку привязали к голове.

Поля и деревья на горизонте вскоре совсем заменили населённые пункты, даже самые невзрачные. Столько полей и деревьев я в жизни не видел. Но они, преимущественно, были одинаковыми и скоро наскучили. Я много раз слышал, что это всё несказанная красотища родных просторов, но мне она подозрительно казалась унылой и серой. Мы двигались всё дальше, в самую эту глубь неведомых красот.

Наконец, спустя три часа, прибыли на место. Было очень ТИХО и СВЕЖО. Когда мы более или менее затащили все вещи в нашу ИЗБУ, мама наскоро пожарила яичницу. Перекусили. Сидя на каком-то сундуке и изумлённо озираясь, я спросил:

– Это всё наше… ну, дом и всё вокруг?

– Да, – сказала мама.

– Эх, красотища-от какая! – сказал я деловито, потому что так всегда надо говорить, когда осматриваешься в сельской местности.

Батяня тут же закурил и поведал мне такую историю:

– Однажды, спустя несколько лет после окончания войны, твой дедушка Александр Трофимович купил себе мотоцикл и предложил своей матери Акулине поехать на нём в Алтайский край на малую родину. Она согласилась. Вот представь, тридцатилетний слесарь авиационного завода, и его пятидесятилетняя мать мчатся на мотоцикле по Чуйскому тракту. То есть по тому же пути, по которому ты сегодня ехал в кузове. Впрочем, у них впереди расстояние было гораздо длиннее – почти пятьсот километров. Согласись, не самый простой способ погостить у родни! Как бы то ни было, но они спокойно себе доехали до места назначения. Вот и ты сегодня тоже большой молодец! – потрепал батяня меня по лохматой голове. – Ехал, можно сказать, по старинке!

– Хм, – я загордился собой и немедленно спросил: – А ты мне купишь мотоцикл, как у деда? Я тоже однажды маму к родственникам свожу!

– Может быть, – ответил батяня. – Может быть…

Так я стал крестьянином, а обещанный мотоцикл мне потом, конечно же, не купили.

Метрострой

За моим окном домика в деревне всегда наметало огромный, как дирижабль, сугроб. И вот однажды глядя на эту бесполезную гору снега, я понял, что пора… пора строить метро.

Это летом куча развлечений: речка, руины старой разваленной совхозной фермы, походы в лес, футбол с пацанами, шалаши и прочее. Зимой же – ассортимент игр весьма скудный.

Ах, это особенное время! Когда за окном минус сорок три, занятие в школе отменили и, по такому случаю, детвору с улицы палкой не выгонишь: снежки, санки, лыжи, все жрут мороженое и страшно рады, что в школу не пошли. Маленькие сибиряки антиморозны.

В один такой замечательный морозный день решил я вырыть в несуразном сугробе красивые ТОННЕЛИ.

– Сына, ты куда? – спросила мама, когда я надел отцовский тулуп, ватные штаны и валенки.

– Метро строить.

– Какое ещё, нахер, метро?

– От станции «Дом» до станции «Сарай бабы Маши».

Мама посмотрела на меня со значением, а батька сказал:

– Метростроевец хуев. Нет, чтобы снег во дворе почистить, он МЕТРО рыть собрался.

На что мама справедливо заметила примерно следующее:

– Ты бы сам на диване не валялся, а пошёл бы и почистил… Лежишь целыми днями и нихуя не делаешь.

– Я думаю о нашем будущем.

– Ага, конечно. Иди делай свои квадратные сугробы!

– Борща хочу…

Батька всегда из неправильной формы сугроба делал аккуратные кубики и складывал рядом. Мама такое решительно не приветствовала и строго велела не делать во дворе снежный городок.

Они продолжили спорить, а я слинял.

Стоить заметить, что время с трёх часов дня и до пяти вечера я решительно не могу терпеть до сих пор. Это самое унылое время в сутках. И рыть тоннель в данном случае – сказочное развлечение.

На хуторе, где стоял наш дом, по соседству жили только две одинокие бабушки: Евдокия и Мария. Детей на холме кроме меня (толкового парня) и глупой сестры больше не было. Так что помогать некому.

Половину дня я ползал по сугробу на коленях, рыл, копал и утрамбовывал. Тоннель в итоге оказался прекрасен, как поле из васильков. Но я совершенно замёрз и решил дорыть его на следующий день, потому что морозы всё ещё неистовствовали, а занятия в школе вряд ли начнутся.

Лёжа вечером на диване с лицом академика наук, в лучших традициях безработного батьки, я почувствовал, что колени мои страшно разболелись. Мама сказала, что застудил.

Я вошкался в кровати от медленно нарастающей ноющей боли весь вечер. А уже ночью мои красные колени так опухли, что ноги практически не сгибались. Такое было ощущение, что в них залили жидкий свинец и он застыл. За ночь я всех заебал со своим нытьём, а к утру уже натурально помирал от страшной боли и выл на люстру.

Все страшно перепугались и решили немедленно депортировать меня в районную поликлинику. Скорую помощь вызвать – телефона нет. Да и когда она приедет в наше дремучее село, тоже вопрос любопытный. Зачем, в конце концов, заставлять врачей лезть три километра по сугробам, если кто-то, КОГДА БЛЯТЬ МЕТРО РЫЛ – ЗАСТУДИЛ СЕБЕ КОЛЕНИ, А ТЕПЕРЬ НОЕТ САМ ВИНОВАТ!

Автобус до райцентра отправляется в 7.30. Идти три километра по УЗКОЙ тропинке. Сперва вниз с холма и через застывшую реку, потом на другой холм, где с правой стороны нет снега, потому что горят торфяники, потом по деревне и на остановку, где тарахтит ПАЗик.

Шли мы очень долго, потому что я постоянно падал и плакал. Нести меня на руках не получалось, просто неудобно, а идти на костылях по узкой тропинке очень непросто – костыли тонут в сугробах, которые по пояс. Я страшно устал и хотел утопиться в реке, но она была засыпана снегом и вообще замёрзла.

Батька меня поддерживал и страшно переживал.

– Вот тебе и метро… – говорил он, пытаясь подбодрить. – Я, сынок, кстати, сам однажды принимал участие в строительстве метро Новосибирска. Мы тогда станцию «Площадь Ленина» строили, я плиты возил…

Дошли кое-как и сели в автобус. С учётом того, что ноги не сгибались, мне их чуть не переломали возмущённые пассажиры, расхаживая туда-сюда с сумками. Ехать полтора часа. В девять с лишним утра прибыли в райцентр и «метнулись» в поликлинику. С трудом взяли талон, просидели девяносто минут в коридоре, голодные и злые. Наконец, настала моя очередь.

– Что у вас? – спросил врач.

– Кхм… Да вот… метро строил, колени застудил… – развёл руками батька.

– Метро – это монументально! – усмехнулся врач. – Снимай штаны.

Я с трудом стянул толстые ватные штаны.

– Так-так… ну что, ничего страшного! – пощупал мои колени врач и скрылся в смежном кабинете. Вернулся он оттуда с тазиком и совершенно огромным шприцом, которым можно накачать колёса БеЛАЗа.

– Всё просто, – улыбнулся врач, – сейчас мы с помощью этого МИЛОГО шприца выкачаем из коленок вредную жидкость и выльем её в тазик. Хочешь конфетку?

Я бы съел килограмм «Рачков», лишь бы шприц меня вообще ни касался.

– Нет… – сглотнул я.